Эрондейлы были слишком добры к Корделии, когда приняли ее в свою семью. Она не знала, как смотреть в лицо Уиллу и Тессе, которые понятия не имели о том, что все это – лишь спектакль. Она не была их новой дочерью. Они с Джеймсом собирались развестись через год.
Джеймс тоже был ужасно добр и ужасно любезен. За дни, прошедшие после их помолвки, у Корделии постепенно возникло убеждение, что она нарочно заманила его, заставила жениться на себе. Оба прекрасно понимали: если бы она не пожертвовала своей репутацией ради того, чтобы предоставить ему алиби, он сейчас сидел бы в тюремной камере в Безмолвном городе. После такого он просто обязан был сделать ей предложение.
Да, Джеймс улыбался всякий раз, когда взгляды их встречались – улыбался своей очаровательной улыбкой, словно хотел сказать Корделии, что она чудесна, что он счастлив с ней. Но это не помогало; Корделия говорила себе, что у Джеймса доброе сердце, только и всего. Он не любил ее, ничто не могло этого изменить.
К немалому изумлению Корделии, Алистер поддерживал ее последние несколько дней и служил ей огромным утешением. Он приносил ей чай, играл с ней в шахматы, словом, всячески старался отвлечь ее от неприятных мыслей. Они почти не говорили о возвращении Элиаса. Корделия не помнила, чтобы брат хоть на минуту оставил ее одну в доме – он даже не виделся с Чарльзом.
Как раз в этот момент Чарльз забрался на скамью и закричал, желая привлечь к себе всеобщее внимание; люди оборачивались, перешептывались, но постепенно шум утих. На лицах гостей и хозяев отразилось недоумение. Сона нахмурилась: очевидно, сочла, что Чарльз ведет себя крайне невоспитанно. Если бы она только знала, мрачно подумала Корделия.
– Позвольте мне первому поднять бокал за счастье молодых! – заорал Чарльз и взмахнул бокалом. – За Джеймса Эрондейла и Корделию Карстерс! От себя хотелось бы добавить, что я всегда относился к Джеймсу, парабатаю Мэтью, как к своему младшему брату.
– Как к младшему брату, которого ты перед всем Анклавом обвинял в разрушении оранжерей, – пробормотал Уилл.
– А что касается Корделии Карстерс – как мне описать ее? – продолжал Чарльз.
– Интересно, как может ее описать тот, кто с ней практически не знаком, – буркнул Джеймс.
– Она одновременно красива и прекрасна, – объявил Чарльз, предоставив слушателям размышлять о различии между этими двумя эпитетами, – а также необыкновенно храбра. Я уверен, что она сделает Джеймса счастливым, точно так же, как моя очаровательная Грейс вскоре осчастливит меня. – Он улыбнулся девушке, которая стояла рядом с непроницаемым лицом, глядя в пространство. – Да, вы не ошиблись. Я хотел объявить о том, что мы с Грейс Блэкторн обручены. Разумеется, все присутствующие приглашены на свадьбу.
Корделия бросила быстрый взгляд на Алистера; лицо его было бесстрастным, но она заметила, что руки, спрятанные в карманы, сжаты в кулаки. Джеймс прищурился.
Чарльз весело продолжал:
– И, наконец, от души благодарю всех членов нашего Анклава, которые поддерживали меня в качестве заместителя Консула во время недавних трагических событий. Конечно, я еще молод для того, чтобы нести такую ответственность, но можно ли отказываться, если долг зовет? Разумеется, нельзя. Я хочу сказать лишь одно: мне чрезвычайно льстит доверие, которое оказала мне матушка, мне дорога любовь моей невесты и вера нашего народа…
– Спасибо, Чарльз!
Джеймс появился рядом с Чарльзом и коварно толкнул ногой скамью; скамья перевернулась, и оратор едва не шлепнулся на пол, но Джеймс вовремя подхватил его, поставил на ноги и похлопал по плечу.
– Отличная речь!
Магнус Бейн, на лице которого появилась дьявольская довольная гримаса, щелкнул пальцами. Фестоны из золотых лент, свисавшие с люстр, образовали фигуры взлетающих цапель, и одновременно фортепиано начало само собой негромко наигрывать мотив «Он веселый славный парень». Джеймс увлек Чарльза подальше от злополучной скамьи к родным, которые принялись наперебой его поздравлять. Все вздохнули с облегчением.
– Мы воспитали прекрасного сына, дорогая моя, – сказал Уилл и поцеловал Тессу в щеку. Затем посмотрел на Корделию и улыбнулся. – И в жены ему досталась самая лучшая девушка на свете. Любым родителям остается только мечтать о такой невестке.
На лице Алистера появилось такое выражение, словно ему ужасно хотелось прямо сейчас очутиться где-нибудь в другом полушарии. Корделия его прекрасно понимала.
– Благодарю вас, мистер Эрондейл, – ответила она. – Надеюсь, я сумею оправдать ваши ожидания.
Тесса удивилась.
– Но почему тебя тревожат такие мысли?
– Корделия тревожится, – неожиданно заговорил Алистер, – из-за глупцов, которые сплетничают о нашем отце и нашей семье. Но я считаю, что не следует обращать на это внимания.
Тесса осторожно прикоснулась к плечу девушки.
– Всегда найдутся жестокие люди, сочиняющие всякие небылицы, – сказала она. – А другие, те, кому доставляет удовольствие издеваться над ближними, смакуют эти слухи и повторяют их. Но я верю, что в конце концов истина восторжествует. Кроме того, – лукаво улыбнулась она, – люди сплетничают только об интересных женщинах.
– Совершенно верно! – воскликнул Чарльз. Он возник рядом, словно из-под земли, и Алистер заметно вздрогнул. – Могу я поговорить с Алистером пару минут? По личному вопросу.
Он подхватил Алистера под руку и увлек его в сторону двери, но Алистер ловко поймал Корделию за запястье. Не успела она оглянуться, как ее уже потащили вслед за Чарльзом.
Чарльз, заметив это, остановился, обернулся к Алистеру и, в свою очередь, изумленно взглянул на Корделию.
– О, Корделия, – бессвязно пробормотал он. – Вообще-то говоря, я хотел побеседовать с вашим братом наедине.
– Нет, – жестко произнес Алистер, и Корделия поежилась. – Она остается.
– Chekarmikoni? – прошипела Корделия. – Алистер, что ты творишь? Я должна уйти…
– Я не хочу разговаривать с тобой наедине, Чарльз, – продолжал Алистер. – Насколько я понимаю, ты получил мое письмо?
Чарльз покраснел.
– Я не думал, что это серьезно.
– Это серьезно, – сказал Алистер. – Все, что ты хочешь мне сказать, может быть сказано в присутствии моей сестры. Она никому не выдаст нашу тайну.
Чарльз поразмыслил, затем как будто бы смирился с положением вещей.
– Очень хорошо, – неловко заговорил он. – Я хотел сказать, что скучал… ведь мы не виделись после того собрания. Я приходил к вам, но Райза сказала, что тебя нет дома.
– Для тебя меня никогда больше не будет дома, – ровным голосом произнес Алистер.
Корделия снова попыталась вырваться, но брат крепко держал ее за руку.
– Мне следовало расстаться с тобой после того, как ты обручился с Ариадной, – говорил Алистер, и на щеках его выступил румянец. – Мне следовало оставить тебя после того, как ты самым жестоким образом бросил ее. А сейчас ты нашел себе новую невесту, и я понял, что ты никогда не будешь интересоваться мной – или кем-то еще – и наполовину так же сильно, как своей собственной карьерой.
Он отпустил Корделию, и она могла бы уйти при желании, но в эту минуту она почувствовала, что нужна Алистеру. И она осталась, и взглянула в серое лицо Чарльза.
– Алистер, – прошептал он. – Это неправда. Просто у меня нет иного выбора.
– Выбор всегда есть, – возразил Алистер. – Взгляни на Анну, на Магнуса Бейна.
– Я не принадлежу к богеме, не желаю быть изгнанным в полусвет. Я хочу стать Консулом. Войти в Конклав. Хочу занимать положение в обществе.
Алистер испустил вздох, в котором Корделия угадала боль и усталость.
– Теперь ты можешь делать все, что хочешь, Чарльз, и получить все, чего желаешь. Но уже без меня. Я хочу жить, а не прятаться среди теней, пока ты перебираешь подходящих невест в попытках скрыть, кто ты такой на самом деле. Если ты хочешь так жить, это твой выбор, но свой выбор я сделаю сам.
– И это все, что ты можешь мне сказать? После всех этих лет? Нет, мы не можем расстаться так просто, – воскликнул Чарльз, и в этот момент он не был смешон, как тогда, на скамейке, когда пил за собственное счастье. Корделии его горе показалось искренним. Он по-своему любил Алистера.
Но этого было мало. Иногда одной лишь любви бывает недостаточно.
– Удачи, Чарльз, – сказал Алистер, и его темные глаза сверкнули. – Я уверен, тебя ждет успешная карьера.
С этими словами он развернулся и ушел. Корделия внезапно осталась наедине с Чарльзом и почувствовала страшную неловкость. Она уже повернулась, чтобы поспешить вслед за братом, но Чарльз заговорил с искусственной усмешкой:
– Наверное, вы не поняли ни слова из нашего разговора.
Корделия остановилась и произнесла, стараясь не смотреть ему в лицо:
– Я поняла одно: вы причинили боль моему брату. И еще я поняла, что это не повторится.
– Нет, не повторится, – едва слышно ответил Чарльз.
Больше он не произнес ни слова и еще несколько минут стоял на том же месте, глядя ей вслед.
Джеймс открыл высокую стеклянную дверь и вышел из бального зала. Балкон был длинным, с высокими каменными перилами. Когда его отец был молодым, балкона не существовало, он появился после ремонта и перестройки здания Института. Его родители питали пристрастие к балконам.
Джеймсу почти казалось, что он находится на крыше, далеко от гостей, их болтовни, танцев, суеты и шума, но уединение не оказывало на него обычного успокаивающего действия. Он вдохнул лондонский воздух, насыщенный запахами дыма и сточных канав, и различил за силуэтами крыш и башен блестящую черную ленту Темзы. Он вспомнил речную воду, похожую на нефть, на дым в царстве Велиала. Он наклонился вперед, снова сделал глубокий вдох, желая избавиться от стеснения в груди, и его белая накрахмаленная манишка заскрипела, коснувшись каменных перил.
Нет, дело было вовсе не в том, что Джеймс испытывал ужас при мысли о свадьбе с Корделией. Ужаса он не испытывал и подумал: а что же он должен сейчас чувствовать? Когда он думал о жизни с ней в одном доме, его воображению представлялась хорошо натопленная комната, огонь в камине, шахматная доска или карты на столе. За окнами клубится туман, но в комнате уютно, поблескивает золотое тиснение на корешках книг на английском и персидском языках. Джеймс слышал ее нежный голос. Он постепенно погружался в сон, а она читала ему стихи на языке, которого он еще не знал.