Тотчас появились две девушки, чем-то очень похожие, но внешне разные. Одна смуглая, с длинными чёрными кудрями, волевым, чётко и правильно очерченным лицом. Глаза… Нет, глазищи, как две фары, так и светились при слабом освещении прихожей. Меня буквально мороз пробрал по коже. Я с трудом оторвал от неё свой взгляд и взглянул на вторую девушку. Первое, что приковало моё внимание, это облако золотистых кудрявых волос. Именно пышное облако. Чуть удлинённый нежный овал лица. Глаза длинные, миндалевидные, голубые, почти синие. Весь её облик, такой нежный, спокойный, буквально одаривал человека миром. Она чем-то была похожа на мою мать. Мне стало спокойно и хорошо.
Они испытующе посмотрели на меня.
– Девочки, это наш спаситель. Мы с отцом застряли на дороге, наша машина отказалась ехать, а молодой человек привязал трос и приволок нас домой, – пояснила женщина. – Кстати, вас как зовут? – спросила она.
– Михаил.
– Кто вы по профессии? – спросил отец.
– Медик.
Девушки по очереди подали мне руку.
– Елена, – отрекомендовалась смуглянка.
– Юля, – представилась светленькая.
Они тотчас же скрылись.
– Давайте и мы познакомимся. Меня зовут Конкордия Львовна.
– А меня Евграф Семёнович.
– Очень приятно, – ответил я.
– Граф, ты покажи гостю его комнату, отведи умыться. А мы с девочками накроем стол к ужину.
Всё здесь было обветшалое. Чинить ничего не чинили, зато пеклись о чистоте. Всё было вымыто, натёрто, всё так и сверкало. Занятный дом, к нему нельзя было отнестись безразлично, он внушал величайшее уважение, очаровывал теплом и дружелюбием.
За столом вновь появились обе девушки. Краешком глаза они тихо следили за мной. Я любовался этой зоркой, строгой и чистой юностью.
Я не мог смотреть на Елену. Слишком сильна была её аура. Из-под опущенных век я следил за Юлей. В этой загадочной девочке меня заинтересовала одухотворённость её облика, какая-то неуловимая гармония черт её лица. Она почувствовала, что за ней наблюдают. Подняла на меня глаза, слегка мне улыбнулась. Это было подобно дуновению на хрупкой глади вод. Её улыбка тронула меня. Я ощутил её неповторимую таинственную нежную душу. И наслаждался покоем.
Ужин закончился быстро. Первыми ушли девушки. Хозяева извинились, сославшись на усталость, ушли отдыхать. Я тоже отправился в предоставленную мне комнату. Приоткрыл окно. Лёгкий ветерок слегка шелестел занавесками, в окно заглядывали звёзды, где-то в стороне плыла луна, отчаянно квакали лягушки в соседнем болоте. Я унёс с собой её улыбку. Было ощущение, будто у меня на руках лежит спящий ребёнок, прижавшийся к моей груди. Я лег и сразу заснул.
Детство, школа, товарищи, день экзаменов, диплом – всё это уже пройденный этап. Я переступил порог, я стал мужчиной. Я начал свой жизненный путь.
Любовь, если она дала росток, пускает корни всё глубже и глубже. Мне надо было вновь ощутить то обетованное тепло. Мне нужно было свидание, наше с Юлей свидание. Я не мог себе противиться, через два дня я вновь был в этом старом доме. Меня приняли спокойно, дружески, как будто ожидали. Я беседовал с Конкордией Львовной о литературе, о травах, о НЭПе, которую после смерти Ленина сворачивало правительство.
– Кстати, как вы относитесь к современным молодым девицам? Они ведь теперь не женщины, а боевые товарищи, коллеги, соратники в борьбе за построение социализма, – спросила Конкордия Львовна.
– Я не знаю, в чём состоит построение социализма, – сказал я. – У нас в клинике есть хорошие женщины, вполне соратники. Но это врачи. Медицина ведь должна быть вне политики. Наше дело – лечить и спасать любого. Даже врага. Ну а женщина в семье – это любимая, жена, мать, сестра.
– Моя дочь тревожит меня. У неё сильный характер, она вполне может быть боевым товарищем, как этого требуют современные идеологи. Ну а Юля недавно приехала к нам из Томска. Мой брат своим детям воли не давал. Вот прислал к нам свою дочь временно.
Я не мог говорить о Юле. Поэтому сразу перевёл разговор на другую тему.
– А не сходить ли нам с девочками в театр? – спросил я. – Отпустите их со мной.
Конкордия Львовна позвала их. Услышав моё предложение, девчонки завизжали.
Мы сходили в театр. Так было положено начало нашей дружбе и моему частому пребыванию в этом доме.
Но мы всё время ходили втроём. А мне хотелось побыть, поговорить с Юлей. Я понял, что пора принять решение. Надо принять на себя ответственность. Я боялся, что в один прекрасный день она может уехать в свой Томск. И я решился.
Мы пришли с прогулки по ближайшим к дому окрестностям. Сели ужинать за стол. Я не стал ждать конца ужина, когда все разойдутся по своим закоулкам. Кровь бросилась в мою голову, но я встал и обратился к собравшимся.
– Евграф Семёнович, Конкордия Львовна, прошу вашего внимания. Юля, извини, что я не поговорил с тобой. Я прошу твоей руки. Если ты согласна стать моей женой, то я прошу согласия и благословения у вас, Евграф Семёнович и Конкордия Львовна.
Сказав это, я чуть не грохнулся в обморок. Юля сидела вся пунцовая и не могла поднять на меня глаза.
Наступило неловкое молчание. Потом Юля тихо сказала:
– Я думала, что ты ездишь к нам из-за Елены.
– Нет, я сразу поняла, что ты, Юля, его предмет. Я даже Елене хотела намекнуть, чтобы она оставляла иногда вас вдвоём. Но она такая чурка, до сих пор ничего не понимала.
Елена сидела, раскрыв рот. Потом встала и с достоинством вышла. А Юля окончательно смешалась.
– Юля, – сказал я. – Я тебя не тороплю. Я тебя люблю. У меня не было возможности сказать об этом тебе наедине. И я боялся, что в один прекрасный день ты уедешь в свой Томск. Ты подумай. Только недолго. Я сейчас уеду, а завтра приеду за ответом, Конкордия Львовна.
Ужин расстроился. Я быстро вышел.
Одному Богу известно, как я дождался утра, как отработал день. По-моему, я ничего не понимал и делал все автоматически. Вечером, когда я вышел из машины, ноги мои были ватными. Я так боялся, что почти никого не видел, только Юлю. Смотрел на неё во все глаза. И она тоже была смущена, я чувствовал её волнение. Её глаза… Я не отрываясь смотрел в них, и видел столько волнения в её нежной душе.
– Да, – сказала она одними губами. И больше ничего. А дальше всё взяла в свои руки Конкордия Львовна.
– Прошу всех в дом. Вы слышите, Михаил, прошу вас в дом.
Все вошли в гостиную и расселись по своим привычным местам. Все взгляды были устремлены на Конкордию Львовну.
– Михаил, Юля, я ни в коем случае не хочу препятствовать вашему счастью. Но у Юли есть родители, поэтому последнее слово за ними. Я сегодня же напишу брату и соответственно отрекомендую вас, Михаил. Думаю, что моя рекомендация будет для него убедительной. Как ты думаешь, Граф? Мы можем благословить этот брак, но окончательное слово за родителями. Поэтому придётся подождать. Я не думаю, что они приедут из Томска. Это требует определённых затрат. Михаил, ты должен понимать, что у Юли нет приданого. Твоё решение не изменится из-за этого?
Я не сразу понял, о чём речь. Поэтому молчал. Потом вдруг до меня дошёл смысл сказанного, и я поторопился произнести:
– Нет, это не имеет никакого значения. Юля сама – лучшее приданое. Я не обещаю большого богатства. Но жить у нас есть, где. Думаю, моя специальность позволит мне обеспечить семью.
Мы стали ждать ответа родителей и потихоньку готовиться к свадьбе.
Вот так Юля стала моей женой.
Я не продал дом моих родителей. Летом мы приезжали и жили там до самых холодов. Юля возводила мир в этом королевстве. Она действительно была похожа на мою мать. В ближайшем болоте отчаянно заквакали лягушки, вновь ожил парк около дома. Летом расцвели розы и другие цветы.
Ей были ведомы слова, которые заставляли улыбаться, самые простые слова, которые примиряли с жизнью. Ночью она окутывала меня своей нежностью. А утром, уходя на работу, я любовался трепетом её пробуждающихся ресниц и пушистым облаком волос, нежным овалом лица, стройным изящным телом.
Куда бы ни забрасывала меня жизнь, как бы она ни менялась, это всегда было во мне, где-то глубоко в сердце, в самом тихом уголке души.
Боевое братство
В Берлине я вступил в отряд сопротивления. Через несколько дней после того, как я поселился у доктора, за мной пришёл человек, которого прислала Людмила. Он меня увёл и познакомил с моими будущими товарищами по оружию. В отряде были: француз, венгр, немец, поляк, чех и представители других национальностей. Всего человек двадцать. Я был единственным русским.
Я по-прежнему жил у доктора, иногда помогал ему вести приём больных, но по первому зову являлся в указанное место, шёл на задание.
Мне надо было прежде всего вновь обрести источник духовных сил, который я утратил в плену. Я хотел, я надеялся возродиться. Я ощутил свою общность с друзьями по оружию. Наша борьба связывала нас воедино, и поэтому мы чувствовали своё братство.
Кроме того, каждый из нас был человеком своей родины, своего ремесла, своей духовной культуры. Мы сражались за Человека против его врагов.
Мы все были заодно, как команда одного корабля. Пережитые испытания связали нас навсегда. Я много думал, размышлял в тот период своей жизни. В мире нет ничего драгоценнее уз, соединяющих человека с человеком.
Я часто обращался мыслями к своей семье. Во мне возникла потребность построить жизнь тех, кто был мне нужен, более прочно и надежно, чем сложилась моя собственная. Чтобы знать, куда вернуться, чтобы самому быть. В них умещалась и через них жила во мне моя страна. Мой путь был определён. Чтобы быть, нужно принять на себя ответственность. Я принял её на себя, я выбрал свой путь, и это было главное.
Сейчас я вспоминал всё это. И мне было жаль нас обоих, особенно Юлю. Ну как я сообщу ей, что снова на Колыме?! Только теперь не «враг народа», а «предатель Родины».
Я решил не тревожить жену. Пусть устраивает свою жизнь. Мы не виделись уже восемь лет, она ничего не знала обо мне. Ещё десять мне предстояло прожить здесь ссыльным переселенцем. Зачем наносить ей новую травму? Была женой врага народа, сейчас станет женой предателя.