– Она была настолько ревнива по отношению к отцу?
– Трудно сказать, – вздохнула Серафима Оскаровна, – ведь Валентин Гаврилович так и не решился ввести в дом ни одну из своих женщин.
– А их было много? – осторожно поинтересовалась Волгина.
– Это мне неведомо, – тихо отозвалась женщина.
– Хорошо. Значит, Артамонова он понял и предложил ему жить в своем доме?
– Да, тогда Василий Афанасьевич еще был одинок. Женился он только года через два.
– А какие отношения складывались между отчимом и пасынком?
– Хорошие. Василий Афанасьевич относится к Мирону как к родному сыну, и тот отвечает ему взаимностью.
– А как Мирон отнесся к появлению в доме Веры Максимовны?
– Спокойно, – ответила Нерадько и, подумав, добавила: – По крайней мере, внешне.
– А Евгения?
– Женя? Женя, кажется, даже обрадовалась. У них с Верой разница небольшая, и Женя в ее лице приобрела подобие подружки.
– Подобие?
– Ну, как бы это вам объяснить… – замялась женщина.
– Рискните попробовать, – ободряюще улыбнулась ей Мирослава.
– Наша Женечка не умела дружить серьезно, – произнесла робко, точно извиняясь, Нерадько.
– То есть?
– Она могла рассказать о чем-то, но в душу никого не пускала.
– Может быть, это не так уж и плохо, – пробормотала Волгина.
– Что? – недоуменно переспросила Серафима Оскаровна.
– Нет, ничего.
– Вам налить еще чаю?
– Нет, спасибо, пока не надо. Серафима Оскаровна, вы сказали, что Валентин Гаврилович хорошо понимал человеческую натуру.
– Да, – кивнула она, – он практически никогда не ошибался в людях.
– А как же Женя?
– Что Женя? – не поняла Нерадько.
– Он ведь не смог понять свою собственную дочь.
– Что вы имеете в виду?
– Евгения полюбила человека не своего круга…
– Вы имеете в виду Адама? – грустно улыбнулась женщина.
– Его самого.
– Тут, видите ли, какая ситуация, – осторожно начала Серафима Оскаровна, – Жене было свойственно увлекаться не совсем подходящими мужчинами. – Нерадько запнулась и посмотрела на Мирославу испуганными глазами.
– Серафима Оскаровна, что вы имеете в виду?
– Мужчины, которые нравились Женечке, не подходили ей по статусу.
– То есть зарабатывали себе на жизнь своим трудом? – скептически усмехнулась Волгина.
Нерадько замолчала и закусила нижнюю губу.
– Они не были богатыми? – решила прийти ей на помощь Мирослава.
Женщина кивнула.
– И Валентин Гаврилович, несмотря на свое хорошее знание человеческой натуры, на этот раз просчитался. Он запретил своей дочери встречаться с неугодным возлюбленным, но она его ослушалась.
– Да, это так, – вздохнула Серафима Оскаровна.
– И был скандал?
– Был, – призналась Нерадько.
– Под страхом лишения наследства Бельтюков повторил своей запрет?
– Да.
– И вскоре после этого Евгения была найдена задушенной…
– Но не думаете же вы, что ее Валя задушил?! – возмущенно воскликнула Серафима Оскаровна.
Мирослава пристально посмотрела на женщину и ответила:
– Нет, я так не думаю, Серафима Оскаровна.
– Но тогда кто же? – растерянно проговорила женщина.
– Рано или поздно мы это узнаем, – ответила Мирослава.
«Хотя хотелось бы как можно раньше», – подумала она про себя.
– Адам ее тоже не убивал, – тихо сказала Нерадько.
– А кто-то думает иначе.
– Я знаю…
– Как вы думаете, если бы Женя осталась жива, она вышла бы замуж за Адама?
– Мне трудно ответить на этот вопрос. Я знаю, что они любили друг друга. Но Женя не из тех девушек, которые могут жить с милым в шалаше.
– Однако она радовалась, когда от нее отказался вполне обеспеченный жених.
– Она не любила Марка.
– А другого жениха, которого ей непременно подыскал бы отец, она сумела бы полюбить?
– Думаю, что нет, – покачала головой Серафима Оскаровна.
– И все-таки в любви Евгении к Адаму можно усомниться…
Нерадько уставилась на Мирославу недоуменным взглядом.
– Насколько известно следствию, Евгения бурно отпраздновала расторжение своей помолвки в компании подруг и мальчиков легкого поведения…
– Да это все ерунда! – отмахнулась Нерадько. – Девичьи шалости.
– Однако Адам Верещак мог расценить это совсем по-другому. Ревность порой толкает на преступление.
– Откуда он мог узнать, что там происходило, на той вечеринке?
– Источники информации могут быть самыми разными и притом неожиданными.
– Я не верю, что ему хоть что-то могло стать известно.
– А было и еще что-то?
– Все, что было у Жени с другими, было до него.
– И с Захаром?
– С каким Захаром?
– С садовником?
Серафима Оскаровна моргнула и отвернулась.
– И с Земцовым?
– Я не понимаю, о чем вы толкуете! – лицо Нерадько стало сердитым. – Это все сплетни! Надеюсь, полиция не использует в своей работе непроверенные жареные сенсации, подобно желтой прессе?!
– Непроверенные не использует, – заверила ее Мирослава.
– Оклеветать человека, тем более теперь, когда он не может защититься, легко, – с горечью в голосе сказала домоправительница.
– Вполне согласна с вами. Но у полиции проблема…
– Какая проблема?
– Она не может отыскать Адама Верещака.
– Он может быть на гастролях.
– Труппа никуда не выезжала.
– Он мог уехать к родным.
– Зачем?
– Он говорил, что его воспитывала тетка, которая часто бывает нездорова. Он посылает ей регулярно деньги.
– Вы не знаете адреса его тетки?
– Я – нет, но в цирке-то должны знать.
– Вы правы.
Мирослава решила, что пора прощаться:
– Спасибо вам, Серафима Оскаровна.
Женщина тяжело поднялась со стула и пошла проводить детектива до двери.
Мирослава обернулась:
– Мне придется поговорить также и с вашей дочерью.
– Разве я могу вам в этом воспрепятствовать? Говорите, раз надо.
Выйдя в коридор, Мирослава отправилась на поиски Мориса.
В пределах видимости Миндаугаса не оказалось, тогда она набрала номер его сотового.
– Ты где? – спросила она, услышав его голос.
– В саду. Не хотите присоединиться ко мне?
– Хочу.
– Тогда я подойду к крыльцу, чтобы вы не блуждали в поисках.
Проходя через веранду, Мирослава увидела Наполеонова, беседующего с Инной Нерадько.
Она подумала, что Шуре приходится нелегко, и была права.
Вот с поваром он быстро нашел общий язык.
Итальянец показался следователю отличным парнем, а уж о блюдах, которые он дал попробовать Шуре, и говорить нечего.
Одно плохо: Роберто абсолютно не интересовался делами хозяев.
Хозяина он уважал, но исключительно за то, что тот любит итальянскую кухню и высоко ценит мастерство Роберто Чилини.
Обо всех остальных обитателях дома повар отозвался со сдержанностью, несвойственной итальянцу. Вернее, несвойственной представлениям россиян об итальянцах.
Окончательно запутавшись в формулировках, Наполеонов решил пока не заморачиваться по поводу характера итальянцев.
Тем более что о других служащих Бельтюкова Роберто отзывался живо и только в положительных тонах.
От Клары он был в восторге, Земского и Борисова назвал отличными русскими парнями, о хромом Осипе говорил очень тепло и с заметным сочувствием.
Серафиму Оскаровну Нерадько назвал строгой, но справедливой. И только на характеристике Инны споткнулся, потом, подумав, сказал, что девушка она неплохая, но хочет прыгнуть выше своей головы, не замечая при этом стеклянного потолка над собой.
Когда Наполеонов попросил Роберто растолковать сказанное, тот только улыбнулся и пожал плечами, а потом сказал:
– Очень я люблю великого русского писателя Льва Толстого.
Следователь посмотрел на него с любопытством.
– Да, да, – понял его по-своему Чилини, – одна из его книг всегда у меня на столе. Так вот, когда его спросили, что он хотел сказать своим романом «Война и мир», Толстой ответил, что для того, чтобы ответить на этот вопрос, придется заново пересказать весь роман.
Наполеонов усмехнулся:
– Я погляжу, вы, Роберто, не только великолепный повар, но и неплохой философ.
– Я – хороший философ! – Чилини поднял вверх указательный палец.
И они оба рассмеялись.
В беседе с шофером у Шуры тоже не возникло особых проблем.
Земской хоть и не пришел в восторг от необходимости разговора со следователем, но ответить на все вопросы согласился.
Выяснилось, что у Бельтюкова он работает семь с половиной лет, то есть поступил на работу сразу после армии.
– Была ли у вас рекомендация? – спросил следователь.
– Была. От дяди Саши.
– Надеюсь, он не в аппарате президента работает, – пошутил Наполеонов.
– Нет, – улыбнулся, оценив шутку, Земской, – у дяди Саши дача через участок с моей матерью. Меня он знает с детства, мы с его внучкой Машей дружили по-пацански.
– Потом отношения стали романтическими?
– Нет, – улыбнулся Земской. – Романтика у нее случилась с Геной Сабировым. Они уже три года женаты, и у них двое детей.
– Хорошо, вернемся к дяде Саше…
– Вернемся, – покладисто согласился Глеб, – дядя Саша 16 лет был личным водителем Валентина Гавриловича.
– А теперь?
– Что теперь?
– Чем дядя Саша занимается теперь?
– Водит служебную машину Бельтюкова. А меня рекомендовал сюда, можно сказать, на домашнюю машину. Бельтюковым нужен был скромный, неболтливый водитель, желательно не обремененный семьей.
– И вы соответствовали этим запросам?
– На тот момент – да.
– Что же изменилось?
– Я скоро женюсь, – упрямо набычил голову Земской.
– А ваши работодатели против?
– Не так, чтобы особо против, но в восторг не пришли.
– Странно.
– Что странно?
– Думаю, Бельтюков знал или хотя бы предполагал, что рано или поздно вы женитесь.
Глеб кивнул.
– Он не предложил вам подыскать другое место работы?