ться великий полководец, вроде Черного Дага. Или великий король, вроде Халега Справедливого.
– Йынреч Гад, тяровог, лыб монудлок. Льорок Гелах гом тьыб мокинбешлов?
– Если бы захотел или посчитал нужным – отчего нет? А Даг колдуном не был, это людская молва его в колдуны записала.
– У Агад илыб ыномед. Ловьяд лад уме вономед. Аз ушуд.
– Чушь. Хотя доля смысла в этих заявлениях есть. Насчет демонов. К Дагу оно не относится, но существует масса учений, где основой магической практики является некая призванная сущность. Не обязательно демон, хотя частенько именно он. В смысле, сущность из Полночи, потому что Полночь легче призвать. Очень часто эта практика используется шаманами и колдунами языческих племен. В Ваденге и Кадакаре это излюбленный метод волшбы. Призвать полуночную тварь легко, выставить обратно трудно. С Полночью шутки плохи, поэтому колдуны частенько идут на хитрости и всяческие подмены, чтобы не платить Полночи слишком дорогую дань. А чтобы иметь возможность контроля, сущности, как правило, накрепко привязывают к чему-нибудь. К предмету, к определенному месту, иногда к самому себе
– А ягьльюф – отэ от еомас?
– То самое. Союз с фюльгьей – одна из разновидностей связи с потусторонней тварью. Так что ты, дорогая, уподобилась моим соотечественникам в языческих заблуждениях. Дарская и андаланская церковь в один голос объявят тебя продавшейся дъяволу ведьмой, и участь твоя видится мне печальной.
– Ы! – сказала я с чувством.
Добавить что-то более вразумительное я не могла. Меня уже объявляли ведьмой без всякой фюльгьи. И участь моя была печальна.
280 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (сейчас)
Мда. Тогда мой дорогой учитель будто накаркал про печальную участь. В разгар нашей беседы в Амаргинову хижину заявилась сама Королева и заявила, что мне пора убираться из Сумерек. Потому что Ирис взял свое поручительство обратно.
Тпррру! Свернули на страдания. Па-а-аворачиваем! Думаем дальше про колдунов и фюльгьи. И про гениев.
«Человек не может колдовать без помощи высших сил», – говорила Райнара. Я ей верила. Но, встретившись с Амаргином, поняла, что она ошибалась. Призвать гения – всего лишь один из способов причаститься волшбе. И далеко не самый лучший, потому что замыкает эхисеро в тесные рамки ритуала. Делай только так, и никак иначе, в древней книге все записано и объяснено, мудрость эхисерос оттачивалась веками…
А своей головой подумать?
…в сердцевине костра, в слепящей огненной мути, мечется двойная тень. Контур плывет от жара, плещут крыла, взмахивают руки, тонкая фигурка рвется на свободу, тварь из сажи и пепла вяжет ее хвостом, кутает крылами, кувыркается над головой. Крест-накрест чертят искры, в небо летит истошный вопль: АААААААААААА!!!
Кто назвал эту темную тварь душой любящего человека? С чего вы взяли, что душа умершего становится хранителем и источником силы для нового колдуна? Кого может призвать жертва, пусть даже и добровольная?
Это сделка с Полночью, такая же, как и та, что заключил Изгнанник. Ну не такая же, а подобная. Полночь дает колдуну магию, а колдун платит тем, чем обычно платят демонам, – душой. Но не своей, а чужой. Душой доверившегося и бескорыстно любящего.
Ты, Лесс, бескорыстной не была, вот и избегла. Райнара быстро тебя раскусила.
«Холодная тень, семя асфодели. Бесплотная сущность из бездны. Тьма не ждет Каланду за дверью как пес, а поселилась под сердцем как змея».
Тьма ей имя. Полночь. Демон.
Вот что не поделили Каланда и Вран.
Ирис говорил мне еще в самом начале, когда я только-только попала в Сумерки: «Брат думает, что в тебе сидит паразит, но это не так».
Потом Вран испытывал меня, больно ткнув пальцем в лоб: «Ничего нет. Странно».
Чуть позже Вран говорил Амаргину: «Все равно ты вожжаешься с полуночной мразью, и меня не удивляет, что ты, как и твои соплеменники, ищешь силу в этой проклятой пропасти».
Для Каланды эта тварь была основой магии эхисерос, и моя прекрасная королева выбрала магию, а не любовника из Сумерек. Ей не впервой было жертвовать большим и светлым чувством. Железная женщина моя Каланда.
Мстительный любовник ей достался.
«Красотка хлопнула дверью, Вран грозился, что все равно своего добьется».
«Все дело в том, кто платит. Потому что плата берется не только с тебя. Всякий раз, сколько бы ты ни отдал, оказывается, что твоей платы не хватило, и за тебя расплачивается кто-то другой».
Кто-то другой.
Мораг – вот кто расплачивается за отцовскую ненависть, за материнскую гордость и жажду силы. Мораг, невольная убийца демонов, ловушка для тех, что черпает силу из Полночи. Будь у меня гений – я бы тоже попалась.
«Жаба у колдуна поперек глотки стала, – рассказывала девочка из таверны. – Поперхнулся колдун жабой, оземь упал и давай хрипеть да корчиться».
Сама Мораг вспоминала мальчишку-факира на коронации: «Прут у тебя шарлатанский. А вот что скажешь, если я тебя пальцем насквозь проткну?» Ну и ткнула со всей дури. Не насквозь, конечно, но синяк здоровенный он схлопотал. Повалился на спину и копыта задрал. Я прочь пошла, тут он меня догнал и давай по спине дубасить. И визжать что-то несусветное».
Что сталось с Райнарой, я видела сама.
Мораг давит демонов. Хотя, наверное, не давит, вряд ли демона можно убить просто своим присутствием рядом. Скорее, она разрывает связь между колдуном и его гением, тварь сваливает обратно в Полночь, а человек остается… изувеченный, словно музыкант, лишенный слуха, словно художник, лишенный глаз. Магии он не лишен, потому что нельзя лишить магии. Но страдалец этого не знает. Ему кажется, что все кончено.
Он больше не волшебник, а нищая беспомощная развалина. Безумная старуха, в одночасье потерявшая молодость, власть и силу. Представляю, как перепугалась Каланда, когда увидела, во что ее дочь превратила Райнару!
Высокое Небо! Колдуна не было!
Не было никакого колдуна! Каланда сбежала!
От собственной дочери сбежала, подложив кукол вместо себя и ребенка. Чтобы никто и никогда ее не искал.
Боже мой.
Я больше не могла сидеть, вскочила и заметалась по комнате. Боже мой, боже мой…
Погоди, Леста Омела. Райнара ведь чокнулась, когда Мораг было… лет пять, кажется. Видно, способности нашего высочества проявились не сразу. Дареная кровь тоже не сразу проявляется. Мораг, кстати, Райнару еле вспомнила:
«Райнара, Райнара… в красном… Кажется, с ней что-то стряслось. Кажется, она заболела… или уехала куда-то… Это все без меня происходило, я тогда в Нагоре жила, всю зиму. Вернулась только на похороны».
Эх, жаль, Мораг ушла, я бы ее поспрашивала. Кто был у нашей принцессы первой жертвой, Райнара или кто-то до нее? Как вела себя с Мораг мать? Подозревала она что-нибудь или это было для нее неожиданностью?
Ой, ёоо, Мораг же ушла!
Ушла к Каланде, которая от нее сбежала, но теперь едет в Амалеру вместе с дочерью и свадебным поездом… Каланда едет в Амалеру, возвращается туда, откуда сбежала… везет с собой дочь… Не она ли покушалась на Мораг? Расчищала место, куда собиралась вернуться. А прежде сбежала… погоди.
Каланда не тронула свою старшую дочь, хотя смертельно ее боялась. Не расправилась с ней, не отослала подальше, хотя могла.
Она убралась подальше сама.
Покушалась не Каланда! Покушалась сестра! Выросла, заполучила гения и решила вернуться в Амалеру. Значит, Каланды здесь нет. Каланда не стала бы убивать дочь, ради которой когда-то покинула королевство.
Это младшая расчищает место.
Девица из свиты леди Корвиты Клест.
Странное имя – Корвита. Андаланское, не местное. От слова «корво» – ворон.
Вороненок!
Корвита – это вороненок!
Бред старой кликуши Райнары, забывшей, что потеряла гения, и поэтому все-таки волшебницы, искалеченной, слабой, безумной – но волшебницы.
«Ворон чернокрылый. Гладкое перо, бойкий нрав, коварный ум. Хитрый ворон, не подлетающий близко. Чернокрылый ворон, что сидит высоко на дереве и смотрит, как охотники идут по следу. Погибнет лев, на след встанет волк. Погибнет волк – выйдет шакал…»
Последняя часть головоломки встала на место – у меня аж зубы лязгнули.
Какая же я дура! Ну что мне стоило узнать имя Найгертовой невесты еще там, в Амалере? Всего-то надо было – услышать это имя: Корвита.
Хол-л-лера! Мораг к ней ушла!
Я бросилась к двери, затрясла ее, забарабанила:
– Откройте! Выпустите меня!
Мораг… может, ее уже убили… Пропасть! Пропасть!
– Откройте-е-е!
Окно. Второй этаж, высоковато, но во дворе кто-нибудь есть, выпустят меня… Обдирая ногти, распахиваю ставни.
Холодный ветер с запахом дыма швыряет в лицо звонкий мальчишечий вопль:
– …чтоб мне лопнуть, сама ведьма амалерская! Принцесса! Там така драка, у Строгача во дворе, страсть! Катина, тащи баклаги с квасом, господа как подерутся, так завсегда пить хочут!
Внизу, в темном квадрате двора, мальчишка нетерпеливо подпрыгивает и размахивает факелом. Тень его дико скачет по земле и по стенам.
– Кати-ина! Поворачивайся, квашня, Филик к своим побежал!
Подобрав подол, я неловко залезаю на узкий подоконник. Присаживаюсь на корточки, прищуриваюсь на мальчишку так, что огонь его факела размазывается пятном, облекая рыжим ореолом всю фигуру с головы до ног.
Внизу скачет и мяучит пушистый от сияния огненный клубок. К нему спешит второй клубок, побольше. В убогих коробках из мертвой древесины прячутся пламенные колобки – большие, маленькие, очень большие, очень маленькие… много.
Нет, Ската. Нам нужны не они.
Нам нужно другое. Не такое, как они. Оно отличается от них. Не знаю какое, но другое.
В лабиринтах пергаментных стен, в шалашиках из мусора и пепла, среди паутины и пленок кишат, шевелятся рои огненных светляков. Пересыпай их в руках как угольки, радуйся теплу, пей живительный жар.
Нет. Нам нужно другое.