Сейчас, Лесс.
Сейчас я помогу тебе, только продержись немного. Я уже иду!
Ладони Эрайна легли на железные прутья и раздвинули их как сухой тростник. С длинным металлическим шелестом драконье тело вытекло из клетки в ночь.
– Змей вылез! Змей! Вылез! Братия-а-а-а!
Удаляющийся крик, топот, чавканье грязи. В глаза Эрайну откуда-то сбоку бросился сгусток огня. Факел на длинной палке.
– А ну стой! Пшел назад! Пшел!
Эрайн отмахнулся, когтями содрал пылающую ветошь, зашвырнул ее в лужу. На мгновение огонь жарко лизнул его пальцы. Человек отступил, крестя воздух мечом.
– Сюда! Скорее! Зверь на воле!
Эрайн рванулся мимо, разбрызгивая воду, через лабиринты заднего двора, к воротам или хотя бы к стене. Крики эхом вернулись сразу с двух сторон, на черных мокрых галереях над головой замелькали огни. Загрохотали сапоги, загремело железо.
Под дождем пламя шипело и плевалось искрами, каждый факел окружал рыжий ореол. Эрайн разметал какую-то дощатую перегородку и выскочил на пустой пятачок перед конюшнями. От ворот к нему уже бежали люди с мечами и копьями, плащи хлопали как крыла, на белых налатниках – безобразные пятна оскаленных собачьих голов.
– Дорогу! – рявкнул Эрайн, но из горла вырвался только хриплый рев.
Навстречу вылетело копье, Эрайн сшиб его в полете, однако вдоль ребер жгуче чиркнуло другое. Пока еще не больно, но удар развернул мантикора, приложив загривком о взгорбленную драконью спину, взвизгнули сминаемые лезвия. И – следующий удар, сзади, под левую переднюю лапу, в старую рану.
– Аааррррр!!! – сама собой заорала луженая глотка.
Шшшааархх!
Драконий хвост широким махом смел сразу двоих. Вонь мокрого железа мгновенно проросла пьянящим запахом крови.
Внутри дернулось и пошло разворачивать черные кольца проснувшееся чудовище.
«Добились своего… безмозглые людишки, – обреченно подумал Эрайн, даже не пытаясь удержать дракона. – Не потерять бы сознание. Только бы не потерять сознание…»
Дракон заорал снова и закружился волчком, заставляя нападающих отхлынуть. Совсем рядом, в конюшнях, ржали и бесновались лошади, почуявшие Полночь.
– Обходи слева! Окружай его!
– Господи, Вседержитель, Слово Отчее, по великому милосердию Твоему, никогда не покидай нас, рабов Твоих, не предавай нас мятежному змею и не оставь нас на волю сатаны…
– Малыш!
– Получай, аспид!
Удар! Левая рука, спасшая живот от копья, онемела.
Ярость взорвалась в груди, как реторта алхимика, кровь превратилась в чистый огонь, даже ночь вокруг посветлела. Убью! Всех, всех, всех!
– Гггрррррр!!!
Пламя факелов смешалось с сиянием аур. Крики потеряли смысл и обернулись собачьим лаем. Гнев вскружил голову. Прыжок! Огненные мячи разлетаются как клубки шерсти. Шшшааррррсс! – свистит хвост, вспарывая толпу, в белесое небо летят брызги и лоскутья, двойной сине-белой молнией блещет холодное железо, окованное серебром, впиваясь под ребра.
Больно!
Теперь уже больно.
Мгновенный испуг – они убьют меня. Не позволят уйти. Их слишком много!
Дракон пятится, оглядываясь.
– А, паскудва, забоялся?! Руби его, братья!
– Хромает, сука!
– Не надо! Не убивайте его! Малыш!
– Грррррррау!
Воткнувшееся под лапу копье волочится следом, мешаясь, разбалтывая рану. Не-ет, я так просто не сдамся! Порву! Сожру! Растопчу! Человечьи лица с разинутыми ртами снова заволакивает алый туман.
Дракон, уходим, дракон! Дракон, ты слышишь? Фюльгья, тьма тебя дери, тетеря глухая! Пробивайся к воротам, к стене!
Но дракон не слышит. Дракон хочет убивать.
Проклятье! Эрайн стискивает рану на боку, пальцы липнут и скользят в крови. Он весь мокрый, у него даже с носа каплет. Дракон с рычанием вертит башкой – ожерелье огней раздается шире.
– Тяв-тяв-тяв!
Прямо перед ним подпрыгивает огненный мячик. Слишком близко.
Что-то знакомое.
Дракон смотрит, в памяти медленно ворочаются тяжелые камни. Тявканье раздражает, но…
– М-малыш! Это я, М-малыш! Это я, Ратер!
Острый укол ужаса, узнавание холодом обжигает сердце, звякают волосы, вставшие дыбом.
О нет, мальчик, полувзрослый человечий щенок, только не ты!
Откуда ты здесь?
Он стоит перед Эрайном с пустыми руками, мокрое пугало в облепившей тело одежде, волосы приклеились ко лбу, по роже течет, глаза – как ямы с водой, в них мерцают отблески факелов.
У него губы дрожат.
– М-м-малыш… – почти шепотом. – Узнай ж-же. Узнай м-меня, Малыш…
– Ратери… – говорит Эрайн.
– Ску, ску, ску… – говорит дракон.
Такой комок чувств, не разобрать: и смятение, и боль, и боязнь пошевелиться, чтобы – тьма меня побери! – не сломать это хрупкое, бесстрашное, бесценное…
Эрайн так и не придумал, что делать, а дракон, звеня лезвиями, медленно и неловко лег у ног человека, словно пес.
– О-ххх… – выдохнула толпа.
Кукушонок шагнул между вытянутыми лапами. Бледное, пестрое от веснушек лицо, губы пляшут, пытаясь сложиться в улыбку. Как же ему страшно! Ему до обморока страшно, но он идет, подходит совсем близко, вплотную. Эрайн, не выдержав его взгляда, опускает голову.
И ты еще называешь себя волшебником, Эрайн из Сумерек?
Стыдно смертному мальчишке в глаза смотреть.
Холодная, чуть вздрагивающая рука легла на плечо.
– Пассскудва! – кто-то в толпе высказался от всего сердца.
– Братие… да он же… как Карвелег Святой… гляньте, змей перед ним наземь лег!
– Господи помилуй, присмирело чудище!
Люди загомонили.
– Малыш, – шепотом позвал Ратер. – Глянь на меня.
Эрайн, моргая, поднял глаза.
– В тебе, Малыш, дырок понаделали, чуешь? Сейчас отведу тебя под крышу, куда-нибудь в сарай. Ты только слушай меня, лады? А я попрошусь с тобой остаться, ни на шаг не отойду. Я ж сюда потому и пришел, чтоб с тобою быть.
Со мною?
Я так долго был один. Ведь никто со мной так и не остался – ни друзья, ни родичи, ни Геро Экель, ни Вран Чернокрылый… а учитель погиб, и Шелари тоже. Сам выкарабкивайся, Эрайн, рассчитывай только на себя, маг обязан быть безжалостным. В первую очередь к себе. Я и Лесс это в голову вбивал…
Лессандир?
Связующая нить дрогнула и отозвалась незримым присутствием. На том конце было глухо, но не пусто. Она жива и даже вроде цела. Значит, сама справилась. Как и учили.
А я не смог. Справиться в одиночку.
– Господин мой, брат Хаскольд! – Ратер оглянулся на монахов. – Разреши с чудом рядышком остаться, он, видишь, спокойный, когда я поблизости.
– Парень, ну ты даешь! «Малыша» придумал! – Один из монахов подхромал на костылях, Эрайн видел его вечером в компании с колдуньей. – Как тебе удалось?
– Лаской и добрым словом, господин хороший. Я привычный страхолюдин неразумных уговаривать. У нас с отцом работник был, собой великан и силищи немеряной, а ума – как у котенка. С рук у меня ел.
Люди топтались вокруг, бренча железом, огонь факелов змеился и плясал на мокрых камнях. Эрайн смотрел, как пару скорченных тел погрузили на плащи и поволокли в темноту.
– И что, – спросил хромой, – он теперь послушный?
– Работник-то?
– Да нет, чудовище наше!
– А вот приставьте меня к нему, господин мой брат Хаскольд. Со мною он как шелковый станет, вот увидите.
– Ну… ладно. Брат Фальверен, отец Викор! Что скажете?
Осторожно приблизились еще двое монахов.
– Пусть парнишка попробует, – кивнул тот, что помоложе. – Может, с ним и правда божья благодать?
А старик покачал головой.
– Грешно сомневаться, – тихо сказал он. – Как бы мы ни объясняли свершившееся, сие есть чудо Господне, ибо зверь неистовый, как и всякое зло, склоняет голову лишь перед Божьей любовью неизреченной, и ни перед чем иным.
Я проснулась.
Я проснулась от того, что ужасно замерзла в сыром платье и шея у меня затекла. Оказалось, я так и сижу на кровати, завалившись лежащему бандиту на ноги, а в руке у меня мокрая тряпка, которой я вытирала ему лицо.
Фитилек в плошке с маслом сильно прогорел и прыскал искрами.
Первым делом проверила, жив ли мой болящий.
Жив. Лоб уже не так пылает, лихорадка немного отступила. Беспамятство перешло в сон. Дай Бог выкарабкается. Наткнись я на него получетвертью позже, вряд ли можно было на что-то надеяться.
Я встала, чтобы посмотреть в щелочку ставен – слепая мгла на улице и шелест дождя. Спала я всего ничего.
Но видела странный сон.
Странный сон глазами Эрайна. Словно я опять попала в его тело, но только как безмолвный зритель, ничего больше. Я себя не осознавала, мне казалось, что Эрайн – это я.
Все, что я видела, слишком похоже на правду. И это случилось не сейчас, а когда Корвитины люди рубили мою Скату и когда уходил Ирис.
Эрайн. Дракон. Ратери.
Те, кто остался у меня, кого нельзя забывать. Ратер еще ничего не знает. Надо завтра… то есть уже сегодня утром сбегать в форт и поговорить с ним.
Когда немного посветлело, я вышла во двор зачерпнуть воды из переполненной бочки и проверить сарайчик на предмет присутствия там дров или угля. Да не оставит Господь на том свете хозяйственного Камо Барсука, старый хрыч основательно подготовился к долгой суровой зиме. Я перетащила кучу сосновых чушек к печи, вылила воду в котел, но разжигать огонь не спешила. Совсем ни к чему, если горожане увидят дым из трубы заколоченного дома.
Чтобы дым не увидели, нужно что? Нужно спрятать трубу под слепое пятно. А как накладывается слепое пятно? Леста Омела, ты знаешь, как это делается?
Понятия не имею. Но сделать это надо.
Сбегать к Эрайну в форт и спросить его?
Что он тебе скажет?
Известно, что он тебе скажет!
Стой. Райнаре это удавалось. Она закляла слепым пятном плащ из шерстяных ниток и надела этот плащ на тебя. Тебя в том плаще никто не увидел.
Сделаем то же самое. Ибо, как твердил любимый учитель, заклинание заклинает не духов и не таинственные силы – заклинание заклинает самого заклинателя. Плащ нам не нужен, а возьмем мы… возьмем мы… ну, хотя бы моток веревки. Что там бормотала старая перечница?