– Например? – быстро спросила Виктория.
– Он не о присутствующих, – заступилась за друга Мирослава, – все его примеры из уголовных дел.
– Типа того, – пробурчал Шура.
– Может быть, Оскар Уайльд оттого скептически относился к женщинам, что ему самому были желаннее «ломатели изгороди», – проговорил молчавший до этого Морис.
Все взгляды устремились к нему.
И, отвечая на молчаливое требование разъяснений, он рассказал:
– В окружении юного короля Франции Людовика XV были пажи нетрадиционной ориентации. Чтобы они не ввели в грех короля, первого королевского пажа герцога де ла Тремоля, который большую часть свободного времени проводил за вышивкой, спешно женили и отправили в провинцию. Вместе с ним и некоторых его приятелей.
На вопрос короля, в чем их обвиняют, ответили, что они ломали изгородь в парке.
Неизвестно, догадался ли юный король об истинной причине опалы пажей, но при дворе в разговорах геев стали называть «ломателями изгородей».
Все улыбнулись, и разговор плавно перетек сначала на кормушки для синиц; ведь именно Синичник был условным поводом для сегодняшней встречи за столом.
Потом стали говорить о новинках литературы, и Игорь упомянул о том, что к выходу готовится новый роман Виктории. Но его содержание писательница пересказывать наотрез отказалась, даже не намекнула, о чем он.
Впрочем, присутствующие и не настаивали: купят книгу и прочитают.
К тому же утешительным призом для каждого стал небольшой, но очень красиво оформленный сборник стихов Виктории Волгиной. Писательница уже много лет сотрудничала с молодой художницей Лидией Заречной, и их творческий союз был очень гармоничен. Казалось, что стихи перетекают в иллюстрации, а рисунок буквально источает поэтические строки.
– Тетя, прочитай что-нибудь про осень, – попросила Мирослава.
И все подхватили ее просьбу.
Коломейцев молча улыбался, но по сиянию его глаз было видно, как он гордится своей женой.
Виктория Волгина не относилась к тем людям, которые заставляют себя упрашивать.
Говоря «нет», она имела в виду именно «нет», а произнося «да», подразумевала «да».
Поэтому она кивнула и стала читать:
Луна в тумане светит,
И иней на траве…
Как будто в зыбком свете
Иголкой по канве,
Стараясь очень, очень,
Наряд чудесный шьет
Своей сестрице осень…
Зима вот-вот придет.
Она наряд накинет,
Останется одна…
Луна, туман и иней…
И далеко весна…
Воцарилась тишина. Казалось, что слушатели погрузились в атмосферу стихотворения и все еще пребывали там.
– Еще, тетя, – через несколько мгновений попросила Мирослава.
Виктория кивнула и продолжила:
Осень сбросила наряд…
Обнаженная до пят!
Ни листочка, ни цветочка,
Только облака летят…
И звезда одна, как точка.
Лето кончилось. Опять
Коротки деньки, а ночки
Длинные тому на радость,
Кто сберег тепло и сладость
Зрелой, искренней любви.
Бог его благослови!
Из груди Зои невольно вырвался еле слышный вздох, Шура что-то усердно рассматривал на скатерти, Морис украдкой взглянул на Мирославу, которая вся обратилась в слух и впитывала мелодию стиха. А Игорь взял руку жены и нежно прижал ее к губам.
– А я ведь приехала к тебе не с пустыми руками, – обратилась к тетке Мирослава, когда гости встали из-за стола и разбрелись кто куда.
– Интересно, – оживилась Виктория, – что за гостинец ты мне привезла?
Мирослава достала из кармана небольшой пакетик и вытащила из него нитку рябиновых бус.
– О! – воскликнула Виктория. – Как красиво! Где ты купила это чудо?
– Тетя, – притворно-укоризненно вздохнула племянница, – тебе даже на мгновенье не пришло в голову, что я сделала это сама?
Тетка тихо рассмеялась:
– Для этого я слишком хорошо тебя знаю.
– Увы, – улыбнулась Мирослава, – это Ксюшина работа.
– Ксюшина?
– Ну, да, я же тебе рассказывала про Клавдию Ивановну Рукавишникову, помнишь?
– Конечно, помню, у меня склероза нет.
– Но у тебя может быть девичья память, – шутливо поддела тетку Мирослава.
Виктория делано-кокетливо отмахнулась:
– Ты смущаешь меня, мое дитя.
Дитя радостно хихикнуло и сообщило:
– Ксюша – ее внучка.
– Да, да… Большая девочка?
– Ну, можно сказать, что уже девица-красавица. Скоро пятнадцать лет.
– И впрямь уже барышня, – согласилась Виктория. – Тем более что сегодняшние девчонки растут прямо как на дрожжах.
– Между прочим, Ксюша – твоя страстная поклонница! – сообщила Мирослава.
– Да что ты говоришь?! – всплеснула руками Виктория. – И что же ты до сих пор молчала?
– Случая не было… Да к тому же, признаюсь честно, сама только недавно об этом узнала.
– Я подарю ей свои книжки?
– Думаю, что это очень обрадует ее. Тем более если ты автограф свой поставишь.
– Я даже пожелание ей напишу. Подожди минутку.
Мирослава согласно кивнула и присела на диван, рассматривая икебану в тонкой изящной вазочке на журнальном столике.
Тетка появилась минут через двадцать с увесистым пакетом книг.
– Вот, – сказала она, – на последней книге я сделала дарственную надпись, на некоторых короткие пожелания, а на других просто поставила автограф. Пойдет?
– Тетя! Ты просто фея! – Мирослава обняла тетку и чмокнула в щеку. – Ты не представляешь, как Ксюша обрадуется.
– Почему же не представляю, – мягко улыбнулась Виктория, – очень даже представляю, не забывай о моем развитом воображении.
– Ты – гений, тетя, – на полном серьезе проговорила Мирослава.
И Виктория поняла, что племянница имела в виду не только ее литературный талант, но и душевные качества.
Она поблагодарила ее теплым нежным взглядом.
Было уже темно, когда Мирослава, Морис и Шура покинули гостеприимный дом Игоря и Виктории.
Тетя Зая решила остаться ночевать у сестры.
Когда через два дня Мирослава вручила пакет забежавшей в дом Ксюше, то та просто-напросто лишилась дара речи от радости.
И лишь через несколько минут, придя в себя, принялась жарко благодарить Волгину, смущаясь и запинаясь.
Мирослава улыбнулась, приобняла девочку и сказала:
– Ксень, мы обе с тетей Викой безмерно рады, что угодили тебе. А теперь беги и разбирай свои сокровища.
У шофера Бельтюковых Глеба Земского был выходной.
Все последние дни Глеб, мягко говоря, был не в духе.
Да и чему, собственно, радоваться? Хозяин – в реанимации. Его дочь – на кладбище.
Хотя с дочерью не все так однозначно… С одной стороны, где-то в глубине души Глеб был рад, что Евгении больше нет и никто не выдаст постыдную тайну его любимой Аленушке.
С другой стороны, даже отпетому злодею не пожелал бы он такого конца.
А Женя ведь была совсем еще молодой, ей бы жить и жить, солнышку радоваться и деток рожать на радость Валентину Гавриловичу. Миллиардер сам не раз говорил в минуты хорошего расположения, что просто грезит о внуках. И чем больше у него их будет, тем лучше.
«Одно плохо, – думал Глеб, – что у богатых руки связаны их деньгами и под венец они идут не с любимым человеком, а с тем, кто поспособствует их дальнейшему обогащению».
– Несчастные люди! – искренне пожалел он их.
С Аленой они договорились пойти сегодня в «Белоснежку».
Не ахти какое престижное кафе, но девушке очень нравилось, что весь обслуживающий персонал там наряжен гномами..
Она даже спросила Глеба как-то на полном серьезе:
– Как ты думаешь, Глебушка, а гномы где-нибудь еще сохранились?
Он расхохотался:
– Аленка, ты что, Толкина обчиталась?
Невеста обиделась, Алена на самом деле зачитывалась «Властелином колец» и другими произведениями Толкина, но не считала, что это может быть поводом для упражнений жениха в остротах.
Глеб и сам решил, что переборщил:
– Ладно, Аленка, хватит обижаться. Посуди сама, откуда мне, прагматику, что-то знать о каких-то там гномах?
Девушка приняла его извинения, так как ссориться с женихом ей вовсе не хотелось. Она искренне любила Глеба Земского и собиралась прожить с ним всю оставшуюся жизнь.
Ей очень хотелось поговорить с ним об их будущей совместной жизни, например о детях. Но от мамы и подруг она слышала, что такие разговоры могут отпугнуть мужчину. Поэтому все свои мечты и фантазии девушка до поры до времени благоразумно держала при себе.
Мирослава тоже думала о Глебе Земском…
Она невольно вспоминала слова Екатерины Мишлевской о том, что убить Евгению Бельтюкову мог кто-то из обслуги.
Сама она не слишком-то верила в это, но сбрасывать со счетов нельзя было ни одну из версий.
Ей захотелось узнать о Земском как можно больше. Она посчитала, что имеет смысл узнать мнение о Глебе кого-то постороннего, не из тех, с кем он вынужден общаться постоянно.
Кто бы это мог быть? Например, кто-то из других водителей.
Конечно, велика вероятность, что из ее затеи ничего не выйдет. Но попытка, как говорится, – не пытка.
И Мирослава решила навестить автосервис своей подруги Людмилы Стефанович, или Люси, как называли ее друзья.
Сервисом Люси владела на пару с отцом Павлом Степановичем. По поводу почти полного совпадения своего имени и фамилии он всегда шутил:
– Видал, сосун, два в одном.
Дядю Пашу Мирослава знала с детства, немало часов они с Люсей, Шурой и Виктором провели в его гостеприимном гараже, где для них всегда имелись чай в пивных кружках и гора конфет «Мишка косолапый».
Едва Мирослава вошла в контору Стефановича, которая была стилизирована под его любимый гараж, как дядя Паша схватил ее в охапку и прижал к своей могучей груди. Потом отстранился, внимательно оглядел с головы до ног, пригладил свои пышные пшеничные усы и пробасил:
– Все хорошеешь?
– А то, – весело отозвалась Мирослава.