Мы подъехали к детскому саду. Когда вошли в группу, его глазёнки сияли.
– Здравствуйте! – сказал он громко. Подошёл к воспитательнице. – Вот мой папа. Я не врал. Он герой! Смотрите, сколько у него наград! Я не безотцовщина! – сказал он с вызовом.
Воспитательница смешалась. Я видел, что ей было стыдно. Она не представляла, что её слова так сильно задели мальчика.
Как часто мы, взрослые, не вдумываемся в суть наших слов. А воспитатели детского сада общаются с нежными чистыми душами наших детей. Туда надо брать умудрённых, душевно чутких. А идут часто просто девчонки, да ещё троечницы.
Я влез в долги, но машину себе купил. В выходные дни мы с Наташей куда-нибудь ходили с сыном: в кино, цирк, зоопарк. Иногда я просто катал их по городу. Наташа была сдержанна. Я её понимал. Мы очень старались быть родителями. Но разговоры о чувствах не заводили. Просто были друзьями.
– У меня завтра день рождения. Я хочу отметить его в ресторане. Пригласила сослуживцев. Владимира отведу к маме. Ты заедешь за мной? Я тебя приглашаю.
– Конечно.
Это было интересно. Во-первых, я должен был заехать за ней. Значит, любовника у неё нет. Во-вторых, я смогу ей подарить ценный подарок. Когда мы с Михаилом работали у Берга на прииске Фролыч, я сделал для своей жены чудесный гарнитур. Но поскольку она уже вышла замуж, он ждал подходящего случая. Мне очень хотелось выразить Наташе свою благодарность за сына. И вот этот момент наступил.
В назначенное время я подъехал к Наташиному дому. Я взял привычку тщательно, не броско, но модно одеваться, применять ненавязчивый и классный парфюм. Если внешность меня подвела, то её надо чем-то компенсировать. Я поднялся на второй этаж и позвонил. Наташа открыла дверь и отступила на шаг.
– Ну, ты выглядишь на все сто. Я, конечно, тоже старалась, но мне до тебя далеко.
– Позволь мне кое-что добавить к твоему наряду, – сказал я вкрадчиво. И вручил ей нарядную коробочку. – Открывай.
Наташа открыла. Минуту смотрела. В глазах появился восторг. Но потом они погасли.
– Это очень дорогой подарок. Я не могу его взять.
– Наташа, этот подарок я сделал сам. Я сразу намерен был подарить его самому дорогому для меня человеку. Ты родила мне сына. Ты даже не можешь представить, как я благодарен тебе за это.
– Как сам? А ты кто?
– Ты ни разу не поинтересовалась моей специальностью. Я ювелир, потомственный ювелир. Прими, пожалуйста, мой подарок. Он не дорогой. Ты стоишь большего. Надень это сейчас.
Мы вместе надели колье, диадему, кольцо. Не смогли надеть серьги. У Натальи не были проколоты уши.
– Боже мой, Лёва! Ты, оказывается, не только герой. Спасибо тебе.
Впервые после нашей московской встречи она нежно обняла меня и поцеловала в щёку. Мы вышли. Было ощущение, что я веду под руку девушку, которая не знает, как целуют мужчину.
В ресторане подруги воззрились на Наташу.
– Ну, Наташка, ты даёшь! Где всё это откопала? Взяла напрокат?
Они вертели её, цокали языком, были в восторге и не скрывали своего удивления.
– Ну что вы, девчонки, как дикари. Познакомьтесь с моим другом. Это он мне подарил.
Мы сели за стол. Подруги оказались весёлыми, шумными девчонками. Обе работали вместе с Наташей продавцами в магазине. Их парни старались поддержать веселье.
– Так за что тебе твой друг подарил драгоценности?
– Как за что? Он отец моего сына.
– Так ты же не замужем?
– Нас разлучила война. И только недавно мы встретились.
Подруги закричали «ура». Полезли целоваться, поздравлять. Вечер закончился торжественно. Все были уверены, что в ближайшее время предстоит свадьба. Я усадил всех в машину и развёз по домам. Подъехали к дому Наташи.
– Пригласи меня попить чаю. У меня горло пересохло, – попросил я Наташу.
Как хорошо было у неё дома – тихо, спокойно, уютно, прибрано. Мы прошли на кухню. Она заварила чай из каких-то своих трав.
– Эти травы я собираю летом на даче у мамы. Потом составляю из них букет чая с особым ароматом. Попробуй мой праздничный именинный пирог. Я испекла, чтобы отметить день рождения с сыном.
– Спасибо. Ты помнишь, чем кормила меня в День Победы? Каша была ужасная. Но я такой был голодный, что съел её и даже не спросил, ела ли ты хоть что-нибудь. Вообще как ты могла обратить на меня внимание?
Наташа ничего не ответила по этому поводу, только сказала:
– Спой мне. Потихоньку спой любую песню тех лет. Спой «Тёмную ночь»…
Я спел. Потом увидел гитару. Взял её в руки, стал наигрывать, спел ей ещё романс.
– Наташа, я не хочу уходить. У тебя так хорошо. Я понимаю, что не пара для тебя. Ты – красавица, а я – урод. Ни лицом, ни ростом не вышел. Полноват, лысоват. Но ведь ты обратила тогда на меня внимание.
– Господи, Лев, ты просто помешан. Ты не красавец, но ведь не урод. И я тебе тогда ещё говорила, у тебя душа красивая. Мне дано её видеть.
Она подошла ко мне. Заглянула в глаза.
– Мне, как и тогда, придётся брать инициативу в свои руки. Ты помнишь, как это было тогда? Я была счастлива.
– В свои руки? – мне стало весело и просто. – Ты не знаешь меня настоящего.
Я моментально и крепко обнял её. Поцеловал в губы так, что она задохнулась. Ещё, ещё целовал, не давая рта раскрыть. Потом взял на руки и принёс в спальню на кровать. Она смеялась.
Всё было, как в первый раз. Утром мы всё повторили, и ещё раз повторили. И во мне родилась любовь к моей жене и матери моего ребёнка. Как написано в Библии: двое стали одним.
Я был счастлив не только в первое время, не только в начале нашей совместной жизни. Я был счастлив всё время нашей жизни. Вначале это было узнавание. Было важно знать, кто что любит, какие совершал и совершает поступки, какие любит книги, какую музыку любит и как воспринимает. Было множество неожиданных нюансов, узнаваний, интересов. Потом возникли общие привычки. Наш сын пошёл в школу. Наташа больше не беременела. Я не мог понять, почему. Выяснилось, что на Чукотке я получил дозу.
Неожиданно за мной пришли из КГБ. Господи, зачем я мог им понадобиться? Невысокий коренастый круглолицый смуглый подполковник сурово взглянул на меня, спросил:
– Ваше имя, отчество.
– Близинский Лев Наумович.
– Вы служили на Чукотке в 1946 году?
– Да, после войны в Маньчжурии нас отправили на Север.
– Расскажите мне о первом дне пребывания на Чукотке. Кто был вашим командиром?
– Иванушкин. Капитан Иванушкин. Это боевой, преданный Родине офицер.
– Не беспокойтесь, я знаю.
Я понял, что речь пойдёт о Гудыме, о той подземной лаборатории. Я молчал. Но долго молчать было нельзя. Это же КГБ. Они всё всегда знают.
– Было очень холодно. Необходимо было ставить палатки, делать хоть какое-то жильё.
– Я не про это вас спрашиваю. Бросьте трусить. Это все остальные занялись обустройством. А чем занимались вы с Иванушкиным? Расскажите о лаборатории. Почему ваше подразделение оказалось в лаборатории?
– Мы увидели дорогу. Иванушкин должен был знать, куда она ведёт. Мы торопились. И быстро прибежали к сопке, около неё дорога заканчивалась. Около толстой бронированной двери стояли бочки с горючим. По надписям на них мы поняли, что это немецкие бочки. Медлить было нельзя. Мы взорвали вход и бегом кинулись по подземному коридору. Ворвались в большой зал. Там были люди.
– Много было людей?
– Да, много. Было три немецких офицера. Остальные в плачевном состоянии. Они стояли отдельно у стены. Немцы кинулись к двери дальше по коридору, но мы их не пустили, скомандовали «стоять».
– Команды подавались на немецком языке?
– Да, на немецком.
– Подавали их вы или Иванушкин?
– Иванушкин поручил мне.
– Вы знаете немецкий язык, – он помолчал и оценивающе взглянул на меня. – Но нам сообщили, что допрашивать немцев было некому.
– Я не разговаривал с этими немцами. К тому же немецким языком я владею слабо.
– Да, с этими немцами вы не разговаривали. А с кем вы разговаривали? Куда делись те люди, что стояли у стены?
– Один из трёх немцев сказал, что ему необходимо облегчиться, что у него от страха схватило живот. Ему разрешили. Мы не знали, в каком направлении находится сортир. Он подбежал к рубильнику, нажал на него. Произошёл взрыв. Все, кто стоял у стены, были убиты. Там погибли и наших трое ребят. Этого фашиста сразу пристрелили.
– Да, теперь мне понятно, куда делись люди. – Подполковник взглянул на часы. – Видите у стены письменный стол? Возьмите бумагу и ручку и опишите все события, касающиеся вашего пребывания в этой лаборатории. Особенно внимательно и подробно ваш разговор с руководителем лаборатории. Это важно. Я оставлю вас на два часа. Надеюсь, этого времени вам хватит.
Подполковник ушёл. Я остался один. Сел за стол и начал писать. Я понял, что писать надо правду, скрывать ничего нельзя. Неизвестно, кто и что сообщил им об этом событии. Я вспомнил и написал дословно весь разговор с Карлом Мауэром. Я написал, что Карл Мауэр проявлял полную пассивность. Он знал, что его работа обеспечит ему безопасность в любой зоне, в любом государстве: чётко назвал своё имя, сформулировал цель создания лаборатории (для опытного подтверждения его теории психофизического воздействия методов парапсихологии на людей). Он попросил все записать и доложить в наши соответствующие инстанции. Я сообщил, что мы сдали немцев пограничникам. Допроса мы не проводили, так как считали, что это – дело государственной важности, в которое мы не правомочны вмешиваться. К тому же мои познания языка не соответствовали требуемому для этого уровню. Результаты нашей беседы мы не разглашали.
Когда подполковник вернулся, я уже закончил своё повествование. Он внимательно всё прочитал. Кивнул мне и спросил:
– А вы сами понимаете, что такое парапсихология и кто такой Карл Мауэр? Его, между прочим, разыскивала западная и американская разведка, но не нашли. Исчез в неизвестном направлении. Понятно?