Эрайн.
Ветерок выгладил траву на берегу, перетряхнул ивам длинные косы, тронутые осенней желтизной. Солнечная рябь пронеслась по поверхности воды, слепя глаза. На лицо мне упала растрепанная прядь. Волосы мантикора не шелохнулись.
– Эрайн, Малыш… – прошептала я одними губами.
Далеко. Он не услышит, даже если заговорить в полный голос. Если только крикнуть во всю глотку.
Может, подойти? Подойти поближе, окликнуть его. Он же на меня не бросится? Не бросится ведь, правда?.. Скорее, он испугается и убежит как дикий зверь. Не узнает меня.
Потому что забыл. Шок пробуждения смыл воспоминания о странном сне. Он сам говорил, что это был кошмар. Кошмар надо поскорее забыть. И меня вместе с кошмаром.
Амаргин предупреждал… будут сложности.
Эх, но разве я могла предположить, что сложности начнутся сразу же по пробуждении? С места – и в карьер?
Мантикор поднял голову – я увидела его профиль. Точеный резкий профиль обитателя Той Стороны. Насторожились звериные уши – большие, острые, украшенные веером шипов. Ветерок снова вздохнул, рассыпая блики по воде.
– Эрайн.
Я ведь знаю твое имя, Эрайн. Твое сокровенное имя, то, которое определяет тебя, придает тебе твою истинную самость. Как тело является формой для души, так и имя есть форма сути. Ты слышишь меня, друг мой, Эрайн?
Как слепит глаза солнечная рябь! Щекочет меж ресниц сияющей спицей, царапает изнутри веки. Плывут в солнечном сиропе зелень и серебро, осколки неба, наклонная плоскость берега, хром и кобальт воды, ртуть отражения, желтая охра песка…
«Эрайн, ты слышишь меня?»
…
«Почему этот свет, эта рябь так мучит глаза? Почему так жмет горло и теснит в груди, почему во рту так горько и солоно? Смотри, Эрайн, ведь это настоящая радость – видеть над головой не замкнутую тьму пещерных сводов, но синеву сверкающую, полуденную, лютую, истончившуюся в зените настолько, что сквозь нее уже проглядывает черный зрак космоса. Разве растительное буйство вокруг не лучше фосфорной зелени мертвой воды? Это золото… взгляни! Этот ветер… Эрайн, да что с тобой такое?»
«Горечь. Соль. Ком в горле».
Мне тошно. Тошно мне. Не хочу я этого видеть.
Лучше ослепнуть.
Лучше умереть.
«Ты забыл, каков мир снаружи? Ты хочешь домой, на ту сторону? Потерпи, милый мой Дракон, потерпи немножко, все пройдет, все станет на свои места. Мне хорошо известно, насколько печальным и страшным бывает узнавание, но ведь оно принадлежит тебе…»
Нет!
Я не Дракон.
Незримая ладонь легла мне на лоб и оттолкнула меня. Отодвинула с силой, довольно грубо, почти оборвав связь.
Паника:
«Не уходи! Погоди… прости. Я не хотела тебя обидеть».
Я не дракон. Нет. Нет.
«Эрайн. Прости. Позволь мне подойти».
Никогда не называй меня так.
Меня подташнивает от горечи. Ресницы слиплись, щеки стягивает соленая корка.
– Хорошо, ладно. Хорошо. Я поняла. Это не твое имя, Эрайн. Я ошиблась.
Пауза. Вздох.
«Я ошиблась, слышишь?
Если бы…
Ты позволишь мне подойти, Эрайн?»
Подойди.
Я выглянула из кустов – и увидела, как мантикор тяжело разворачивается в мою сторону, безошибочно нанизывая меня на спицу темного странного взгляда. И глаза у него жуткие. Жуткие, жуткие!
Тьма, от века и до века. Тьма беспросветная. Слепой взгляд пустоты.
Лесс… Ты боишься меня?
«Нет».
Ты боишься. Боишься.
Темные когтистые ладони скрыли склоненное лицо. Волосы-лезвия тяжким каскадом потекли из-за спины на ссутулившиеся плечи – даже из своего убежища я услышала их змеиный шелестящий звон.
«Я сейчас подойду, Эрайн».
Выбравшись из кустов, я сделала пару шагов вниз по склону, когда в спину меня толкнул беззвучный голос:
Стой.
«Что?»
Стой, Лесс… ты слышишь?
Я замерла, прислушиваясь. Эрайн повернул голову к противоположному берегу, на котором сосны подступали к самой воде. Уши его настороженно развернулись зубчатым веером.
Шумела листва на ветру, всплескивала вода… невдалеке, над зарослями золотой розги, гудел поздний шмель. Ничего подозрительного я не слышала.
– Эрайн…
Я ухожу, Лесс. Там… за мной… пришли…
– Погоди! Я с тобой!
Не подходи!
– Малыш…
Нет!
Беззвучный окрик остановил меня на бегу – словно стеклянная стена выросла на пути. Я грянулась в нее всем телом – мгновенно вышибло дух, зубы лязгнули, прикусив кончик языка… склон вывернулся из-под ног, и золотая розга приняла меня в свои объятия.
Повозившись в поломанных цветах, я кое-как поднялась. Меня отшвырнуло в заросший травой овражек: ни мантикора, ни реки отсюда не было видно. Прикушенный язык горел огнем.
«Эрайн?»
…
Вместо отклика я услышала нарастающий, приближающийся стук копыт.
Почти на четвереньках рванула на свой прежний наблюдательный пост.
Мантикор был внизу, но связь меж нами оборвалась. Он стоял на отмели, пригнувшись, растопырив локти с парой шипов на каждом, скрючив пальцы с когтями, развернув сверкающий иззубренный гребень на выгнутой колесом драконьей спине. Длинный хвост метался по мелкой воде, взрывая гальку и мокрый песок.
Из-за сосен на пологий противоположный берег вылетел всадник.
И, не сбавляя хода, послал лошадь через неглубокую воду на отмель. Взлетел веер брызг, в брызгах мелькнула черная диагональ копья, мантикор ртутным росчерком ушел в сторону, развернулся, бросился в атаку. Лошадь взвизгнула, диким скачком перелетев через мантикорову спину, всадник каким-то чудом удержался в седле. Опять промельк копья, на мантикорском предплечье распахнулась алая щель – переломившись, копье кануло в воду.
Меж берегами мостом повис хриплый рев. Эрайн отпрыгнул по-кошачьи, боком, снова свился пружиной – и вдруг возник на лошадином хребте, мгновенно переломившимся под ним. По ушам шарахнул дурной визг, в небо ударил мутный, подкрашенный кровью фонтан воды и песка.
Я с ужасом глядела, как летят ошметки плоти из-под когтей Эрайна, как он остервенело пляшет на агонизирующем теле, как крушат обнажившиеся ребра четыре лапы, две руки, острые зубы и беспорядочно хлещущий хвост.
Он с ума сошел!
«Эрайн!!!»
На краю зрения метнулась человеческая фигура. Ого, всадник, оказывается, спасся – а я даже не заметила как. И он не бежит, он снова нападает!
«У него меч.
Эрайн! Да услышь же меня!!!
Слева!!!»
Не слышит. Человек – ловкий, статный, в облепившей тело мокрой одежде, с мечом в руке. Прыжок к чудовищу, удар, нырок под взлетевшую навстречу лапу. Фонтан песка.
Рев! Закладывает уши, в реве не ярость – боль.
Я шарю глазами по берегу. Где человек? Только что был здесь!
Вот он, пятится по мелководью. Эрайн, по глаза заляпанный кровавой дрянью, пластается в полете, человек, рухнув навзничь в воду, пропускает его над собой – острие меча, уже испачканное кровью, чиркает по светлому брюху.
– Неееет!
Кувырком скатываюсь с обрывчика, приложившись о гальку руками и коленями, вскакиваю, бегу…
– Стой! Не трогай его! Я договорюсь с ним!
Какое! Распахивая воду, косой дугой летит меч, вперехлест ему, подрубая ноги, – молния драконьего хвоста. Потеряв меч, человек веретеном катится на песчаный бережок, пятная его красным – первая рана. Не позволяя ему подняться, чудовище напрыгивает следом – и получает ужасный удар ногами в грудину. Человека бы снесло, но мантикора лишь прикладывает спиной о собственный драконий хребет. Противник, перекувырнувшись, стремглав ныряет за высокие камни.
Пауза.
Эрайн огляделся и заорал. Заорал хрипло, жутко, скаля клыки, сахарно сверкнувшие на чумазом лице. Сильно припадая на правую переднюю лапу, кинулся к мечу, повернулся задом и по-кошачьи забросал его песком. Вон его куда задело, под лапу. Слава богу, брюхо не распахало.
Фу-у… Кажется, мантикор потерял человека. Кажется, все остались живы.
Эрайн! Какого черта ты ввязался в драку! Тебя же поранили, могли совсем убить, ненормальный! Ты же сказал, что уходишь, почему ты не ушел?
«Эрайн, ты слышишь меня?»
– Эрайн?
Он оглянулся на мой голос – и заворчал. В темных прорезях глазниц полыхнуло алым. Хвост звучно хлопнул по сырому песку.
Я невольно отшагнула назад. Эрайн? Что с тобой? Не узнаешь меня?
В этот момент мантикор вдруг дернулся и прянул в сторону. Звонко шлепнулась в воду галечка – из-за темной глыбы выглянула облепленная мокрыми волосами голова.
Хриплый рык разорвал и смял воздух, словно лист пергамента, а потом отбросил его в сторону. Рык комком бумаги еще перекатывался по песку, а мантикор уже стелился в прыжке длинным фестончатым вымпелом, жестяной, вычурно изрезанной лентой… да что я! Он был похож на удивительное оружие из Сагая, которое то ли копье, то ли меч на длинном древке, чуть изогнутый, иззубренный, с несколькими разновеликими и разнонаправленными клинками.
Перебежки и прятки между камней. От мельтешения зарябило в глазах. Двуногий оказался легок и быстр, он мелькал мотыльком тут и там, скрываясь, появляясь, скрываясь снова… Хромающий мантикор беспорядочно метался, коротко взрыкивая, стесывая бока на крутых поворотах, веером взрывая мокрый песок. Хвост его со скрежетом стегал камни. Вот скорость развернула его и приложила боком о скалу – даже с такого расстояния донесся глухой удар тела о камень, треск и визг сминаемых лезвий-волос. Огромная глыба накренилась – двуногий мотылек немедленно порхнул в щель между ней и соседним камнем. Оттуда в чудовище полетели галька и песок.
Пригнувшись как пес, Эрайн с поворота нырнул в ту же щель.
Обидчик тотчас вывернулся с другой стороны, подскочил к накренившейся глыбе, присел, упираясь в камень спиной… я отчетливо увидела, как ноги человека по щиколотку погружаются в песок, а камень сползает с места, накрепко зажимая мантикора в узкой щели.
Ошеломленная пауза.
Я начала тереть глаза, потому что не поверила им. Безоружный человек поймал мантикора. Поймал этот одушевленный ураган из лезвий разной длины…