– Девушка под личиной. – Я слизнула с пирога потекший мед. – И Каланда скорее всего под личиной, ты ее не узнаешь.
– Ты личину этой девахи описала. Возьму ее за ухо и вытрясу все что надо. И пусть попробует на меня колдануть!
– Это может быть опасно.
– Ага. – Мораг подхватила с блюда курицу и разломила ее пополам как булку. – На меня вообще опасно покушаться. Пока никто не выжил, а кто выжил, тот не рад. – Она откусила пол куриной ноги вместе с костью, сплюнула кость на пол, вытерла руки о скатерть и поднялась. – Ладно, я пошла.
– Ночь на дворе, поздно по гостям ходить. – Ратер глядел на принцессу. – Помозговать сперва надо, потом уже бегом бежать.
– Завтра будет еще позднее, рыженький. Пока они не знают, что я здесь, надо действовать.
– А почему вы были так уверены, что у королевы сын? – спросил Пепел.
Мораг нахмурилась:
– Действительно, почему?
– Потому что Найгерт – мальчик, – буркнула я.
– Что-то намудрили Герт с Кадором и Вигеном. – Мораг, морщась, потерла ключицы. – Какой такой наследник и претендент, если это девка? Однако ж они уверены были, что у королевы – парень.
– Кукла изображала мальчика, – сказала я. – Оттого и уверены. Но отмахиваться еще рано. Их может быть двое. Мальчик и девочка.
– Девочка! Этой девочке на мантикора глянуть позволили. – Кукушонок сжал кулак. – А солдат на воротах сказывал, псоглавцы никому его не кажут и от денег носы воротят.
– Ничего удивительного, братец. Она колдунья.
– Я че смекаю: не простая она. То есть из свиты леди Корвиты Клест. Может, той самой ледью и послана.
– Псоглавцы, похоже, хотят отвезти Малыша Найгерту в подарок к свадьбе. Хаскольд говорил: «Ни у кого нет такого красавца, а у короля Амалеры будет».
– Замечательный подарок, – фыркнула Мораг. – Чтобы подлизаться к Герту. Поэтому Клестиха послала свою колдунью, чтобы надурить монахов и отобрать у них мантикора.
– Госпожа моя принцесса, – подал голос молчавший прежде Пепел. – Почему-то ты заранее ненавидишь свою сестру вкупе с будущей невесткой.
– Не твое дело, кого я ненавижу, певец. Хватит болтать. Все, что мы раньше понапридумывали, катится коту под хвост. Нужны новые сведения, и я собираюсь их получить.
Я рванулась:
– Пойду с тобой!
– Сиди! – гаркнула Мораг.
– Нет, – нахмурился Пепел. – Никуда ты не пойдешь.
А Ратер просто помотал головой. Я взбеленилась, конечно:
– Как это – «нет»? Это как это «нет»?
– Нагулялась уже. – Бродяга крепко ухватил меня за локоть. – Хватит.
– Чтобы ты там суетилась и под ноги мне лезла? – Мораг показала зубы. – Я мамочке скажу, что ты здесь сидишь, если она захочет встретиться с тобой.
«Если захочет!» Я плюхнулась обратно на табурет. А если не захочет? Вдруг ее и спасать не надо? Может, ей на меня всегда плевать было, а раз я не сгодилась для обряда, то дважды плевать… Все, что мы придумали, никуда не годится. Все оказалось не так. Все не так…
– Ты запамятовала, – сбавил тон Пепел, – тебя ищут, госпожа. И хоть все здесь сейчас заняты Клестами и мантикором, забывать об этом нельзя. Мне бы не хотелось выцарапывать тебя из подземелий, синюю от кровоподтеков, с вывернутыми руками.
О да… То есть – о нет. Пепел прав. Второго раза я не переживу, свихнусь.
– А колдун? – вякнула я растерянно. – Он может зачуять миледи.
– Колдун! – Мораг стояла уже у самой двери. – А ты-то сама кто? Полотерка? Ты, малявка, разве не колдунья? Вот и поколдуй, займись своим делом, а я займусь своим. Рыжий, а ты куда?
Ратер поднялся, шагнул к выходу и остановился перед принцессой.
– Я к монахам пойду, вот что. – Мораг была выше его на полголовы и шире в плечах, но даже на таком невыгодном фоне мой братец почему-то казался сильным, высоким и очень взрослым. – Наниматься. Смекаю, у них мне самое место, госпожа моя принцесса. Рядом с Малышом.
– Ты правда так думаешь? – спросила Мораг.
– Я нужен Малышу. А брат Хаскольд меня в оруженосцы звал.
– А то, что кроме рыцарства ты получишь монаший ошейник, тебя не смущает, мой герой?
Он мотнул головой:
– Нет, Мореле.
– Наглец.
Она положила ладонь ему на затылок и провела снизу вверх, взъерошивая волосы. И сжала пальцы, так что Кукушоночьи вихры рыжими перьями растопырились у нее из кулака.
– Пойдем, – вздохнула она, разжав руку и приглаживая смятые волосы. – Нам немного по пути, Ратери.
Они вышли, я посмотрела на Пепла:
– Мораг верно говорит. Я колдунья, я магичка, я должна заняться своим делом. Я должна действовать не как простой человек, а как волшебник. Мне надо подумать.
Певец катал в пальцах хлебный шарик. Лицо у него было усталое. Осунувшееся после болезни, глаза черным обведены. Он щелкнул ногтем, запустив шарик куда-то в угол. Я взяла его за руку:
– Пепел.
– М?
– А если я так и не смогу помочь тебе… ты уйдешь?
– Хм… ты в себе разочаровалась, прекрасная госпожа?
– А ты во мне – нет?
– Нет.
– А если?..
Он ухватил меня за локти, поднял с табурета и притянул к себе, поставив как ребенка меж раздвинутых колен.
– Все случится, как ты захочешь, моя прекрасная. «Если» – не рубеж, а только ступень. Перешагни ее, иди дальше. Ты волшебница, тебе нельзя стоять на одном месте.
– А ты?
– А я… – Он вдруг рассмеялся и ткнулся лбом мне в грудь. – Я рад бы остановиться, но у меня шило в заднице… Прошу великодушно простить некуртуазный стиль, прекрасная госпожа.
Я отстранила его, а он все хихикал.
– Пепел… да ну тебя. Что тут смешного?
– Смех лечит ссадины души, госпожа.
– Еще одно «хи-хи», и я разревусь.
– Разревись, – предложил он. – Я посажу тебя на колени и буду утешать.
Он и улыбался, и хмурился одновременно. Мой облезлый бродяга, загадочный менестрель. Я знала, что если сяду сейчас к нему на колени, то больше не слезу, и ни о каких попытках распутать ребус даже речи не пойдет. И я потеряю фору, и нас опередят, а Мораг и Ратер ушли в разведку, и Бог знает, что там с ними может приключиться.
Наверное, все это отразилось у меня на физиономии, потому что Пепел разжал руки и встал.
– Тебе надо подумать.
Я кивнула угрюмо, но решительно. Магичка я или полотерка, в конце концов?
– А я прослежу за нашей принцессой. Очень уж она решительно настроена. Как бы не влезла в свару.
– Только… вы возвращайтесь поскорее. Я же тут с ума сойду одна.
– Вернемся, конечно, – сказал он. – Конечно, вернемся.
Взял свою палку и ушел.
Я услышала, как снаружи щелкнула задвижка. Он меня запер. Чтобы не сбежала.
Съев пару ложек брусники, я налила себе яблочного вина, забралась с ногами на постель и приготовилась думать. С чего бы начать? Мысли разбегались. Я ухватила за хвост ближайшую, самую навязчивую.
Мысль была про Каланду.
Каланда тут. Я почти уверена. Она тут, вместе с дочерью, вместе с колдуном. Почему мы посчитали, что колдун держит ее в плену? Может, наоборот, он опекает ее и поддерживает, может, он вообще ее любовник? Эта девушка, ее дочь, отнюдь не выглядела запуганной пленницей. Наоборот, в ней было что-то от Мораг… вернее, от самой Каланды – непоколебимое чувство собственного достоинства и уверенность в себе. Она привыкла приказывать. Она привыкла получать желаемое. Она пришла к перрогвардам одна, без сопровождающих. И без свидетелей. Она ни капельки не испугалась чудовища. Эта девушка не пленница. Мало того, она сама себе хозяйка. Если она и служит кому, то по собственному желанию, не по принуждению.
Вспомни, можно ли было принудить к чему-то Каланду? Как бы не так!
Она бросила Врана – Врана! – потому что они что-то там не поделили. Хлопнула дверью и ушла. И даже волшебник дролери не смог ее согнуть. Что говорить о каком-то человечьем колдуне…
С другой стороны – ни шиша себе колдун! Приходит в королевский дворец как к себе домой, крадет роженицу с ребенком (или двумя), морочит голову лекарю и слугам, подкладывает кукол… Что-то слишком сложно получается, громоздко. Многое оставлено на авось, на удачу, на случайность. И что-то я перестала понимать, зачем ему это было нужно. Ладно, Мораг он опасается, но если его цель – Найгерт, то Мораг можно просто отвлечь, заставить уехать на пару дней и без помех сделать из худосочного короля маленький смирненький трупик. А если цель – не Найгерт, а Мораг… Что такого есть в Мораг?
Ее боятся колдуны. Но я ее не боюсь.
Потому что не колдунья, да? Фигуля вам на рогуле, я колдунья, и баста. Магия – это способ видеть мир, только и всего. Так говорит Амаргин. А уж он-то знает, что говорит.
Что такого есть во мне, что нет у других колдунов?
У меня есть фюльгья, а у других есть… у других есть гении! А гений – это некая бестелесная сущность, призванная или душа другого человека и которая остается с волшебником навсегда.
Сумерки
– Люди придумали множество способов обретения магической силы, словно магия – это нечто такое, чем можно обладать, передавать другому, отнимать, ограничивать… извращать…
– А евзар ен кат?
Я уже лихо болтала задом наперед. Со стороны, наверное, казалось, что Амаргин разговаривает с сумасшедшей. Но мало-помалу я училась экономить слова и выражать мысли точнее. Особенно после того, как вдосталь накочевряжишься, сломаешь мозги и вывихнешь язык, а тебя ехидно переспросят: «Что?»
– Магия – это способ видеть мир, только и всего. Магии нельзя лишить, как нельзя лишить певца музыкального слуха, а художника – его таланта. Певцу можно проколоть барабанные перепонки, художника ослепить, но эти увечья не отнимут у них того, что делает человека творцом.
– Яигам – отэ тналат?
– Не только. Кроме таланта требуется труд, желание, возможности. Некоторые люди от рождения имеют чуть больший, чем обычно, диапазон восприимчивости. Если его развивать – то получится неплохой колдун… или священник… или чудо-лекарь. Или поэт и певец, чье слово переворачивает сердца, вроде Золотого Арвелико или Анарена Лавенга. А может получи