— Ты... Всё это время ты загружен был?
— Системные мониторы я обманул. Узри — диаграмма разума корабля. Вот схема моего ума.
Перед Дафной и Фаэтоном вскочили зеркала, и показали одинаковую картину: паутину сложнейшей мыслительной архитектуры, засевшей в разуме Феникса Побеждающего.
Ничего себе... Фаэтон такое строение Софотека впервые видел. Не было сердцевины, устоев, неизменной логики. Паутина вращалась, как циклон, на месте не стояло ничего.
Что это вообще? Что это за разум?
Схема напоминала водоворот. В сердце, где у Софотеков — логические правила и основополагающие понятия — ничего. Пустота. Как машина обходилась без основ?
К краям от пусто́ты по завитым рукавам истекал непрерывно информационный поток, и движение, по большей части, причёсывало мыслительные цепочки в одну сторону — но в каждом рукаве, в каждом мыслеакте, в каждом волоконце была своя иерархия, и каждая преследовала собственную цель. Энергия сети отмерялась петлёй успехов: линии оценивали соседок по своим ценностным системам, и, преследуя свои цели, делились данными и машинным временем. Словно бы невидимая рука тянула волокна к достижению общей цели — но общая цель нигде не записана. Она подразумевались самой архитектурой. Она не высечена на камне — она сама камень.
Мыслительный вихрь — и без сердечника. Конечно, как и ожидалось — много тёмного. Было полным-полно слепых пятен, лакун осознания Ничто. Если вдруг паутинки не сходились в мыслях — пересечение темнело, область теряла важность. Когда мысли совпадали, помогая друг другу — рождались новые, росла яркость, отмерялось машинное время. Связки единодушных мыслей Ничто осознавал преотменно.
Фаэтон не верил глазам. Видел он сознание без мысли, жизнь без жизни, яростный сверхразум без опор. Фаэтон восхищённо прислонился к зеркалу, будто бы пытаясь прикосновением убедиться в неподдельности невероятной схемы.
В мысли ворвался возглас Дафны:
— Слушай, инженер! Как оно без опорных значений не сбоит? Тут ни адресов, ни нумерации нет — как без целей в этакой мешанине не потеряться? Как это действительность моделирует без логической основы? Логическая основа даже у амёбы есть. Как оно... Как оно вообще существует в рациональном мире?
В её речах слышался страх.
— Что-то я проглядел, — пробормотал Фаэтон, — какую-то основу. Но какую..?
СВЕРЖЕНИЕ РАЗУМА
Дафна выкрикнула Царю Молчаливых прямо в оперённую плюмажем маску:
— Ври, да не завирайся! Мозг так не устроить! Ты в систему влез и картинки показываешь!
Насмешливый перелив, звон отдалённых бубенцов.
— Убедитесь. Проверяйте. Мои мысли — перед вами. Читайте.
Дафна сверкнула взглядом в Фаэтона:
— Эта хреновина нам тут Царя Второй Ойкумены вырисовывает, да с целым подмышечным ансамблем! Уж спиральку-то ей на экране изобразить — какая проблема?
Фаэтон ответил удручённо:
— Увы, он прав. Датчики брони подтверждают занятость корабельного мозга. Всё совпадает. Между коробами проходят правильные импульсы, участки сети включаются и выключаются прямо как на схеме — а если Ничто может показания и внутри моей брони подделывать, то почему я цел ещё? Зачем тогда уговоры?
— Чепуха! Не может никто иметь устойчивую картину мира без устойчивой моделирующей системы! — злилась Дафна. — Мозг должен понимать логику — иначе он мир не поймёт! Ведь мир логичный, так ведь? Так? И правила эти должны быть в самом ядре зашиты — просто чтобы остальные правила прочитать! — на этих словах Дафна всплеснула руками. — Оно нас за нос водит. Как-то. Ядро прячет, или совесть его ядро прячет, или загрузилось не целиком, или ещё как!
— Не вижу, чтобы "Овод" подействовал. Никаких следов, — удивился Фаэтон.
— Да он его не принял просто. Но вот "не вижу" — слова правильные. Слепых пятен у этого уйма. Пускай в них оводов поищет.
Сверху, из-под серебряной маски раздались нарастающие ноты. Последовал утончённый вопрос:
— Ты намерена вирус у меня на глазах загружать? И каким образом?
— Ты не поверишь, — осклабилась Дафна. — Я тебе в слепое — слепое — пятно засажу.
— И ты не без слепых пятен. Пока что ваша пара потрясена встречей до глубины души — но не я. Подумай, у кого же тогда неправильная картина мира? У Фаэтона, или у меня?
Дафна же вытянула из кобуры дуэльный пистолет, под обликом которого скрывался посох снов, и, нацелившись в зеркальце с программой вируса, [62] прикоснулась к шомполу — пистолет загрузил в себя вирусное четверостишие. Потом она ухватила оружие обеими руками, направила в изображение тысячепаутинного жадного вихря, выцелила в беспорядочной, нерифмованной мешанине то темнеющих, то нараставших в яркости прожилок неосвещённую, маловажную мыслительную цепочку — и выстрелила.
Компьютер прочитал, куда нацелен ствол, сопоставил нужный адрес памяти, и выгрузил туда весь пистолетный заряд.
Цепочка загорелась, и, не медля, поползла к пустой глазнице мыслительного урагана, занимая место основной, насущнейшей мысли: вопроса, который без ответа оставить нельзя. Шквал информационных обменов с соседними мыслями — и удовлетворённые цепочки поползли прочь от центра, а сам вопрос, оставленный без внимания, потерял в важности, потемнел и был забыт. Вместо ядра у Ничто до сих пор ничего не было.
Похоже, ответы Ничто вполне устроили, что бы там "Овод" о морали и основополагающих взглядах не вопрошал. Следов вмешательства совести Дафна не заметила: ни обрывов, ни помрачений.
Может, и нет редактора? Может, машина эта намеренно нелогична? Иррациональна рационально?
Дафна поверить не смогла. Она снова навела пистолет и принялась палить по текучим хороводам тёмных островков.
Толку не было.
Фаэтон же, уперевшись рукой в зеркало, будто бы пытаясь прозреть бездонный вихрь насквозь, шептал:
— Где просчёт? Что я упустил?
Отражение Фаэтона прислонилось изнутри. Пальцы соприкоснулись. За отражением перемешивалась схема, и над головой будто бы вертелся паутинный нимб. Так. С отражением что-то не так. Фаэтон присмотрелся. Да, не отражение — в зеркале он не носил шлема. Волосы развевались, а вместо брони на нём был могильно-чёрный сюртук с белоснежным шейным платком.
— Мы признаём рациональность мира. А вдруг мы ошиблись? — сказало отражение.
— Я тебе не верю, — ответил Фаэтон. — С таким зачином меня никакая речь по-настоящему не убедит. Это вздор.
Отражение слегка кивнуло:
— Хорошо. Позволь выразиться иначе. Рациональная действительность — подмножество большей системы. Система эта вбирает в себя в том числе и изнанку чёрной дыры — где наши представления о математике, пространстве, времени, равенстве и причинности рассыпаются. Наши Софотеки, с их логикой и математическим аппаратом, понять нутро чёрной дыры неспособны, как и не способны за горизонтом событий работать. Машины Второй Ойкумены — способны. И они работают. И так и надо. Ты не можешь понять мыслительную архитектуру потому же, почему и не мог понять мысли Ао Варматира, даже имея ноэтический слепок — просто они основаны на надрациональных математических принципах. [63]
Фаэтон затряс головой:
— Ты — не я, если в абсолютность логики не веришь. Попробуй-ка мост сложить, если две плюс две балки — не четыре балки.
— А ты пробовал строить мосты за горизонтом событий? Там такие искажения, что балка и за две, и за три сойдёт, и погрешности там больше целого. И прошу, не надо меня в легкомысленном отношении к логическим принципам обвинять, наоборот — я только и сделал, что применил их последовательно. Наше понятие о логике сложено опытом нормального пространства-времени. Наши Софотеки в нём созданы, а вот Механизм Ничто собран там, где наши понятия причинности и равенства неприменимы. В него встроена моральная система, которую наши Софотеки уже на уровне аксиом отвергают. Я понял — и вот что меня убедило — что мои аксиоматические предположения такие же, как у Софотеков, но я непоследовательно их использую. А кое-что о Механизме Ничто и истории Второй Ойкумены — чистая ложь. Боюсь, не всё происходящее видно на поверхности. Прежде чем судить — узнай.
— Поверить себе не могу! — в сердцах воскликнул Фаэтон. — Поддался бредням чудища-угонщика! Да оно прямо сейчас к кораблю руки тянет! Что за доводы у него такие?
— А корабль оно уводило, чтобы тебе подарить.
— Свежий вздор!
— Нет. Выслушай. Тебя собирались сделать героем Второй Ойкумены — как и Ао Варматир рассказывал. Будь ты тогда на месте капитана, ты бы поверил. Ао Варматир пришёл договориться — а Аткинс его прикончил.
— Аткинс выполнял долг... Война потребовала-
Отражался Фаэтон с презрением.
— Я — это ты. Себе-то хоть не ври. По той же причине Ничто и пытался угнать Феникса понарошку — чтобы ты здесь оказался. Да, неудобства тебе адские причинили — но ненадолго. Так война потребовала. Если Аткинсу в схватке с Варматиром можно, то и Молчаливым в битве с Софотеками разрешено. Только их война несравненно больше.
— Они воюют с настоящим! Разум свергают!
Отражение затрясло головой:
— Нет. Стандартный математический аппарат в некоторых условиях не работает. Я прав? Наука не может внятно описать внутренность чёрной дыры. Я прав? Но внутренность-то существует. Она тоже настоящая. А природа — непротиворечивая. Я прав? Значит, математика должна описывать и то, что внутри, и то, что снаружи, и переход через горизонт должен подчиняться некоему метазакону. Взгляни.
Соседнее зеркало усеяли формулы и неевклидовы чертежи. Выкладки начинались с утверждения о нетождественности единиц и утверждением о эквивалентности единицы и бесконечности.
Фаэтон, насупив брови, их просмотрел. [64] Доказательства друг другу не противоречили, несмотря на бредовое предположение, и, если взять не равную себе бесконечность конечной, получалась математика привычная.