Феникс падал на Солнце. А на другом зеркале появился некто в чёрном бронекостюме. Забрало раскрылось, открыв лицо сурово прочерченное, с серым взглядом.
— Что за морок прошлого глубин, — начал Гелий, — нахально ломится мне в двери? Какое право вы имели нарушать уединение моё? Зачем надели маску времён кровавых, позабытых?
Уголки рта туго дрогнули. Улыбка? Гримаса?
— Сэр, я сегодня без костюма.
— Боже мой! Аткинс?! Возродили ваше племя?! Значит...
— Война, — тихо проговорила Дафна, — "Ужас, бойня, хлещет кровь. Лязг копья под вопли вдов..."
— Сэр, отпусков у меня в принципе не бывает. Почему, когда во мне нужды нет, люди считают, что и меня нет? Не пойму, — Аткинс по-своему скупо пожал плечами, так, что и под микроскопом не заметить, и продолжил. — Довольно чепухи. Я пришёл предложить союз. Вы в опасности. Есть вероятность, что внутри Солнца прячется враждебная разумная машина: так называемый Софотек Ничто. О нём, его оснащении и способностях мы знаем мало. На данный момент известно, что технологии Второй Ойкумены могут наводить сигнал даже в экранированные системы, то ли телепортируя электроны, то ли рожая их из физического вакуума. Не исключено, что электронами дело не ограничивается. Границ применимости мы тоже достоверно не знаем. Та буря, в которой погиб бывший Гелий, была вызвана вмешательством врага. Молчаливые намерены занять Солнечный Массив. Если они преуспеют... Думаю, последствия объяснять не нужно. В Трансцендентальность мы особенно уязвимы. Все разумы станут одной большой мишенью.
С помощью Массива Ничто может направить протуберанец на переднюю точку Меркурианской Равносторонней Станции, где расположены противоземлетворные установки Вафнира, и лишить тем самым всю Ойкумену поставок антивещества. Я прошу о содействии...
— Я вас издавна знаю, капитан Аткинс. Или вы теперь "Маршал"? Вы ставите меня на остриё и просите ждать удара, чтобы потом отомстить, дотла аннигилировав выдавшего себя врага? Я прав? Помнится мне, в Новом Киеве ваши Пирровы размены не оправдали ожиданий.
— Сэр, я не намерен обсуждать старые битвы. Мне вас Разум Земли посоветовала. Сказала — не откажетесь. Я же ей высказал, что в очередной раз втолковывать, что к чему, у меня уже сил не отыщется. А то хочется некоторым и победы, и жизнь свою не ставить на кон... Ну, вы меня знаете, Гелий. Понимаете, о чём я.
Словно стужей повеяло — подумала Дафна. Интересно бы узнать, что этих стариков связывает...
— Я помню, капитан Аткинс, на какие жертвы вы шли, — подобрел Гелий. Задумавшись, он отвлечённо продолжил:
— Странно. Вы ведь, когда все убегают, тоже стои́те. Мы, оказывается, похожи — и от таких мыслей мне страшно.
— Сэр, мы с ерундой покончили, надеюсь? Помогать будете?
Гелий распрямился:
— Здесь мой притин. Я его и Ойкумены не оставлю. Скажите, что вам нужно. Впрочем, могу догадаться...
— Не утруждайтесь, я перечислю. Фаэтон собирается швартовать своё чудище к причалам со второго по пятидесятый Шестого Основного Экватора. [41] Другие причалы по габаритам не подойдут.
— Подождите немного. Генераторы поля наведут под вами солнечное пятно, поток пробьёт коридор холодной плазмы. Спускайтесь по нему.
— Не утруждайтесь. Фаэтон тут хвастает, как Феникс преспокойно пересечёт солнечную корону. От вас же ему требуется антивещество. Найдётся?
— Найдётся, — едко ответил Гелий.
Он не лукавил. Антивещества на Массиве было вдоволь — и тысячу газовых гигантов уравновесить хватит.
— Ещё предоставьте данные о веществе под мантией. Софотек Ничто о нас знает. Разум Земли использует Феникса наживкой. Молчаливый клюнет — и, что не исключено, попробует повредить Массив и переделать вас под свои нужды. Возможно, он уже вами владеет.
— Пока нет, насколько мне известно.
— В наши дни мнения такие ничего не значат. Ещё нужно отыскать корабль Ничто. Отправляйте к ядру глубинные зонды и постарайтесь найти эхослед. Мы знаем место, но размеры и содержимое — загадка. Проверьте диспетчерские записи — не падало ли в Солнце что-нибудь подозрительное?
— Что ещё?
— Оставайтесь здесь и следите за погодой. Будете пунктом зондирования. Феникс же пробьёт хромосферу и отправится в ядро, к врагу.
— Мне одному следить? Не кажется ли вам подозрительным: вся Ойкумена до сих пор мирно готовится к празднику, и никто в набат не бьёт?
— Кажется. Но Ничто, хоть и умён, всего не знает, и, наверное, рассчитывает дождаться Трансцендентальности и ударить сразу по всем разумам — когда они беспомощны. Понятно? У Ничто есть пушки посерьёзнее — не хочется его раньше времени будоражить.
Гелий задумался.
— Ну? — поторопил Аткинс. — Нам больше ничего не надо. Справитесь?
— У меня сомнений нет. Капитан — значение слова "долг" помните не только вы.
— Отлично. И, личная просьба — раз уж вы сегодня так щедры...
— Да..?
— Расщедритесь на "прости меня, сынок". Фаэтон ноет без умолку с начала полёта, у меня уже нервы сдают. Моральный дух страдает.
Гелий долею мозга связался с юридической и бухгалтерской программой, одновременно сказав:
— Хорошо! В качестве извинения передайте моему сыну — пришвартуется он уже на своём корабле. Все долги будут погашены, а имя — восстановлено.
Гелий проследовал внутрь Феникса Побеждающего через галерею преображающих операционных, омутов ноуменального переселения, теломастерских и кабинетов нейропротезирования — впрочем, весь коридор преображающих душевно и телесно процедур по традиции назывался "шлюзом". Шлюз располагался на спине корабля и вдавался внутрь Феникса на триста метров. Перевёрнутая башня шлюза, вместе с налипшими изнутри на корпус корабля механизмами и кожухами, смотрела туда, где сейчас оказался "низ", и выглядело нагромождение так, будто небоскрёбы старинных городов вдруг стали расти наоборот — с небес к земле.
Фаэтон поджидал неподалёку — на одном из мостков, сетью соединявших перевёрнутые крыши друг с другом. Глубоко под ногами, за тщедушными перильцами, в обе стороны протянулись ряды топливных ячеек — словно бесконечный улей скрещенных пирамидальных сот, где вместо личинок сияли исполинские капли металлического льда.
Отпрыск Гелия стоял твёрдо. Ноги — на ширине плеч, руки сложены за спиной, взор — что устремлённые в цель лучи, адамантиевый шлём чёрно-золотого капитанского доспеха сложен, и над равниной строгих геометрических фигур, в каждой из которых сдерживался промораживающий антиматериальный пожар, готовый и ликовать, и побеждать, и разрушать, Фаэтон смотрелся очень уместно.
Проходя через шлюз, Гелий выбрал человеческое тело, укреплённое под Солнечное тяготение, и оделся в умеренно официальный Викторианский наряд. Разумеется, не вечерний: моветон носить вечернее в такой близости к Солнцу. Попутно Гелий составил подтверждение оплаты долгов сына и обращение в Суд по Банкротствам, с просьбой вернуть Феникса Побеждающего из залога, оформив бумаги как золочёный пергамент с сургучными печатями и алой лентой.
Не обратив внимания на протянутый пергамент, Фаэтон бросился к отцу и заключил в объятья. Гелий, не успевший и слова сказать, обнял сына в ответ.
— Не думал, что снова встретимся, — сказал кто-то.
— Я тоже, — ответил ему.
Гелий промокнул слёзы счастья изрядно измявшимся в объятьях пергаментом, но вдруг опомнился и робко предложил документ Фаэтону.
— Благодарю, Отец. Подарка лучше и придумать нельзя, — прошептал Фаэтон, торжественно принимая рыхлую от слёз промокашку. — А Дафна?
— Переодевается, — кивнул Гелий в сторону шлюза. — Женщины. Не может подобрать цвет кожи под форму скелета. Похоже, она и в поле тяжести Солнца хочет добиться Марсианской красоты.
(Марсианки, благодаря низкому притяжению, отличались прямо-таки летучим изяществом.)
Фаэтон не сводил глаз с люка. Гелий про себя усмехнулся и подошёл к поручням мостка.
— Разъясни-ка, зачем та возня? — спросил Гелий, указывая наверх.
— М? — Фаэтон нехотя отвлёкся от шлюза. — А, это. Батисферные улучшения. Вдоль всего корпуса будут установлены магнитно-индукционные генераторы. Магнитное поле будет волочь плазму вдоль корпуса — словно гусеница грунтовой яхты — погружая Феникса в Солнце всё глубже.
— Я бы сказал — закапывая.
— Как вам угодно, — подхватил Фаэтон ироничный настрой Гелия.
— Надеюсь, охлаждающий лазер справится с нагрузкой? Форма поверхности Феникса не оптимальна — поверхность слишком большая. Ближе к ядру внешняя температура уже начинает превосходить температуры выхлопа моих батисфер.
— Отец, посмотрите в сторону кормы. Видите, в сорока километрах от нас — рубеж? Это движутся рабочие — они очищают корпус от лишнего. Получится изолирующая прослойка, толщиной в пол-километра, и её я собираюсь заполнить сверхпроводящей жидкостью, которая и будет отводить тепло к левому и правому движкам. Они послужат стоками для тепла. Центральный движок будет охлаждающим лазером — он может разогреваться даже жарче солнечного ядра.
Гелий прикинул в уме несколько сотен уравнений. Ответ ему не понравился.
— Великоват объём. У этого корпуса, я думал, практически стопроцентное отражающее альбедо. Откуда столько лишнего нагрева?
Фаэтон указал наверх и переслал Гелию в фильтр ощущений картинку с внешних камер.
— Отсюда. На месте мыслеинтерфейсов и антенн будут выходы оптоволоконного кабеля из кристаллического адамантия. Кабель толстый, умышленно, чтобы мыслеинтерфейсы не захлопнулись. Тепло пойдёт по ним.
— А по какой это диспозиции вы собираетесь на бой с Софотеком Второй Ойкумены, непревзойдённым, если верить Аткинсу, мастером мыслительной войны — с распахнутыми настежь мыслеинтерфейсами? Связь со вражеским разумом выйдет перерубить только с помощью прерывателей-
— Прерыватели уже заменены напрямую спаянными и многократно продублированными кабелями. Разорвать сеть изнутри не выйдет никак, даже физически — связки отрегенерируют ещё быстрее.