— Да может, это вообще не настоящий человек, а манекен? — вдруг предположила я, постепенно возвращаясь мыслями к тому, что мы все-таки участницы шоу, что все вокруг может быть ненастоящим, а подстроенным.
— А ты проверь, — проговорила ставшим сиплым голосом Тамара.
Лицо ее при этом вытянулось и стало совсем белым. Надо же, в эту минуту я забыла даже, что сердилась на нее, да что там — ненавидела! Надо же, как это бывает! Я очень хорошо помню тот момент, когда все в моей голове перевернулось, и мы с ней из врагов вдруг превратились в сообщниц, стали чуть ли не подругами! Я поняла, что мы обе попали в беду, из которой надо срочно как-то выкарабкиваться.
Конечно, перво-наперво надо было проверить, на самом ли деле возле окна лежит труп. Конечно, мы длительное время следили за телом в ожидании, когда проявятся признаки его дыхания. Я поступала так всегда, когда смотрела кино, где актеры играли покойников и камера была нацелена таким образом, чтобы зритель не сомневался в том, что герой или героиня не дышат. Несколько секунд актер явно не дышал, чтобы не смазать кадр. Но сейчас-то прошло примерно полчаса, как его тело не двигалось, плечо не поднималось ни на миллиметр, демонстрируя наличие дыхания.
Я медленно двинулась к окну, приблизилась настолько, чтобы потрогать его шею.
Нет, это не был муляж. У этого объекта была натуральная шея, с человеческой белой кожей, но только холодная. Лица пока еще не было видно, оно было повернуто к окну, вернее к шторе. Тогда я, зажмурившись, ухватилась за ткань костюма в области плеча и с силой потянула влево, чтобы труп (если это труп) оказался на спине. И он послушно принял нужную мне позу. Лицо. Точно, это было лицо мертвеца. Симпатичный еще не так давно, судя по всему, мужчина лет пятидесяти. Правильные черты лица, благородная седина.
— Как видишь, он мертв. — Я констатировала смерть с видом человека, совершившего подвиг.
Конечно, это же я коснулась трупа и перевернула его.
— Да и без того было ясно, что он мертв. Кто бы мог остаться живым после того, как ему раскроили череп?
Она была права. Как мне вообще могло прийти в голову, что это манекен или муляж, когда рана на голове выглядит так естественно? Мне надо было как-то исправить положение и заставить Тамару думать обо мне все-таки не как о полной дуре.
— Знаешь, что мне пришло в голову? — Мое лицо приняло нарочито задумчивое выражение. — А что, если нас пригласили сюда, как бы в шоу, лишь только для того, чтобы подсунуть там этот труп? Если целью всего этого было убийство какого-то серьезного, я хотела сказать — важного, человека? Может, министра или чиновника?
— Да какая теперь уже разница?
— Ты уверена, что за нами наблюдают?
— Стопроцентно. Вот только не знаю, что теперь делать…
— Как что? Бежать отсюда или звонить в полицию!
— И ты думаешь, что если этого мужика на самом деле завалили, чтобы подставить нас, то мы вот так легко сможем сбежать? Да наверняка мы уже заперты?
— Так давай проверим!
Тамара колебалась, и я вдруг подумала, что она в этот момент минусует свой гонорар за ту работу, что успела провести лишь частично. Каждый человек, соглашаясь на подобную авантюру, вынашивает в душе определенный финансовый план. Вот я, к примеру, коплю деньги на квартиру хотя бы в Подмосковье. Сначала хотела пустить корни в Ярославле, но потом подумала, что Москва все же круче. Вернее, даже в Подмосковье.
— Тома, ты чего медлишь?! Бежим!
И я, стараясь не думать, что за нами следят, бросилась вон из комнаты, за мной бежала и Тамара, я слышала мягкий упругий звук ее босых ног, касающихся ковра.
Мы добежали до двери, я схватилась за ручку, рванула ее на себя, и она — открылась! В лицо мне пахнуло свежим сырым воздухом подмерзшего сада, земли. Я высунула голову наружу и запрокинула к небу — оно было синее, звездное, спокойное. Тишина оглушала, словно мне кто-то невидимый закрыл ладонями уши.
— Мы свободны, — прошептала я дрожащим от волнения голосом. — Тома, давай обуваться-одеваться… Даже если окажется, что ворота заперты, все равно сбежим! Я лично смогу перелезть через ворота.
— А теперь представь, что за нами и сейчас наблюдают. Кто-то, расположившись на диване с холодным пивком и салями, смотрит такое вот своеобразное кино, где мы выступаем в главной роли. Представляешь, как они потешаются, глядя на наши перепуганные физиономии… Как презирают нас за то, что мы тут вляпались в это дерьмо, и все это ради денег…
— И что ты предлагаешь? Вернуться в дом и оставаться там с трупом?
— Я предлагаю вытащить труп из дома и закинуть куда-нибудь в кусты.
— То есть ты не хочешь, чтобы мы обратились в полицию?
— Если честно, то мне нужны деньги. И все условия, какие мне были озвучены при подписании договора, меня устраивали. Я могла здесь спокойно есть, пить, время от времени выполняя какие-то несложные обязанности по уборке дома. Имела право привести Костю. Главным было молчание. Кроме того, признаюсь, я же и сама слегка развлекалась, наблюдая за тобой…
И тут она снова, прямо на моих глазах, стала превращаться в ту стерву, в ту Тамарку, которая изводила меня последние пару дней своей дерзостью и нахальством, надсмехаясь надо мной, открыто издеваясь.
— Ты ничего не знаешь… — начала я и почувствовала, как волосы на моей голове зашевелились. Словно тонкая юркая змейка заскользила по моей голове. Я вся покрылась мурашками.
— Как будто бы ты что-то знаешь… — гнусно усмехнулась она, отворачиваясь от меня, словно ее тошнило от одного моего вида.
— Моя подруга прошла через весь этот ад… Она мне мало что рассказала, но вернулась она со сломанной психикой. Она просто сошла с ума! И сейчас она в психиатрической клинике.
— Да что ты говоришь? Наверное, поэтому ты после того, как увидела ее, с бритой головой и скрученную в смирительную рубашку, решила повторить весь этот путь, чтобы в конечном итоге и тебя обрили? Да? Ты серьезно?
Настал момент, когда я приблизилась к тому, чтобы рассказать о втором, теперь уже настоящем телевизионном шоу, о тех киношниках, которые должны были наблюдать за моими «приключениями» с тем, чтобы потом слить все свои видеозаписи в эфир.
Мой рассказ произвел сильное впечатление на мою домработницу (Господи, как же приятно даже писать это слово!).
— Шоу в шоу! Это бомба! Ну, ты крутая! — Тамара весьма эмоционально реагировала. Ее и без того огромные ноздри раздувались при шумном выдохе, словно резиновые.
И тут вдруг я потеряла дар речи, догадка, страшная в своей правдоподобности, буквально парализовала меня. А что, если тот мужчина, труп которого лежал под монстерой, и есть один из моих киношников?
Но тогда кто же его убил? Костик?
— Послушай… — перебила я Тамару, непрерывным потоком продолжающую выражать свой восторг и удивление по поводу надежно спрятавшихся в доме операторов. — А как ты Костику объяснила, что делаешь в этом доме?
Теперь уже личностью Костика я заинтересовалась всерьез.
— Сказала, что меня наняли здесь прибираться, вот и все. И что не мое дело, кто здесь будет жить и что делать. Он парень простой, ему бы вкусно поесть да потрахаться, остальное по барабану. Так что, если ты думаешь, что это он этого, под пальмой…
— Во-первых, это не пальма, а монстера, — зачем-то решила уточнить я. Вероятно, на тот момент мне важно было хотя бы некоторое подобие порядка и точности. — А не могло так случиться, что он тоже работает на наших хозяев? Вряд ли они позволили бы впускать в свой дом кого попало. Тебя вообще проверяли?
— А тебя?
— Нет… Не проверяли.
— Тебе надо бы его еще раз осмотреть, чтобы понять, не киношник ли он, — наконец произнесла Тамара здравую мысль, словно подслушав мои собственные мысли. — Не думаю, что тебе в любовники прислали такого пожилого человека и в последний момент проломили ему голову…
— Но если это киношник, то почему так нарядно одет? Я представляла себе этих ребят-операторов в курточках, джинсах и свитерах, молодых, спортивного телосложения. А этот господин в костюме…
Картинка не укладывалась ни в один из возможных сюжетов. Мы были совершенно сбиты с толку.
— Ты знаешь, где находятся камеры? Может, разобьем их да и сбежим? — Во мне снова проснулась девчонка-оторва, готовая на все, лишь бы все сломать, разбить, безвозвратно потерять и при этом ни за что не отвечать. И мне уже не было дела ни до первого, ни до второго шоу, ни до денег. Мне захотелось домой.
— Я думаю, они хорошо замаскированы, хотя кое-где их реально видно.
Мы все-таки обулись, набросили на себя куртки, вышли в сад, прошлись до ворот, толкнули калитку — она была не заперта. Отлично. То есть можно бежать! Вызвать такси, и все, история закончится!
Но, быть может, именно это обстоятельство и сдерживало нас обеих. Раз нас никто не держит и мы сможем уйти, то, может, в этом и кроется тот самый подвох, о котором мне твердила Таечка? И есть смысл остаться в доме и пройти весь путь, чтобы получить свои деньги? А Оля Дмитриева… Она всегда была странноватая. Может, с ней ничего страшного и не случилось? Может, она сошла с ума от счастья? От огромного количества самого разного удовольствия, включая секс с красивым и ласковым парнем?
Мы вернулись в дом, заперлись и теперь стояли, забыв разуться и все еще кутаясь в свои курточки, и дрожали уже не от холода или сырости, а от нервического озноба. Наши мысли были заняты одним и тем же — мы никак не могли понять, зачем нас наняли, почему не проверили Костика. И, вероятно, как раз тогда все терзающие нас сомнения привели нас обеих, причем как-то одновременно, к выводу, что мы попали в какой-то театр абсурда, где нет ничего такого, за что мы бы могли зацепиться и поверить в реальность происходящего. Что не может существовать такого шоу, что это бред, и нас заманили в дом вовсе не для того, чтобы снимать наше обжорство и состояние радости от обрушившихся на нас удовольствий. Нас втянули в более опасную игру, пока еще не до конца нами понятную, но заплатить за которую мы могли либо собственной свободой, в тюрьме, либо уже на кладбище…