– Водопровод не действует, и воду приходится таскать из пруда.
– Но она все-таки есть, – напомнил граф. – Подумайте: прекрасный дворец в три этажа и роскошный парк…
– На что мне парк? Лучше уж что-нибудь поскромнее, но с водопроводом… и с электричеством. Газовое освещение все-таки уже устарело.
– Дворец в прекрасном состоянии! – защищался Верчелли. – И фонтаны…
– Ни один из них не работает.
– Зато у вас будет собственный парк! И никаких докучных соседей.
– Тоже мне, преимущество, – пожала плечами Амалия. – Я человек общительный и люблю бывать в компании друзей.
И она так посмотрела на сенатора, что на мгновение он даже забыл, зачем они здесь находятся; однако в следующее мгновение жадность вновь напомнила о себе, и Верчелли опомнился.
– Однако все находят, что дворец Тиволи прекрасен…
– Поэтому в нем уже десять лет никто не живет, – фыркнула Амалия. – Я вижу, сударь, что у вас нет ничего, чтобы меня порадовать.
Верчелли застонал про себя и объявил, что готов снизить цену. Они вновь перебрали все принадлежащие графу дома, и каждый Амалия вновь отвергла, но куда тверже и категоричнее, чем раньше. Очевидно, ей не меньше графа наскучили эти бесплодные обсуждения. А по тому, как гостья нет-нет да поглядывала на дверь, сенатор понял, что она просто-напросто тяготится его обществом и только ищет предлог для того, чтобы уйти.
– На площади, недалеко от российского посольства, я видела очаровательный домик с резными деревянными фигурами на фасаде, – наконец сказала Амалия. – Он сдается, и мне сказали, что обращаться надо к Новаковичам. Это, случаем, не родственники генерала, с которым я танцевала?
Граф затравленно поглядел на нее и, не зная, за что уцепиться, вновь завел речь о Тиволи. На сей раз он снизил цену до почти приемлемой, но требовал, чтобы договор был подписан сроком на полгода.
– Ну, не знаю, сударь, право, не знаю, – протянула Амалия, и он видел, что молодая женщина начала колебаться. – Если бы там имелся хотя бы газ…
– Я бедный человек, сударыня, – промолвил Верчелли с горестным вздохом.
– Неужели? – задумчиво уронила Амалия и посмотрела ему в глаза.
И, хоть старый граф был вовсе не робкого десятка (впрочем, в жизни ему и не приходилось чего-то особенно бояться), он все же дрогнул.
– Сударыня… Я очень бедный человек!
Амалию так и подмывало расхохотаться, но она сдержалась и ограничилась тем, что раскрыла веер и вновь – испытанное средство – выразительно покосилась на дверь. И сенатор решился.
– Конечно, из уважения к вам… – Он покусал губы и озвучил вполне допустимую цену, даже чуть ниже того, на что рассчитывала Амалия.
Теперь был ее черед дать ответ, но, отлично зная людей наподобие своего собеседника, она не торопилась.
– Так вы согласны? – спросил граф, нервничая.
– Пожалуй, да, – вздохнула Амалия. – Я пришлю к вам Петра Петровича для подписания договора. – Она покачала головой. – И как вы уговорили меня снять этот Тиволи? Уму непостижимо… Вы очень ловкий человек, граф! Ведь я намеревалась просить у вас совсем другой дом…
Сенатор решил, что хоть в чем-то сумел обвести шпионку вокруг пальца, и приосанился. Он отлично помнил, что особняк, о котором она заговорила первой, находится недалеко от королевской резиденции, в то время как Тиволи располагается на северо-западе города, и мысленно поздравил себя с тем, что ему удалось хоть в чем-то расстроить замыслы этой особы.
В самом лучшем расположении духа Амалия направилась домой. План, детали которого она весьма тщательно разработала, начал претворяться в реальность. Теперь оставалось договориться с Олениным, чтобы он нанял садовников и рабочих, заказать новые статуи и цветы для клумб, наметить места для беседок и теннисной площадки… А еще надо починить фонтан, и нанять оркестр, и…
«Может быть, соорудить в парке искусственные руины? Искусственную реку, конечно, я не потяну, да и не к чему она…»
Амалия вышла из кареты возле дома, в котором Оленин снял ей квартиру, и тут же обратила внимание на небольшую толпу неподалеку. Все ее дурные предчувствия разом пробудились. Уж не устроили ли ей вражеские агенты какую-нибудь пакость?
Однако оказалось, что причиной столпотворения была всего лишь лошадь, но зато какая! Желтая, цвета лютика, с тонкими ногами, крутой шеей и большими глазами. Животное сердито косилось на людей, которые обступили его и смеялись, показывая пальцами. Лошадь мотала головой и пыталась вырваться, но денщик держал повод крепко.
И тут в голове у Амалии закружился калейдоскоп воспоминаний: стало быть, ей лет 8 или 9, и старший брат Костя, примостившись возле нее, читает вслух чудесную книжку с текстом, напечатанным в две колонки, и черно-белыми картинками.
Желтая лошадь! Д’Артаньян и его отец, Менг, незнакомец, миледи… Уж не потому ли она, Амалия, выбрала жизнь, полную приключений, что брат когда-то прочитал ей эту книгу?
– Что происходит? – спросила молодая женщина и, протянув руку, погладила лошадь, чтобы успокоить ее.
Денщик объяснил, что его хозяин, генерал Новакович, играл недавно в карты со своим коллегой Ивановичем, последний проиграл не только деньги, но и одну из своих лошадей. Новакович ставил на лошадь не без умысла, потому что конюшни у Ивановича были отменные. Однако бравый генерал, воспользовавшись неточной формулировкой – «одна из ваших лошадей», обвел выигравшего вокруг пальца и прислал ему лошадь, которой дорожил менее всего и которая уродилась непонятно в кого.
– Вряд ли генерал Новакович будет этим доволен, – заметила Амалия. – А не продаст ли он эту лошадь мне?
Денщик вытаращил глаза. Собственно говоря, он до сих пор слонялся по улице только потому, что сильно опасался хозяйского гнева, который обязательно выплеснется, едва генерал увидит, какой выигрыш ему прислал Иванович. А в гневе Новакович был ой как крут!
– Думаю, он не откажется, – почтительно ответил денщик. – Он живет неподалеку, если вам угодно, я могу вас проводить.
Больше всего в это мгновение он боялся, что странная дама передумает и ему придется явиться к Новаковичу в одиночестве. Однако дама, судя по всему, была решительно настроена завладеть желтой лошадью.
Узнав, какую свинью (в виде лошади) подложил ему «этот мерзавец Иванович», громадный белокурый розоволицый Новакович побагровел, посинел, позеленел, стал стучать по столу кулаком и разразился ругательствами одно заковыристее другого. Но стоило струхнувшему денщику сказать, что лошадь не прочь выкупить какая-то дама, и генерал удивился настолько, что вновь обрел человеческий вид.
– Дама? И что это за дама?
Увидев Амалию, генерал воспрянул духом и решил, что лошадь, конечно, пустяк, просто он произвел на русскую гостью столь ошеломительное впечатление, что она теперь ищет любой предлог познакомиться с ним поближе. Он наговорил ей множество пошлых комплиментов, между прочим, сказав, что счастлив ее видеть сегодня и будет еще более счастлив встречаться с ней в дальнейшем. Впрочем, следует отдать генералу должное – он и слышать не захотел о деньгах за желтого урода и, объявив, что капризы дамы для него священны, подарил лошадь Амалии, начисто отказавшись от платы.
Таким образом, моя героиня в один день заполучила дом, который был ей нужен, и лошадь, которая вроде ей была не нужна. Однако человеку, который весь день в отдалении следовал за ней, отмечая в памяти каждое передвижение, такие тонкости, конечно, не были известны, и ближе к ночи он доложил своему начальнику:
– Баронесса Корф вернулась на свою квартиру, которую для нее снимает Оленин. Утром она была во дворце на заседании…
– Утро можешь пропустить, – оборвал его собеседник. – Что она делала потом?
– Смотрела разные дома. По-моему, она собирается переехать. Дольше всего она пробыла в Тиволи, а потом отправилась к графу Верчелли и находилась у него несколько часов. Слуги…
– Да, так что говорят слуги графа?
– Что она обсуждала с их хозяином аренду разных домов и в итоге остановилась на Тиволи.
– И граф, конечно, заломил двойную цену.
– Он пытался, но ему пришлось уступить.
Человек, слушавший доклад шпиона, изумленно поднял брови. С его точки зрения, это было равносильно подвигу.
– А потом?
– Потом она купила у генерала Новаковича лошадь, которую ему проиграл Иванович. То есть собиралась купить, но Новакович ей так подарил.
– Что за лошадь?
– Желтая. Как одуванчик.
– Зачем ей желтая лошадь? – пробормотал собеседник шпиона. – Ладно. Что было потом?
– Ничего. Она у себя. Писем не отправляла, больше никуда не ходила. Правда, к ней после ужина наведался Оленин, и они долго беседовали. О чем – неизвестно.
– Хорошо. – Собеседник шпиона достал из ящика стола несколько серебряных монет. – Продолжай за ней следить, только осторожно. Если выяснишь что-то важное, прямиком ко мне.
– Да, господин полковник. Конечно, господин полковник.
Господин полковник Войкевич откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы за головой и задумался. Глаза его в полумраке блестели, как черные алмазы, по губам то и дело пробегала улыбка.
– Да, – наконец промолвил он, глядя на висящий напротив портрет короля Владислава, – так что же вы задумали, баронесса Корф?
Глава 11Золотая всадница
Австрийский резидент Томас Кислинг пребывал в самом скверном расположении духа.
Кислинг был высокий, узкоплечий, с жидкими усами и такими же жидкими светлыми волосами. Глаза у него были бесцветные, голос – ничем не примечательный. Вытянутое худое лицо пытался украшать такой же вытянутый нос, но без особого успеха. Во внешности Кислинга не было ничего яркого, ничего запоминающегося. И, хотя в ней не прослеживалось и ничего неприятного, его не любили ни женщины, ни дети, ни животные. Да что уж там – Кислинга вообще никто не любил. Сколько он себя помнил, он всегда оставался в стороне, играя роль наблюдателя, а все остальные находились где-то рядом, в поле его зрения. Они действовали, а он смотрел и делал выводы, не пытаясь слиться с окружающими. В школе за эту манеру его