– Катал девушку на хозяйском лимузине? – усмехнулась Мирослава.
– Зря иронизируешь. Не вижу в этом ничего плохого.
– Детские игры.
– Ну, не все девушки такие самодостаточные, как некоторые, – заметил Иннокентий с намеком и широко улыбнулся.
– Ладно, – вздохнула она, – лучше скажи, у них серьезно?
– Насколько мне известно, уже решен вопрос со свадьбой.
– Вот видишь, – произнесла она многозначительно.
– Что я должен видеть? – удивился он.
– Если Земской собрался жениться, то Евгения могла быть ему опасна, вернее, ее язык.
– Это если у него что-то с ней было. В чем я очень даже сомневаюсь.
– Из-за его любви к невесте?
– И поэтому тоже.
– Слушай, секс и любовь…
– Не начинай, – отмахнулся он, – мне не нравится твой взгляд на эти вещи.
– Хорошо. Тогда скажи, если бы Алене стало известно о связях жениха на стороне, она простила бы ему эти шалости?
– Не знаю, – честно ответил он.
Она побарабанила пальцами по столу.
– Зато могу тебе сказать, что Глеб – парень порядочный и надежный.
– Порядочные тоже иногда оступаются…
– Согласен, – нехотя согласился он, – тем не менее порядочные ребята не душат девушек, даже если хотят их заставить замолчать.
– Ты прямо ручаешься за него? – тихо рассмеялась Мирослава.
– На сто процентов ручаться нельзя ни за кого, но на девяносто девять и девять десятых я бы за Глеба поручился.
– Понятно.
– Хочешь совет?
– С удовольствием послушаю…
– Поищи другого подозреваемого.
– Спасибо.
– Значит, советом не воспользуешься?
– Ну, что ты, Кеша, как маленький! Думаешь, что следствие только одну версию рассматривает?
– Ты меня успокоила, – сложил он руки на груди.
– Чем?
– Тем, что подозреваются все.
– Не то чтобы все…
– А Наполеонов тоже при деле? – спросил он, улыбаясь.
– Да, Шура ведет это дело.
– А ты, как всегда, выручаешь друга?
– Не совсем. Кеша, не паясничай, а то я в тебя чем-нибудь запущу.
– Премного благодарен. – Он шутливо наклонил голову и тут же напомнил: – Ты не ответила на вопрос.
– У меня – клиент, – сердито отозвалась она.
– Не сердись, – проговорил он примирительно, – я просто хотел сберечь твое время, не мог Глеб убить.
– Ладно. – Она подозвала официанта, и они расплатились каждый за себя.
Иннокентий уже знал, что дискутировать с Мирославой по поводу оплаты счета было делом не только бесполезным, но и в некотором роде небезопасным…
Они сели в машину и поехали в сторону автосервиса. Но на этот раз Иннокентий не стал молчать и всю дорогу рассказывал Мирославе свои новости.
С особенной гордостью он поведал, что стал крестным своей маленькой племянницы.
– Здорово! – согласилась Мирослава.
Уже выбираясь из автомобиля, он спросил, когда они встретятся снова.
– На новогодние праздники, у нас соберутся гости, и тебя я тоже приглашаю. Придешь?
– Приду, – ответил он твердо, – но когда именно?
– Я тебе позвоню ближе к праздникам и уточню.
– Не обманешь?
– Кеш, – проговорила она укоризненно, – разве я тебя когда-нибудь обманывала?
– Нет, ни разу, – признал он.
– Ну, вот.
– Хотя я предпочел бы, чтобы обманула.
– В смысле?! – удивилась она.
– В том смысле, чтобы поматросила и бросила, – рассмеялся он и быстро выскользнул из машины, уворачиваясь от ее шлепка.
Потом помахал ей и поспешил к воротам, а когда услышал шум отъезжающей «Волги», обернулся и смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом.
Приехав домой, Мирослава искренне удивилась, увидев рассевшегося на кухне Шуру.
– Что ты тут делаешь? – спросила она бесцеремонно.
– Я тут собираюсь обедать, – парировал он, сделав вид, что обижен до глубины души ее негостеприимством.
Морис, давно привыкший к их дружеским обменам любезностями, невозмутимо расставлял посуду на столе.
– Где ты была? – решил не отставать от Мирославы Шура.
– Ездила на встречу.
– К кому?
– К Иннокентию Колосветову.
– И зачем тебе понадобился принц-лягушка? – ляпнул Наполеонов.
– Почему это принц-лягушка? – недовольно переспросила Волгина.
– Потому что, когда я смотрю на его рот, представляю себе лягушку в болоте, которую кто-то поцеловал, и она превратилась в молодца.
– Глупая шутка!
– Прости, я не хотел.
– Кеша очень симпатичный и милый.
– Сдаюсь, сдаюсь! – Шура поднял обе руки вверх.
Но через мгновенье не удержался и съехидничал:
– В постели он тоже милый?
– Ты же знаешь, что я не сплю с парнями, если не хочу их потерять как друзей, – серьезно отозвалась она.
Наполеонов кивнул.
Оба они не заметили, как потемнели голубые глаза Миндаугаса.
Он видел Колосветова несколько раз и заметил, какими глазами тот смотрел на Мирославу. Морису не понравилось, что она назвала его милым.
– Так зачем ты к нему ходила? – не унимался Наполеонов.
– Не ходила, а ездила.
– Не увиливай от ответа. Или это секрет?
– Какой тут может быть секрет! – всплеснула она руками. – Хотела выяснить, не знает ли он Земского.
– И?
– Что – и? – усмехнулась она.
– Слав, перестань издеваться.
– Я не издеваюсь.
– Ага, каждое слово из тебя приходится вытягивать, а я еще голодный, слабосильный.
Шура ловко утащил из-под руки Мориса кусочек ветчины.
– Ты что, хочешь, чтобы тебе палец отрезали? – строго спросил Миндаугас.
– Нет, я есть хочу. Но ты не уходи от ответа. Знает Кеша Земского?
– Да, знает.
– Но не верит, что это он убил дочку миллиардера, – хмыкнул Наполеонов и добавил: – Если тебя это успокоит, то я тоже не верю.
– Верю, не верю, – передразнила Мирослава, – в любом случае мы должны как можно больше узнать о каждом обитателе дома Бельтюкова и иметь представление о царившей в нем атмосфере.
– Составила свое представление?
– Не совсем, но постепенно складывается определенная картина.
– Слава! Что бы я без тебя делал?
– Иронизируешь?
– Нет, честно-честно. – Он молитвенно сложил на груди руки и скосил глаза на Мориса.
Мирослава расхохоталась:
– Скажи лучше, Шура, что бы ты делал без Мориса?
– Голодал бы, – вздохнул Наполеонов и расцвел, как роза, когда Миндаугас пригласил всех за стол.
Развалившийся на диване Дон со снисхождением смотрел на Шуру. Он-то уже успел полакомиться тушеной куриной печенкой и мог позволить себе подремать часок-другой-третий.
Мирон долго метался без сна, а когда часы пробили полночь, он услышал шуршание ветра за окном и долго прислушивался к нему, воображая, что по стене бегают мыши, вернее, призраки мышей…
На этом Мирон провалился в сон, точно в яму, заполненную чем-то непонятным. Может быть, и не опасным для жизни, но пугающим и без того мечущуюся от переживаний душу.
Он увидел свет… Зыбкий, дрожащий, пробивающийся из-под двери.
Потом послышались шаркающие шаги.
В комнате стало прохладно…
И тут месяц выплыл из тьмы и прижался крутым лбом к стеклу с той стороны окна.
Казалось, он чего-то ждал, готовился стать чему-то немым свидетелем… Или соучастником?
И вдруг картинка переменилась. Мирон увидел себя в саду.
Ему всего семнадцать лет.
Вокруг все цветет, поют птицы, весело звенит вода в фонтане и томно вздыхает листва.
У Мирона в руках – учебник по истории. Он пытается осмыслить прочитанное и понять, что же хотел донести до него автор.
Тут он слышит быстрые шаги, а через миг из-за кустов цветущей бузины появляется его кузина.
Она идет к нему.
Нет, не идет, а плывет, не касаясь ногами земли…
Сердце Мирона сжимается от ужаса, он пытается закричать, но тщетно, из горла вырываются только булькающие звуки. Ему не хватает воздуха, он задыхается, прижимает к горлу руки.
Последнее, что он слышит перед тем, как проснуться, это звенящий смех Евгении, который постепенно переходит в демонический хохот.
Проснувшись, Мирон посмотрел в окно – никакого месяца и в помине не было, тьма кромешная.
Все остальное ему приснилось или… почудилось.
Только сейчас он сообразил, что сидит на кровати, обхватив руками горло.
Но никто его не душил и даже не пытался. Разве только он сам…
Мирон разжал пальцы и вытер со лба холодный пот.
Прошлепал босыми ногами через всю комнату, достал из мини-холодильника минералку, налил полный стакан и выпил залпом.
Снова лег в постель и натянул одеяло до подбородка.
– Что же ты наделала, Евгения, – тоскливо подумал он, засыпая, – взяла и ушла…
Инна Нерадько тоже долго не могла заснуть, ворочалась с боку на бок.
А перед тем как лечь, долго рассматривала любительскую фотографию Евгении Бельтюковой, на которой та в обнимку с Адамом Верещаком заходит в гостиницу.
Совсем недавно Инна думала: «Почему так: одним – все, а другим – ничего?»
Теперь же она совсем не завидовала Евгении – лучше быть небогатой, но живой.
Утром выпал снежок, забелил все кругом.
Мирослава решила съездить в больницу к Бельтюкову.
Конечно, она знала, что в реанимацию ее не пустят. Да и зачем, если Валентин Гаврилович так и не пришел в сознание, несмотря на все усилия врачей.
Так что объяснить, зачем она туда едет, Мирослава не смогла бы даже себе самой. Впрочем, она и не пыталась.
Морис хотел было поехать с ней, но она только молча помотала головой.
Миндаугас пожал плечами: мол, на нет и суда нет, и напустил на себя равнодушный вид, но в глубине души все-таки был недоволен.
И, пожалуй, только Дон понимал или, вернее, ощущал все оттенки его чувств.
Вот и сейчас, едва Мирослава выскользнула из столовой, кот подошел к Морису, приподнялся на задние лапы, одну переднюю поджал так, что создавалось впечатление, будто кот прижал ее к груди, а другой осторожно потрогал Мориса за ногу.