Юристы принялись перелопачивать законы.
По всему выходило, что основными наследниками становились Мирон Порошенков и Филипп Яковлевич Бельтюков.
Мирон был откровенно рад свалившимся на него деньгам. Но он вовсе не собирался вкладывать деньги в бизнес.
Он заявил родственникам, что теперь воздвигнет Евгении усыпальницу, столь же прекрасную, как Тадж-Махал.
– По-моему, парень сошел с ума, – печально вздохнула Вера.
– Не могу с тобой не согласиться, – тихо проговорил ее муж Василий Афанасьевич Артамонов.
Он-то как раз весь был погружен в проблемы бизнеса, который лишился старого хозяина и не обрел нового.
– Что же нам делать? – спросил Василий Афанасьевич Филиппа Яковлевича.
– Представления не имею, – ответил тот, – ты ведь знаешь, Вася, что я не бизнесмен и не юрист.
– Так надо советоваться с юристами, – решительно вклинилась Вера, – и нанять лучших.
Мужчины согласились с ней.
Инна стояла у окна веранды и смотрела в сад.
Ее тонкие пальцы задумчиво скользили по холодному стеклу.
Она вспоминала свой короткий, но бурный роман с Мироном.
Казалось, что он случился только вчера.
Она приехала к матери на каникулы и была искренне рада, что Евгения в этом году отдыхала за границей.
А Мирон остался в доме дяди.
В детстве у Инны были хорошие отношения с Порошенковым. Они вместе играли, занимались с одними и теми же учителями, ухаживали за собаками и даже устроили свою школу дрессировки.
Евгения собак не любила, говорила, что от них псиной пахнет. Мирон смеялся и при каждом удобном случае подшучивал над сестрой.
Инна была его молчаливой союзницей.
Но потом дети подросли, и их отношения изменились. Инна стала краснеть и замыкаться в присутствии друга детства. Ей казалось, что у нее не такие длинные ноги, как у Евгении, не такая тонкая талия, на лбу прыщи и на бедрах лишние килограммы.
Мама ее не понимала, говорила, что у нее просто-напросто переходный возраст, все пройдет.
А когда однажды услышала, как дочь рыдает в подушку, достала из шкафа книгу, открыла ее и придвинула ее Инне.
Это была сказка Андерсена «Гадкий утенок».
Поступок матери тогда возмутил Инну до глубины души, она кинула книгу на пол и закричала:
– Мама, я уже не ребенок! И не верю в сказки!
– Ну и напрасно, – спокойно сказала мать, подняла книгу и ушла.
А Инна плакала до тех пор, пока не осипла.
В результате мать оказалась права, и со временем Инна превратилась в хорошенькую девушку, на которую обращали внимание многие мужчины.
Но на мать она дулась еще долго, да и потом не могла простить ей, что та не нашла ласковых, утешающих слов, когда дочь так нуждалась в них.
Мирон тем летом, увидев похорошевшую Инну, удивленно присвистнул:
– А ты расцвела, мать!
Девушка покраснела от смущения и даже не обиделась на обращение, которое ей не понравилось.
Сам Мирон, как потом заметила Инна, был мрачен и большую часть дня метался по участку, как лев в клетке.
Девушка не догадывалась о том, что парень скучает по Евгении.
Инна старалась как можно чаще попадаться Мирону на глаза, при первой же возможности садилась поближе к нему, старалась предугадать и предупредить его желания.
Сначала он не замечал ее попыток привлечь его внимание, а потом все же догадался, в чем дело.
И, когда они остались наедине, долго рассматривал ее, а потом задумчиво произнес:
– Тебе никто не говорил, что ты похожа на Женьку?
Инна покачала головой. Ей действительно никто об этом не говорил. Да ей и не хотелось быть похожей на дочку миллиардера.
Но, следуя наитию, она не стала переубеждать Мирона, когда он взял ее лицо в руки и жарко зашептал:
– Да, да, ты очень на нее похожа! – И он ее поцеловал.
У Инны закружилась голова. Но тут рядом послышались чьи-то шаги, и Мирон быстро отпустил девушку.
В комнату вошла мать Инны. Она с подозрением посмотрела на дочь, которая раскраснелась и хватала ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды.
– Инна, что с тобой? – спросила Нерадько. – У тебя нет температуры?
– Нет, мама, – с трудом проговорила девушка, облизывая пересохшие губы.
– Серафима Оскаровна, – насмешливо проговорил Мирон, – на улице почти сорокаградусная жара, а вы задаете дочери такие странные вопросы, – и вышел в сад.
Серафима Оскаровна стала говорить что-то про кондиционеры, установленные в доме, но Мирон ее уже не слышал, а Инне было не до них.
Она пробормотала что-то невнятное и поспешила в свою комнату.
Нерадько недоуменно посмотрела вслед дочери, пожала плечами и принялась за дела, которых у домоправительницы огромного дома всегда непочатый край.
После ужина Инна сидела на скамейке и зачарованно смотрела, как день пятился к закату и следом за ним текли реки алой краски, по берегам которых скакали солнечные зайчики и скользили блики золотыми рыбками.
– Ах, если бы у меня была золотая рыбка, – невольно вырвалось у нее. – И если бы она согласилась выполнить только одно мое желание…
Порыв ветра набежал на траву и сбил с верхушки длинного стебля крохотную капельку влаги.
Инна зажмурила глаза и представила, что эта капелька и есть ее золотая рыбка. Она еще не успела прошептать свое желание, как кто-то подошел к ней сзади и положил руки на плечи.
Инна сразу догадалась, кто это…
И когда Мирон спросил приглушенным волнующим шепотом: «Скучаешь?» – она не смогла вымолвить ни слова в ответ.
Он тихо рассмеялся и сказал громче:
– Я вот тоже, как видишь, скучаю. А не начать ли нам скучать вместе?
– Что ты имеешь в виду?
– Да ничего особенного. – Он обошел скамейку вокруг и присел рядом с ней, взял ее безвольную руку и погладил послушные пальцы.
Инна замерла и боялась пошевелиться. Он притянул ее к себе и коснулся губами ее подбородка, потом поднялся выше и стал пробовать на вкус ее податливые губы. Вскоре она прочувствовала его язык в глубине своего рта. Руки Мирона бродили по всему ее телу, потом сжали сначала одну грудь, затем другую.
«Ох, – подумала она, почти теряя сознание, – кажется, это случится прямо сейчас, здесь, на скамейке».
Но через несколько мгновений он выпустил девушку из объятий, и она, покачнувшись, едва не упала.
Мирон придержал ее, наклонился к ее уху и прошептал:
– Инночка, нам ведь с тобой не нужны посторонние глаза, даже случайные, правда?
Она покорно кивнула.
– Ну, вот и умница, – он ласково провел пальцами по ее щеке, – приходи сегодня ко мне.
– К тебе?
– Ко мне. Я бы пришел к тебе, но твоя мама, наверное, чутко спит и… может помешать нам.
Она снова кивнула.
– Так ты придешь? – спросил он более настойчиво.
– Приду, – прошептала она, моля судьбу только об одном: чтобы он не отрывался от нее и никуда не уходил.
Но он поднялся со скамьи и ушел, проговорив на прощанье:
– Так я жду тебя сегодня ночью около двенадцати часов. Дверь будет открыта.
Инна долго сидела в одиночестве, не находя в себе сил пошевелиться. Потом поднялась со скамьи и пошла в дом.
Матери она сказала, что ей нездоровится и поэтому она ляжет спать пораньше.
– Я тоже сегодня что-то притомилась, – ответила Серафима Оскаровна, – но даже не знаю, усну или буду всю ночь с боку на бок ворочаться.
– А ты выпей снотворное, – посоветовала ей дочь.
– И то дело, – согласилась Нерадько, – только будильник заведу.
Инна чутко прислушивалась к тому, как мать укладывается в своей комнате. Когда из-за двери донеслось мерное сопенье, Инна вернулась к себе и надела самое красивое платье, которое больше оголяло тело, чем скрывало его. Быстро выскользнула в коридор, добежала на цыпочках до лестницы, поднялась на второй этаж и вошла в квартиру Мирона. Дверь и правда была открыта. Девушка замедлилась на мгновение, не зная, нужно ли ее закрыть за собой. Решила все-таки закрыть, вернулась к двери.
И тут ее сзади обвили сильные мужские руки.
– Что ты так долго здесь возишься? – жарко прошептал Мирон, сминая руками ее груди.
– Я дверь хотела закрыть…
– Закрыла? – усмехнулся он.
– Не успела…
– Так закрывай, – его хриплый голос лишал ее сил.
– Не могу.
– Почему?
– Голова кружится.
Он засмеялся, сам закрыл дверь, потом подхватил Инну на руки и понес ее в спальню.
Но до кровати не дошел, опустил девушку на ковер, поднял подол тонкого платья, сдернул с Инны трусики и вошел в нее.
Она вскрикнула и выгнулась под ним всем телом.
– Извини, – прошептал он, энергично двигаясь в ней, – я так хочу тебя, что не могу сдерживаться.
Ей было немного обидно. Она совсем не так представляла их первую близость. Но она решила смириться, сделать вид, что все идет так, как надо, и просто закрыла глаза.
Через несколько минут он замычал, дернулся на ней и замер.
Она тоже не двигалась, с ужасом вспомнив, что он обошелся без презерватива.
После первого раза, приласкав ее небрежно на полу, Мирон перенес девушку на постель и, целуя, снял с нее всю одежду.
Его ласки стали нежными и неторопливыми, Инна успокоилась и расслабилась.
Она уже думала о другом: если она забеременеет, то это только к лучшему, тогда они с Мироном быстро поженятся.
Совершенно обессиленная и безумно счастливая, Инна уснула только перед самым рассветом.
Но Мирон не дал ей отоспаться, разбудил, велел принять душ, одеться и идти к себе.
Она хлопала глазами, как сова на свету, ничего не понимая.
– Ты же не хочешь, чтобы кто-то узнал, что мы провели ночь вместе?
– Почему? – спросила она наивно.
– Потому, что это не совсем прилично, – улыбнулся он с легкой иронией и погладил ее обнаженные груди.
– Но… – попыталась возразить она.
– Будь умницей, мы потом с тобой все обсудим. Договорились?
Она кивнула.
Мирон чмокнул ее в губы:
– Ну, беги в душ.
– А ты?
– Я – потом. Сейчас у нас нет времени. Солнышко вот-вот встанет, и дом проснется.