– Вы что, не чуете, что ли?! – внезапно вскочила она с кресла.
– Сядьте, – тихо сказал он. И она повиновалась.
– Что именно я должен чуять?
– Весь дом буквально пропитан скрытой агрессией!
– А может быть, на самом деле скрытая агрессия сидит вот здесь? – Он ткнул ее в левую сторону груди.
Она неожиданно для него покраснела.
– Или здесь. – Он дотронулся ладонью до ее головы.
– Нет, нет! – Девушка замотала головой. – Вы ошибаетесь.
– Вас кто-то обидел? – спросил он.
– Не знаю…
– Вам нужно разобраться с самой собой, – проговорил он сочувственно.
– Я знаю, вы мне не верите! – сделала она еще одну попытку. – Но Евгения!..
– Что Евгения?
– Она любила мужчин! – выпалила девушка.
– Ну и что?
– Вы не понимаете! Всех мужчин!
– Что значит – всех?
– В смысле многих! Она вешалась на них!
– Не думаю, что она могла повеситься на садовника или шофера, тем более на своего двоюродного брата.
– Может, не повесилась, но и не прошла мимо.
– У вас нет плюшки? – спросил Наполеонов.
– Что?! – Глаза Инны чуть не выскочили из орбит.
– Или хотя бы бутерброда?
– Вы что, голодный? – не поверила она.
– Очень, – признался Наполеонов.
– Ну, я сейчас принесу чего-нибудь с кухни.
– Да, Инночка, будьте так добры.
– Фух! – выдохнул он, когда девушка скрылась из виду.
Следователь был рад, что сумел перевести стрелки. Его любовь к еде вовремя пришла ему на помощь. Иначе кипящий котел негативных эмоций легко мог взорваться и залить все вокруг ядовитым кипятком.
«Девчонке нужен хороший психотерапевт, – подумал он, – надо сказать Бельтюкову, хотя неизвестно, выкарабкается ли он сам. А если и встанет с больничной койки, то ему явно будет не до дочери домоправительницы. Но есть же еще один Бельтюков! – хлопнул он себя мысленно по лбу. – Филипп Яковлевич. Если его попросить, то, как бывший офицер, он доведет дело до конца. А с матерью на эту тему говорить, пожалуй, бесполезно».
Пока он предавался раздумьям о том, как помочь Инне, запыхавшаяся девушка вернулась с тарелкой и чашкой чая.
Чай она поставила на столик, а тарелку протянула Шуре:
– Ешьте, они еще горячие.
На тарелке лежали две румяные аппетитные котлеты и кусок хлеба.
– Спасибо, Инна, – произнес Наполеонов прочувствованно, – вы просто спасли меня от голода.
– Ерунда, – отмахнулась она, но глаза ее довольно засияли.
Она смотрела, как следователь уплетает котлеты, и думала о том, что вот он, в общем-то, не злой человек, занимается такой недоброй работой… Не выдержав, спросила:
– Вам нравится ваша работа?
Наполеонов кивнул.
– Но она же недобрая! – вырвалось у девушки.
– Зато справедливая. К тому же, карая зло, полиция тем самым совершает добро.
– И в чем же это добро? – спросила она.
– В том, что зло не остается безнаказанным.
– И вы всегда находите преступника? – в ее голосе прозвучали нотки недоверия.
– Почти всегда, – ответил он честно.
Мирослава спустилась с крыльца и подошла к поджидавшему ее Морису.
– Как дела? – спросила она.
Он пожал плечами:
– Дом осмотрен. Но вряд ли вы с Наполеоновым ожидали, что я что-то обнаружу.
– Ты прав…
– Беседа с Осипом тоже не подарила сенсаций.
– Старик неразговорчив?
– Да, к тому же он почти все время проводит в оранжерее, мало соприкасаясь с живущими в доме людьми. Более или менее тесно общается только с Нерадько, которая является его родственницей.
– Значит, ничего?
– Кроме того, что убитую сестру горько оплакивает Мирон Порошенков.
– Оплакивает? – удивилась Мирослава.
– Да, Серафима Оскаровна слышала, как он плакал, закрывшись в своей комнате, о чем и поведала Осипу.
Мирослава вздохнула:
– У всех родственников – железное алиби. Под подозрением только прислуга… Ни у кого из служащих нет стопроцентного алиби. В обед они все были вместе, но потом разошлись. Шаткое алиби есть у Клары. Она вроде бы ждала звонка от Евгении и, когда ее позвали родственники, была на месте. Однако она могла незаметно отлучиться на какое-то время. Инну видел Порошенков во время прогулки по саду. Но потом он зашел в дом и не знает, как скоро его примеру последовала Инна и куда она отправилась. Ее мать уверяет, что Инна была в своей комнате.
– Хотела бы я посмотреть на мать, которая сказала бы что-то другое, – усмехнулась Мирослава.
– Лично мне трудно представить девушку в роли душителя, – сказал Морис.
– Мне тоже, – согласилась она.
– Но зачем вообще обслуге убивать Евгению?
– Причины могут быть разные.
– Например?
– Месть.
– За что?
Мирослава пожала плечами:
– Или ревность…
– Ревность садовника или шофера? – рассмеялся Миндаугас.
– Они – тоже люди. Вдруг Евгения их осчастливила и пообещала продолжить отношения…
– Они оба собираются жениться, – напомнил Морис.
– Одно другому не мешает, – философски заметила Мирослава.
Морис скептически усмехнулся:
– Тогда остается Верещак…
– Ему вроде бы тоже нет смысла убивать возлюбленную, тем более после расторжения ее помолвки с Репьевым, когда у Адама появился реальный шанс отвести девушку под венец.
– Сомневаюсь, что Бельтюков дал бы разрешение на этот брак. А между деньгами и любовью Евгения скорее всего выбрала бы деньги отца.
– А вы? – неожиданно спросил он.
– Что я? – удивилась она.
– Что бы вы выбрали между деньгами и любовью?
– Кажется, ты забываешь, что деньги я зарабатываю сама, – усмехнулась она.
– А если бы у вас был богатый отец?
– Морис, отстань!
– И все-таки?
– Я бы в любом случае предпочла зарабатывать сама. Так надежнее, и уважение к себе растет.
– А что с любовью?
– Знаешь, Морис, – сказала она, – я подозреваю, что эта романтическая усадьба, – она кивнула на дом и сад, – оказала на тебя расслабляющее действие.
И добавила, столкнув с дорожки сухой лист:
– Или тебе пора жениться.
– Я бы женился, – проговорил он задумчиво.
– В чем же проблема?
– В невесте.
– Она что, против? – фыркнула Мирослава.
– Нет, – ответил Миндаугас серьезно, – просто она пока еще не знает, что она моя невеста.
– Сочувствую…
– Кому?
– Вам обоим…
– А по-моему, мы с ней будем счастливой парой.
– Дай-то бог.
В воздухе пахло мокрыми листьями.
Ветки садовых деревьев четко прорисовывались на фоне неба.
Мирослава с наслаждением вдохнула опьяняюще чистый воздух и сказала:
– Пойдем-ка лучше посмотрим на клумбу.
Он сразу понял, о какой именно клумбе она говорит, и согласно кивнул.
В это время на крыльце появился следователь и окликнул детективов.
Они повернулись почти одновременно.
– Смотри, – сказала Мирослава, – какой у Шуры довольный вид, не иначе, кто-то проявил милосердие и накормил его.
Морис не смог удержаться от улыбки, так как вид у Наполеонова и впрямь был как у деревенского кота, объевшегося сметаной.
– Чего шушукаемся и сияем? – спросил он, переведя взгляд с одного лица на другое.
– Так, ничего особенного, – отозвалась Волгина, так и не стерев с губ улыбку.
– Ну, ну… Куда направляетесь?
– К клумбе.
– Прогуляюсь-ка я с вами.
Они втроем подошли к клумбе, с которой уже был сделан слепок подошвы, отпечатавшейся на рыхлой земле.
Следы и сейчас были отчетливо видны. Мирослава присела на корточки и стала внимательно их рассматривать.
Минуты через две она спросила:
– Ребята, а вам ничего не кажется странным?
– Что ты имеешь в виду?
– У меня складывается впечатление, что следы слишком глубокие.
– Так почва рыхлая…
– Или для того, чтобы их оставить, специально надавили…
– Может быть, злоумышленник подпрыгнул…
– Зачем?
– Чтобы зацепиться за плющ…
– Плющ начинается у самой земли. Зачем же прыгать?
– Чтобы уцепиться повыше…
Мирослава скептически посмотрела на Шуру:
– Не вижу в этом смысла.
– Но, судя по следам, он все-таки прыгнул.
– Не знаю.
– И заметь, что Верещак сразу скрылся. Если он невиновен, то зачем бежать?
– У нас нет доказательств, что он сбежал.
– Однако дома его нет, на работу он не вышел. Директор и администратор – в бешенстве. Им пришлось снимать его номер, который пользовался большой популярностью у зрителей.
– И все-таки это не говорит о том, что он сбежал.
– Но предполагает.
– Возможно, у Верещака есть причина не появляться…
– Если он не убивал Бельтюкову, то причина его исчезновения может быть только одна.
– Его самого убили? – высказал предположение вслух Морис.
Они все трое замолчали.
Минуту спустя Мирослава сказала:
– Нужно поговорить с коллегами и друзьями Адама. Может быть, они что-то знают и просветят нас.
Глава 7
Глеб Земской стоял у окна во флигеле над гаражом, где он жил, и нервно курил одну сигарету за другой.
Курить он начал в армии. Несколько раз бросал, и последняя попытка казалась ему вполне успешной, он не курил целых полгода, чем радовал свою невесту.
И вот сорвался. После разговора со следователем ворвался к себе, перерыл все ящики в шкафу и нашел несколько сигарет, которые по совету Серафимы Оскаровны разбросал среди шерстяных вещей от моли.
«Черт бы побрал эту хозяйскую дочь!» – думал он с остервенением.
Нет, сначала Глеб был вполне доволен Евгенией, она неплохо относилась к нему. А вскоре ему пришлось выполнять и некоторые ее весьма щекотливые поручения. Например, возить ее в гостиницу на свидания с дружком, которого хозяин не пускал на порог, велев дочери о нем забыть навсегда.
Но она не забыла. И, даже будучи помолвленной с другим, продолжала встречаться с прежним возлюбленным. Об этом знали только Глеб и Вера Артамонова.
По идее, он должен был немедленно поставить в известность хозяина. Ведь именно он взял его на работу и платил деньги.