Должно быть, он невольно сделал движение, и Корделия обернулась; широко распахнутые глаза ее сверкали, грудь часто вздымалась. Джеймс почувствовал какой-то толчок, укол в сердце. В мозгу промелькнуло смутное, расплывчатое воспоминание: Корделия, лежащая рядом с ним на постели, прикосновение ее шелковистых волос к его щеке, тепло ее бедра…
Он сделал над собой усилие и выбросил из головы непрошеные мысли; ничего подобного с ним никогда в жизни не случалось, это точно. Может быть, это фрагмент вчерашнего сна?
Он вытащил из кармана письмо и протянул девушке.
– Маргаритка, – заговорил он. – Я тебе кое-что принес.
За много лет Корделия научилась тренироваться в одиночку. Отец всегда говорил ей, что живой партнер необходим для освоения некоторых аспектов обращения с мечом: например, как можно научиться разворачивать меч под нужным углом во время поединка, если никто не пытается оттолкнуть твой клинок своим? Алистер тогда возражал, что обучение Сумеречных охотников отличается от обучения обычных людей: им редко случалось сражаться с противником, вооруженным мечом, и гораздо чаще – с монстрами самой причудливой формы.
Корделия хихикала, Элиас в негодовании поднимал глаза к потолку и сдавался. В конце концов, они так часто переезжали с места на место в поисках климата, подходящего для отца, что ни Корделия, ни Алистер при всем желании не могли бы подыскать себе постоянных партнеров для тренировок. Брат и сестра не подходили друг другу ни по росту, ни по телосложению. И поэтому, когда Люси вышла, чтобы выпить чашку чаю, Корделия принялась тренироваться, как обычно. Почти каждый день она повторяла одни и те же маневры, раз за разом отрабатывала последовательность движений, до тех пор, пока они не становились для нее такими же естественными, как спуск по лестнице. Она подняла Кортану, развернулась вокруг своей оси, прыгнула вперед, выставив перед собой меч – и едва не потеряла равновесие от неожиданности. В дверях стоял Джеймс. Корделия замерла и несколько мгновений пристально смотрела на него. Он сегодня выглядел как-то иначе, не так, как всегда. Но в чем заключалось это отличие, она не могла бы сказать. Одет он был как обычно, в утренний пиджак и серые брюки; черные волосы пребывали в беспорядке. Под глазами залегли тени, но это было понятно: ведь он вернулся домой чуть ли не под утро.
Корделия убрала меч в ножны, укрепленные на спине, а Джеймс в это время извлек из кармана какой-то конверт и с улыбкой протянул ей; она разглядела на конверте имя Люси, написанное от руки.
– Почему ты решил, что письмо для меня? – удивилась она. Пальцы ее слегка дрожали, когда она взяла у Джеймса конверт и начала вскрывать его.
– Мэтью сказал, – ответил он. – Сейчас он отвлекает Люси в столовой, но, боюсь, это ненадолго.
– Нет, все в порядке, я не против того, чтобы Люси узнала, – улыбнулась Корделия. – Если бы я не доверяла ей, я бы не попросила прислать письмо на ее имя.
– Понимаю, – сказал Джеймс. – Но это твое письмо. Можешь прочесть его сейчас. Если хочешь остаться одна, я уйду.
– Нет, не надо, – пробормотала Корделия, глядя на строки, написанные рукой Шарлотты. – Нет, прошу тебя, останься.
«Дорогая Люси,
Надеюсь, это письмо благополучно дойдет до тебя, а также до нашей милой Корделии. Боюсь, что не смогу сообщить вам никаких новостей: в связи с нынешней тревожной ситуацией дело Элиаса Карстерса отодвинулось на второй план. Да, мы действительно предприняли попытку допросить Элиаса при помощи Меча Смерти, но, к несчастью, это не пролило никакого света на происшедшее, потому что Элиас совершенно не помнит событий той ночи. Все очень запутанно. Пожалуйста, передай Корделии мои наилучшие пожелания. С нетерпением жду возвращения в Лондон и встречи с вами.
С любовью,
Шарлотта».
Корделия тяжело опустилась на подоконник.
– Я ничего не понимаю, – прошептала она. – Почему он не помнит битву?
– О чем ты? – нахмурился Джеймс. – Что случилось?
– Ты знаешь, что моего отца скоро будут судить, – медленно проговорила она. – В Идрисе.
– Да, – ответил он. – Мне не хотелось вмешиваться не в свое дело. Я даже не расспрашивал Люси о подробностях, хотя мне было любопытно. – Он сел рядом с Корделией на подоконник и продолжал: – Не буду тебе лгать. Я слышал разные разговоры и слухи. Но я никогда не верю слухам. Люди достаточно болтали всякой чепухи обо мне и моей семье, и чаще всего говорили неправду, так что я предпочитаю судить обо всем сам. – Он положил руку ей на запястье. – Если ты хочешь рассказать мне всю правду, я с радостью тебя выслушаю, но это решать только тебе, Маргаритка.
Руки у него были теплые, загрубевшие от мозолей, покрытые шрамами. Джеймс стал другим, снова подумала Корделия. Более… земным, настоящим. Он больше не витал в облаках, в ином мире, нет, он сидел здесь, на подоконнике, рядом с ней, он слышал ее, смотрел на нее.
И она рассказала ему все: о том, что последние несколько лет ее отец тяжело болел, что из-за него они вынуждены были скитаться по всему свету в поисках подходящего климата, о том, как он согласился помочь Конклаву и возглавил вылазку Сумеречных охотников. Рассказала о последовавшей за этим катастрофе, аресте, их путешествии в Лондон, о предстоящем суде, об ее, Корделии, попытках спасти отца.
– Мэтью любезно согласился написать матери и обратиться к ней с просьбой о помощи, но, к сожалению, оказалось, что это очередной тупик. Я не знаю, как помочь отцу.
Джеймс задумался о чем-то.
– Маргаритка, мне очень жаль, прости меня. Сейчас тебе должны помогать друзья, и я один из твоих друзей.
– Никто не может мне помочь, – возразила Корделия. В первый раз со дня ареста отца она почувствовала, что надежда покинула ее.
– Не надо так говорить, – успокоил ее Джеймс. – Вспомни, кем является мать моего парабатая; мне приходится выслушивать гораздо больше рассказов о судебных процедурах в Конклаве, чем мне хотелось бы. И поэтому могу сказать: при отсутствии сведений, полученных с помощью Меча Смерти, суду придется полагаться на свидетельства очевидцев и показания о моральном облике подсудимого.
– О моральном облике? Но у моего отца нет близких знакомых среди Сумеречных охотников, – уныло пробормотала Корделия. – Мы все время переезжали, даже в Сайренворте не проводили больше пары месяцев подряд…
– Я много слышал о твоем отце, – заметил Джеймс. – В основном от Джема. После того, как родителей Джема убил демон Янлуо, именно Элиас вместе с Ке Ивэнь выследил его, прикончил и тем самым спас множество жизней. Может быть, твой отец в последнее время и болел, но прежде он был героем, и Конклаву нужно напомнить об этом.
В сердце Корделии снова зародилась слабая надежда.
– Отец редко говорит о молодости, о временах до женитьбы на моей матери. Может быть, ты сумеешь помочь мне, найти каких-нибудь его старых знакомых? Но нет, – быстро добавила она, – я понимаю, что тебе не до этого. Грейс сейчас нуждается в тебе, ведь ее мать тяжело больна.
Джеймс помолчал несколько секунд.
– Между мной и Грейс больше нет «понимания».
– Что?
Руки его задрожали, и он убрал их в карманы. Корделия в изумлении заметила, что браслета у него на запястье больше нет. Должно быть, Грейс забрала его, подумала она.
– Ты первая, с кем я говорю об этом, если не считать Мэтью. Вчера вечером…
И в этот момент в зал, подобно небольшому смерчу, ворвался Кристофер. Он был без шляпы, а фрак из ткани с рисунком «в елочку» и несколькими дырами, прожженными на рукавах, видимо, был позаимствован у отца.
– Ах, вот вы где, – воскликнул он таким тоном, словно они нанесли ему смертельное оскорбление, нарочно спрятавшись от него в самом дальнем углу дома. – У меня новости.
Джеймс поднялся с подоконника.
– Что случилось, Кит?
– Эти деревянные обломки, которые мне принесли, – быстро говорил Кристофер. – Нам с Томасом удалось проанализировать их в нашей лаборатории в таверне.
– Деревянные обломки? Которые мы приняли за неизвестное оружие? – переспросила Корделия.
Кристофер кивнул.
– Странность заключается в том, что кислота, которая оставила ожоги на дереве – это кровь какого-то демона. На дереве мы нашли также другие демонические следы – но только на одной стороне каждого обломка.
Джеймс приподнял брови.
– Как ты сказал, повтори.
– Только на одной стороне каждого обломка, – послушно повторил Кристофер. – Как будто следы были нанесены таким образом специально.
– Нет. – Джеймс вытащил из кармана сложенный лист бумаги и протянул его Корделии. Девушка узнала рисунок, найденный в квартире Гаста.
– Я хотел спросить тебя раньше, – взволнованно произнес он. – Когда я увидел эти знаки впервые, я решил, что это руны… не знаю, чем я думал в тот момент. Здесь есть алхимические знаки, но остальное… совершенно очевидно, что это древнеперсидский язык, скорее всего, алфавит эпохи Ахеменидов.
Корделия взяла у Джеймса бумагу. До сих пор ей не удавалось внимательно рассмотреть надписи, но сейчас она поняла, что Джеймс прав; под незнакомыми ей символами она увидела имя, написанное на древнеперсидском. Клинопись действительно отдаленно походила на руны, но она сразу же сообразила, что это такое. Мать в свое время настояла на том, чтобы они с Алистером научились хотя бы немного читать на языке Дария Великого.
– Мертихувар, – медленно прочла она. – Так называлась разновидность демонов, обитавшая в Персии много веков назад. Сумеречные охотники называют их «мандихор».
– Даже у простых людей есть название для этих демонов, – сказал Джеймс. – «Мантикора»[35].
Он бросил быстрый взгляд на Кристофера.
– Теперь понятно, что это за куски дерева, – продолжал Джеймс. – Как же я раньше не догадался? Это обломки пиксиды.
– Пиксиды? – Такого Корделия совершенно не ожидала услышать. В давние времена Сумеречные охотники создали специальные деревянные «контейнеры», предназначенные для того, чтобы держать взаперти жизненную силу пойманных демонов. Но после Механической войны, во время которой Аксель Мортмэйн использовал пиксиду для перемещения душ демонов