Не уходи, тебя я умоляю,
Слова любви сто раз я повторю,
Пусть осень у дверей, я это твёрдо знаю,
Но всё ж не уходи, тебе я говорю, —
пел певец своим неповторимым, завораживающим голосом.
Было уже заполночь, но публика не отпускала. Казалось, певец был безотказен. Но вот он замолк. Потом тихо заговорил:
– Нам пора расставаться. Я спою вам ещё три песни. Они родились здесь, в Магадане, на Колыме. Они посвящены этому краю, который стал моей второй родиной и который я люблю. «Магаданский вальс», – объявил он. Песня была замечательной. Я запомнил только две строчки:
«У Охотского моря гуляют ветра, а на сопках расселись туманы…» Потом прозвучали песни «Магаданский романс», «Магаданский ветерок». Свои колымские песни Вадим Козин посвятил тем, кто строил, долбил кирками мёрзлую землю, добывал под землёй уголёк.
Концерт закончился. Публика неистовствовала. Певец спел ещё одну песню, посвящённую женщине.
Женщина всегда чуть-чуть как море,
А мужчины словно корабли.
Женщины – особенное море,
В нём лишь можно только утонуть.
Расходились по домам утомлённые, но с любовью и радостью в душе.
Последние песни были очень уместны и своевременны. Люди любили свой край.
Были среди них и такие, кто стал легендой, потому что посвятил свою жизнь расцвету края и благу людей.
Знаменитый на всю Колыму агроном Гутыдзе выращивал в парниках огурцы. Их было столько, что стали продавать в магазине. Для Крайнего Севера, с его вечной мерзлотой и отсутствием свежих овощей, это был королевский подарок. Картошка здесь продавалась сухая, но мы и ей были рады. Свежая картошка появилась позже, когда центральная колымская трасса достигла Якутии. Тогда с посёлка осенью снаряжали машины, собирали деньги и ехали покупать свежую картошку в Якутию, заготавливали на зиму. Понятно, что по цене она была золотая.
Гутыдзе завёл коров, детям стали давали молоко. Говорили, что грузин Гутыдзе выращивал виноград. Жаль, что я лично не был знаком с этой почти легендарной личностью.
У нас были друзья, с которыми приятно встретиться, пообщаться, порадоваться вместе интересным событиям. Нина немного округлилась. У неё теперь был свой гинеколог и детский врач. Вот так мы жили-поживали.
Встреча с другом
Я очень люблю начало марта на севере. Это ещё не весна, но уже подготовка к её приходу. Мне всегда казалось, что зима в марте мечтает уйти на отдых. Дни значительно удлинились. Большие морозы ушли. Солнце светило особенно ярко. Снег искрился, сиял. С непривычки опасно долго смотреть на его яркую белизну, можно ослепнуть. В это время особенно приятно кататься на лыжах с гор. Все неровности, кусты и стланик скрыты под снегом. Мы забирались на сопку со стороны Нового Кадыкчана. Здесь сопки были крутые, даже обрывистые. На вершине надевали лыжи и катились по пологому склону протяжённостью в несколько километров. Лыжня ровная, без единой помехи. Домой приезжали с Игорем на машине.
Однажды в выходной, после такой прогулки, я был безумно удивлён, обрадован своим гостем. Валентина в этот раз не ходила с нами на прогулку. Ничего не подозревая, я открыл двери, взглянул из прихожей в открытую дверь и обмер. Я был близок к потере сознания. За столом сидел Лёва, мой Лёва, мой друг, с которым столько было пережито в прошлом.
– Живой! – закричал я. – Лёва, мой дорогой, мой самый любимый друг, ты жив!
Мы бросились навстречу друг другу, обнялись и не могли разжать объятия. Я улыбался и чуть не плакал.
– Ох, Лёва! Как же я оплакивал тебя, когда очнулся, а тебя не нашел рядом. И нигде не было. Я думал, тебя расстреляли. А ты жив. Я так рад!
– Сердце моё! Я долго тебя разыскивал. От Людмилы знал, что ты жив. Но твой след терялся в Берлине. Я тебе всё потом расскажу. Потом, сейчас не могу. У меня сердце бьётся, как овечий хвост. Давай сядем.
Мы прошли и сели на диван. Я взглянул на Валентину. Она была в растерянности. Она не знала, что у меня есть такой друг. Она вообще не знала ничего о моём прошлом. Не расспрашивала, зная моё шаткое положение спецпереселенца.
– Я соберу на стол. Вы тут поговорите, – засуетилась она и ушла на кухню.
– Я искал тебя там. Но нигде не находил. Решил, тебя убили как еврея. А ты жив! Значит, это ты шептал мне прощальные слова, когда я раненый валялся в беспамятстве на телеге. А я думал, что мне просто почудилось.
– Да, я прощался с тобой, не зная, что выживу. Я ведь тоже был изрядно ранен. Но мог идти. А днём при мне расстреляли несколько евреев. Я понял, что меня ожидает. Заставят спустить брюки, увидят обрезание. Ссылка на армянина меня не спасёт. Я пополз не к колючей проволоке. Там были полицаи и немцы. Я полз в середину лагеря. Мне повезло. В одном тёмном месте я почувствовал, что лежит мёртвый. Через несколько метров – ещё один и ещё один. Притащил, положил их вместе. Вырыл небольшую яму. Подлез под эти трупы и затаился. Дело в том, что когда утром лагерь снимался с места, полицаи делали всем неподнявшимся контрольный выстрел в голову, чтобы не оставлять живых. Три трупа в одной куче их не заинтересовали. Они решили, что пленные сами стянули их в кучу, чтобы они им не мешали.
Так я остался жив. Ждал, когда наступит тишина и лагерь снимется со своего места. Выполз в лес. Попал в партизанский отряд.
Потом с нашей армией дошёл до Берлина. Ты знаешь, что еще до капитуляции Германии часть наших войск была срочно переброшена на восток. Я был среди рокоссовцев, мне довелось участвовать в разгроме Квантунской армии. Остальное расскажу чуть позже.
Жена моя вышла замуж. Я не возражал. Стал искать тебя. Случайно встретил Людмилу. Я думаю, это рука судьбы. Я гулял на Красной площади. Там, как всегда, стояла очередь в Мавзолей. Я не хотел подходить, у меня нет почтения к вождям. И вдруг увидел эту великолепную женщину с золотом длинных волос. На неё ведь невозможно не обратить внимание. Я бросился к ней. Мы пошли прогуляться в парк. Разговаривать в помещении не рискнули. Она живёт со своим Бергом в Германии. Приезжала в Москву по его поручению. Представляешь, он, оказывается, наш разведчик. Людмила ему в Берлине помогала. Даже сейчас его не рассекретили и Людмила при нём. Давала показания о русских, помогавших им во время войны. Рассказала мне, как устроила твой побег. После окончания войны узнала, что доктор погиб. Твой след затерялся. Я просил её сделать всё для твоей реабилитации, пусть даже посмертной. К тому времени я уже знал про участь большинства военнопленных, даже тех, что влились в нашу армию и прошли с боями до Берлина. Людмила узнала, что ты вновь на Колыме. Она приложила максимум усилий, чтобы тебя реабилитировали. Так что ты теперь не только реабилитирован, но, возможно, награждён.
– А почему я ничего не знаю об этом?
– До вас ещё не дошло. А я уже здесь. Я взял документы с собой. И ты теперь вольный человек.
– Боже мой, Лёва, ты не представляешь, как моё сердце заходится от всех этих известий. Но сейчас мы пообедаем, а потом я покажу тебе наши достопримечательности.
– Мне бы хотелось помыться. Всё-таки пилил до вас три дня от Магадана на машине с ночлегами в дорожных «гостиницах» для шофёров-дальнобойщиков. Перекусить, обогреться там ещё можно, но помыться – никак.
Лёва понимал, о чём можно говорить сейчас, а о чём – потом. Он улыбнулся.
– Лев, к сожалению, у нас не Москва, мы ходим мыться в баню. Это близко. Сегодня мужской день. Я отведу тебя попозже. А сейчас поешь.
– Я действительно проголодался.
В это время Валентина пригласила нас за стол, налила по рюмочке. Но Лёва сказал:
– Не употребляю даже по великим праздникам.
Я сказал Валентине:
– Ты можешь, если хочешь, выпить, но мне, особенно после недавней операции, не надо.
Мы пообедали. Лёва устал с дороги, и я предложил ему:
– Ложись, отдохни часок. А потом погуляем, я отведу тебя в баню. Сегодня воскресенье. Мужиков будет много. Я схожу, заранее возьму билет.
Валентина увела меня на кухню.
– Ты тоже ложись, отдохни. А я пойду в гости, навещу Нину. Побуду там до вечера. Я же понимаю, что вам надо о многом поговорить. Значит, ты попал к немцам в плен раненый. А потом бежал. А в Берлине работал в клинике нашего разведчика и участвовал в сопротивлении фашистам. Я могу гордиться тобой. У тебя надёжный и преданный друг. Почему ты мне не рассказывал ничего раньше?
– У меня в жизни очень много потерь, поэтому говорить о своём прошлом трудно. Ты же слышала, я не надеялся, что Лев жив. И сейчас не спрашивай меня ни о чём. Просто верь, что я не был гадом. И спасибо, Валечка. Ты такой понятливый человек. Мне не хочется слоняться по посёлку.
Лев проснулся ровно через час. К этому времени я взял билеты в баню.
– Мы можем поговорить, Валентина ушла к друзьям. Будет только вечером. Расскажи мне всё по порядку, – попросил я. – Значит, ты попал в партизанский отряд. Кончилась война, пришёл домой. Что дальше?
– Кончилась одна война, я попал на вторую. Участвовал в разгроме Квантунской армии в Маньчжурии. Это была почти молниеносная война. Но сил и жертв она потребовала немало. Когда-нибудь я расскажу тебе, как мы переходили пустыню Гоби. Три дня почти без воды. Колодцы отравлены. А потом с ходу в бой. Многие остались в пустыне. Многие погибли в сражениях. Но был такой дух победить!.. Японцы, сволочи, самураи проклятые, замордовали население Манчжурии. Люди плакали, радовались освобождению. Как нас встречали в городах! Улицы были заполнены народом, нас приветствовали. Многие просились в нашу армию. С нами против японцев воевали монголы из Монгольской Народной Республики. Крепкие, героические ребята. Но это долго рассказывать.
А потом нас отправили на Чукотку. Это уже особая статья. Я сейчас не буду говорить на эту тему. Это тяжёлая и длинная история. Будет время, расскажу. В Москву я попал не так давно. Жена, естественно, уже не моя жена. Детей у нас не было. Я остался один. Снял квартиру, стал зарабатывать на жизнь. С женщинами мне не везёт. Я не красавец и даже наоборот. Такую женщину, как Келена, найти в нашем мире трудно. Это у чукчей приказал шаман, и вот тебе жена. Да и Келена предпочла маленького тонконогог