– Не сделал домашнее задание по арифметике, и я пригрозила, что ты его поколотишь.
– Испугался, значит, – Алексей погладил Андрюшу по волосам. – Эх ты, а ещё офицерский сын. Так а чего ты арифметику решил обделить вниманием?
– Сегодня приезжает Василий, милый.
– Да! Я учил для него "Бородино" и не успел… – мальчик грустно опустил голову.
– Зачем ты учил "Бородино"? Не помню, чтобы твой крёстный был поклонником поэзии.
– Я просто хотел его удивить. Он так давно не приезжал, я соскучился. Анна поцеловала сына в макушку и улыбнулась. Алексей с восторгом рассматривал свою неожиданно появившуюся семью. Втроём они выглядели героями дорогих семейных портретов, на которых богатые заказчики выглядели как-то особенно красиво. Граф по-отцовски положил руку на плечо Андрюше и прищурился, заслоняя широкой ладонью глаза от беспощадного солнца. Анна положила голову мужу на плечо и расплылась в расслабленной улыбке.
– Так вы дорогих гостей встречаете?
Втроём они обернулись. Устало улыбаясь с дороги, Василий размахивал голой ладонью, надеясь охладиться. Маленький Андрюша тотчас сорвался с места и обхватил руками его колени.
– Василий Дмитриевич! Василий Дмитриевич!
– Я семь потов спустил, а они милуются как лебеди. Посмотри на них, Андрей!
– Я вам "Бородино" учил! Я вам учил…
– А что же, Вась? – Алексей ухмыльнулся. – Коли счастлив я, чего бы это в тайне держать?!
Граф подхватил на руки Анну и закружил её, пуская лёгкие волны её платья по ветру. Она громко засмеялась, крепко держась за его шею, и звук её голоса принялся приятно звенеть в ушах Алексея.
– Видишь, Вася?! Моё всё! Всё счастье земное моё!
Василий взъерошил Андрюше кудри и довольно покачал головой. Зелёный сад с теплотой обнимал их, растворяя в своём покойствии и наполнял детской и глупой, но самой настоящей радостью. Перед ними был весь мир, все мгновения этой жизни, способные превратиться в бесконечное блаженство.
– Если мне и было суждено когда-то полюбить, то только тебя… Мой милый…
Алексей блаженно улыбнулся. Вот она, его милая Анна, счастливая и родная, такая близкая.
– Тише, тише… Не кружись так…
Алексей открыл глаза. Перед ним не было никакого сада, только собственный кабинет, едва освещённый холодным огнём. Сам офицер сидел в своём кресле, напоминая вопросительный знак; его голова лежала на небольших девичьих руках на столе. Покрутившись, он увидел, что это Анна сидела на широком подлокотнике и держала в ладонях его лицо.
– Ты подался вперёд во сне, и я не хотела, чтобы ты расшиб себе нос.
– Какая забота, – Алексей сонно поднял голову и закрыл глаза, откидываясь назад. – А мне казалось, ты предпочла бы стянуть стол в сторону, чтобы я упал на пол. А здесь столько нежности…
– Я ведь не такое беспощадное существо, как ты. Либо я держу твою голову, либо оттираю кровь от твоих бумаг – я предпочла первое. Что же тебе снилось?
– Счастье.
Алексей грустно посмотрел на Анну. Она балансировала справа от него, надеясь, что ей не придётся лишний раз оказаться к нему ближе. Но офицер хотел хоть на секунду вернуться в свой сон; он незаметно заёрзал на месте, и кресло дёрнулось, вынуждая Анну потерять равновесие и упасть на мужские колени.
– Не смей ко мне прикасаться, – она попыталась подняться.
– Мне снилась ты. И мы были счастливы. Богатый двор, сад и… маленький сын, – он болезненно свёл брови.
Алексей положил дрожащие руки ей на плечи и медленно прижал к себе. Он опустил лицо в её волосы и закрыл глаза; ему было больно, слишком больно.
– Алексей…
– Прошу, не отталкивай меня. Хотя бы однажды. Я ничего и никогда не исправлю, я не верну тебя, но если Господь позволил мне вновь оказаться с тобой рядом, я стану терпеть. Мне было больно ранее, будет больно в дальнейшем, я вынесу, – он провёл руками по её плечам, не выпуская из своих объятий. – Я всё вынесу…
Анна сочувственно обняла его в ответ и тяжело вздохнула. Статный мужественный человек сейчас сжимался рядом с ней в отчаявшийся комок, готовый в любой момент разорваться в клочья.
– Не говори, что я разрушил тебя. Я слышу эти слова в своей голове денно и нощно. Но самое главное, – он обхватил ладонями лицо Анны и поднял его, заглядывая ей в глаза, – вместе с тобой я разрушил и самого себя.
– Ты любишь красивые длинные слова, но давай сейчас их скажу тебе я.
Анна отодвинулась чуть в сторону, всё ещё оставаясь на коленях Алексея. Он смотрел на неё блестящими голубоватыми глазами, умоляя никуда не пропадать ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо ещё.
– Твои слова, твои руки, – она сжала пальцами его плечи, – всё это ничего не исправит. Я не хочу жалеть тебя, ведь помню, что ты этого не терпишь. Но пойми, наконец… Я не вернусь. Ты можешь отмаливать меня до тех пор, пока у икон не протрутся полы. Я вижу боль, что душит тебя, но дело в том, что создал ты её сам.
– Я знаю, Анна, я…
Дверь с грохотом распахнулась. Алексей подскочил с кресла, и видение исчезло в его дрожащем раздражении.
– Маша! Я разве тебя звал?!
– Да что вы, в самом деле?! – молоденькая русоволосая девушка пожала плечами. – Уже первый час ночи, а вы не спите. Готовить вам постель?
– Готовь, только оставь меня наконец!
– А потом ругаться будете. Знаю я вас, – она повернулась к выходу, кокетливо оборачиваясь через плечо.
– Когда-нибудь я тебя выгоню, вот поглядишь, – Алексей принялся судорожно оглядывался в поисках Анны. – Что тогда делать будешь?
– Куда же вы меня? – Маша оперлась на дверной косяк и сдула со лба прядь волос. – Каков вы, в самом деле, я ж вам нравлюсь.
– Пошла вон!
Девушка фыркнула и так же громко закрыла за собой двери. Алексей закрыл лицо руками и после запустил их в волосы. Что делать дальше?
– Господи, ну почему всё так?! Почему всё должно складываться непременно так?! Кому я помешал?! Что я не так сделал…
Он опустился на пол и раскинул в стороны руки.
– Родился. Вот, что я не так сделал.
Глава 6
До встречи с Анной Алексей с удовольствием ловил на себе женское внимание и отдавал частичку своего взамен. Стоит отметить, что и по возвращении из Петербурга он своим простым радостям не изменил; нет, он не расстраивал помолвок, как считала Анна, и привлекал не каждую красавицу, как и предсказывал ему отец. Но неизменным было одно – абсолютное большинство девушек застывало под взглядом его мягких серо-голубых глаз.
Каждый раз Алексей замечал за ужином в разговоре с Василием трепетную Офелию с полотна Милле, отрывающимся взглядом сверлящую его фигуру. С ней неизменно сидел юноша: брат, одёргивающий сестру и взывающий к приличиям высшего света, или кавалер, считающий, что его возлюбленная лишь погружена в свои мысли. Офицер сам с удовольствием наблюдал за красивыми дамами, проявляющими к нему живой интерес, тешащий его мужское самолюбие. Василий всегда замечал, что его товарищ больше занят не его рассказом, а тем, что располагается за его плечами, а именно – очередная молодая красавица, восторженно глядящая на мужчину за столом напротив.
– А что, Вась, – офицер отрывался от своего наблюдения, – как думаешь, кто с ней сидит: жених, брат?
– Брат, – Василий никогда не оборачивался и продолжал нарезать горячую рыбу. – Если бы был жених, она вздыхала бы, чтобы он заметил тебя, сравнил с тобой себя и определил, в какую сторону ему двигаться.
– А вроде не похожи… – Алексей задумчиво надувал губы.
– Сейчас борщ остынет – кто его есть будет?
Граф возмущённо поднимал брови. На деле, Василий был прав – никогда не нужно так пристально и долго смотреть на девушку, особенно, если с ней проводит время другой мужчина, и абсолютно не важно, кем он ей приходится.
Однажды Вася спросил Алексея: каковы же столичные красавицы? Чем они отличаются от москвичек? Тогда офицер впервые не расстроился при упоминании Петербурга, а задумался. Там он ярко запомнил лишь двух девушек.
Первой была его милая Анна, сотканная из перламутра и разноцветного стекла, похожая на всё, что так любила писать на холстах: на нежные цветы, белых летящих птиц, вазочки, наполненные малиной. Она ненавидела тёмную одежду, высокие причёски и низкие каблуки, предпочитая носить подобающие её нежному возрасту пастельные платья, распущенные волны волос и туфли на ходу повыше, вытягивая и без того ровный силуэт с прямой спиной.
Другой же была её подруга – Елизавета Николаевна (или тоже Михайловна, офицер этого не помнил), обладающая совершенно иной, строгой красотой. Её образ вспоминать было гораздо тяжелее, ведь её холодно отношение совершенно не вдохновляло Алексея. Но он точно помнил, что в её внешности было нечто восточное, особенно в глазах, постоянно прищуренных по многолетней привычке. Елизавета была несколько выше Анны и многих других девушек, вытянутая струной и обладающая идеальной осанкой. На людях она держала себя холодно и аккуратно, как и подобает аристократке и дочери не только богатого, но и известного отца, её голова всегда была поднята и ровно поставлена. С Алексеем они могли бы смело потягаться характерами, и было бы неизвестно, кто одержал бы победу. Но, слава Богу, Елизавета оставалась в Петербурге, таком же строгом и сдержанном, как она сама. Точнее, офицеру так только казалось.
Когда Василий, к огорчению Алексея, был занят, графу пришлось весь субботний вечер слоняться по Москве одному. Красивый закат над мостовыми всегда пробуждал в эстете-офицере какое-то особое удовольствие, особенно, в майский вечер. Воздух уже начинал приятно нагреваться, и потому Алексей решил окончить скучный день изыскано – в ресторане с бокалом шампанского и каким-то дорогим мороженым из ананаса.
– Граф Ростовцев… Так вот откуда вы…
Алексей поднял глаза, в медленной дымке ставя бокал на стол. Перед ним стояла высокая яркая девушка с крупным свободным пучком холодно-чёрных волос. Всё в ней было ему знакомо: спокойные карие глаза и тёмно-красные губы, тонкие аккуратные запястья в кружевных перчатках и туго перетянутый корсетными шнурами силуэт.