— По разным причинам, — серьезно ответил Блинков-младший. — Многим просто нравится быть в центре внимания. Женщины для этого наряжаются, а мужчины командуют. Но из таких людей получаются плохие командиры.
— А хорошие из каких?
— Из тех, которые думают, как лучше сделать дело.
— Ты на моего Пашку похож, — заключила Лина. Это звучало как большая похвала.
У ямы остановились, чтобы забросать землей костер. Когда погас последний язык пламени, Митьке захотелось выкопать тлеющие головешки, раздуть огонь и никуда не уходить. Хорошо, если они поднимутся на гору и окажется, что гора та самая — знакомая Лине Шахрома. А если они неизвестно где? Без еды, без карты и компаса, а теперь еще и без огня… Нет, все равно надо идти. На вершине горы можно будет развесить парашют, его издалека заметят с высланных на поиски вертолетов.
Митька проверил в карманах главные ценности — нож и зажигалку без бензина, — взвалил на плечо потяжелевший от сырости мешок с парашютом. Искать направление было не нужно: еще вчера они вышли к подножию горы, подъем стал заметен на глаз. Туда и пошли — в гору, навстречу невидимому за деревьями солнцу.
— В яме кто-то ночевал до нас, и недавно, — сказал Митька.
— Браконьер, наверное, — не удивилась Лина. — Или шишкарь.
— Кто?
— Ходят по тайге такие страшные дядьки с мешком и деревянной колотушкой. Найдут кедр и — тюк этой колотушкой по стволу. Шишки сыплются, они собирают.
— А они что, ходят без палаток и ночуют в ямах?
— Это кто как, — ответила зеленоглазая. — Бывают такие оборванцы, что у них и штанов целых нет. По-московски — бомжи, а по-сибирски — бичи, бичкомеры.
Митька немного успокоился, но ровно срубленные сосновые лапы не шли из головы.
Глава XVВПЕРЕД И ВВЕРХ
В школьных задачниках пешеход идет со скоростью пять километров в час. Надо уточнить: сытый пешеход по ровной дороге. А без дороги по тайге, где на каждом шагу то кочка, то корень, то поваленный ствол, и три километра в час — хорошая скорость. Если пешеходы голодные, а тайга густеет и приходится петлять, обходя непролазный бурелом, то и два километра в час — скорость совсем не стыдная.
Цель была определена: горная вершина, за которой скрылся самолет. Задача поставлена: идти, пока не дойдешь. И Блинков-младший с Линой шли. После краха версии про зеленоглазых инопланетян Митька стал осторожнее. Он сказал себе, что не знает местных условий, и начал все проверять на Лине.
— Лин, а браконьеры богатые?
— Еще какие! Оленину добывают по тонне, по две за раз. С вертолета стреляют.
— Да они, наверное, в тайге не ночуют?
— Эти не ночуют — постреляют и улетят. А которые ставят ловушки на соболя, ночуют.
— Значит, у них есть палатки?
— Соболя добывают зимой, какие палатки на морозе. У них в тайге нормальные зимовья, с печкой.
— Выходит, браконьерам незачем в яме ночевать.
— Сдалась тебе эта яма! Поговорить больше не о чем?
— Лин, а шишкарить можно? — гнул свое Блинков-младший.
— Шишковать, — поправила Лина. — Шишковать можно.
— Лин, оцени мысль: браконьерам надо скрываться, но браконьеры в яме не ночуют. А шишкари, может, и ночуют в яме, но им не надо скрываться. ЗАЧЕМ ТОГДА ОНИ ЗАСЫПАЛИ КОСТЕР?
— Ты тоже засыпал.
— Я присыпал, чтобы сбить огонь. А они сожгли лапник, на котором спали, закопали головешки в землю, а землю разровняли.
— Я сто первый мудрец, — ответила Лина.
— Как это?
Знаешь пословицу: «Один дурак может задать столько вопросов, что сто мудрецов не смогут ответить». А я сто первый мудрец, который и думать над этим не хочет.
Да, попадаться на язычок зеленоглазой не стоило. Хорошо, что вчера Митька не сказал ей прямо: ты инопланетянка. Заклевала бы!
Он стал расспрашивать Лину о Лине. Про себя всем нравится рассказывать, и зеленоглазая смягчилась. Оказалось, что учится она в математической школе и терпеть ее не может. Хотя человек привыкает ко всему и в Америке Лина даже скучала по своей школе. Где живет? В Москве живет, с мамой, дедушкой и бабушкой. А у папы и Пашки самостоятельная мужская жизнь. То делают самолеты для американца, то метеорит ищут. Насчет метеорита у папы имеется своя гипотеза, сто двенадцатая, если считать Митькину. А у Пашки сто тринадцатая. Из-за этого папа бросил работу космического инженера-испытателя, а Пашка — институт в Москве. Он, правда, перевелся в другой, красноярский, но мама все равно недовольна.
— У них разные интересы, — сказала Лина о. родителях, — а я между ними: на каникулы к папе, учиться — в Москву к маме. Мне нравится. Что мама не позволит, то папа разрешит.
В ответ Митька рассказал, как ловил одного грабителя. Взрослые свидетели говорили, что это был человек с бородой, а малышня — что Дед Мороз. Поверив взрослым, он искал бородача, а оказалось, что грабителю шестнадцать лет и борода у него была карнавальная, дед-морозовская.
В самую жару они как по заказу набрели на огромный ягодник. Темно-фиолетовая, подернутая беловатым налетом черника выглядывала из-под каждого листочка. Лина с урчанием плюхнулась на живот и стала хватать ягоды губами. Митька упал рядом.
Какое счастье — просто есть, чувствуя, как гудят натруженные ноги и кружится голова от умопомрачительного запаха черники! Всасывать ягоды, как пылесос, и давить во рту, и размазывать языком по нёбу, и сплевывать попавшиеся листики. Жевать, чавкать и больше ни о чем не думать! Митька знал, что через полчаса ноги начнет ломить с непривычки. Тогда встать можно будет только через не могу. Он разулся и вывернул наружу язычки кроссовок — пускай солнышко их сушит. Носки уже прилипали. Дня через два их можно будет поставить. Он потянул кроссовки с довольно хрюкнувшей Лины.
— Вождь Сухое Тело в своем репертуаре, — зарывшись лицом в ягодник, заметила зеленоглазая.
Блинков-младший подумал, что многие парни мечтают оказаться наедине с девчонкой, и чтобы вокруг на сотни километров никого не было. А у него в голове — то канувший за гору самолет, то следы чьего-то ночлега в яме, и перемазанная черникой мордаха зеленоглазой не вызывает никакого любовного пыла. Пускай те парни считают его идиотом. Их бы сюда после восьми часов ходьбы по заваленной буреломом чащобе.
— Что смотришь? — подняла голову Лина. — Я чумазая?
— Наверное, не больше, чем я, — деликатно ответил Митька. Интересно, а что Лина думает о нем?
Он поднялся:
— Пойду «медвежью лапу» сочинять.
— Угу, — не удивилась Лина. По крайней мере она знала, что такое «медвежья лапа».
— А ты их видела? — спросил Митька.
— Вагон и маленькую тележку. В заповеднике «лапы» отбирают, от них какие-то почки повреждаются.
— Значит, повредим почки. У нас нет времени рвать по черничнике. Лин, а на что они похожи?
— На лапу. Спереди гребенка, как медвежьи когти, сзади совок.
Митька приглядел поваленное ветром дерево, с которого уже начала отслаиваться кора. Ножичек у него был хоть и маленький для тайги, зато с пилкой и шилом. Не мудря, он отхватил кусок коры величиной с тетрадку, сложил с одной стороны пополам и сшил ниткой, выдернутой из парашютной стропы. А с другой стороны пропилил зубья гребенки. Чесанул кустик, и с одного движения в совке оказалось десятка полтора крупных ягод.
— А говорил, что «медвежьей лапы» не видел, — заметила Лина.
— Правда не видел. Читал только.
— Тогда ты в прошлой жизни был эвенком. Они тысячу лет делают точно такие же «лапы».
— Все люди на земле — дальние родственники, — ответил Митька, вертя в руках свое изделие. — Надо же — тысячу лет!
Воду из парашютика-пузыря они давно выпили. Теперь в него начесали черники и легли на папину пуховку, укрывшись сохранившим влагу прохладным парашютом.
— Надо поспать, — сказал Блинков-младший.
Лина ответила, что да, надо, что это немыслимое дело — вставать в четыре утра, что в следующий раз она лучше даст себе засохнуть, чем поднимется ни свет ни заря из-за какой-то там росы.
Спать не хотелось. Натруженные ноги начали болеть, и вставать не хотелось тоже.
— Лин, я вот думаю, — сказал Митька, — почему вертолеты не летают? Должны же нас искать.
Лина понурилась:
— Это самое непонятное. Если бы папа связался с Красноярском или с Ванаварой, то нас и не надо было бы искать. У папы же полетная карта.
Он бы сказал: «Совершил вынужденную посадку там-то». И никаких проблем! Погода ясная, видимость прекрасная. Давно бы прилетели и забрали нас.
— У него, наверно, рация разбилась при посадке, — сказал Блинков-младший.
— Да нет, он должен был еще раньше связаться. Сразу, как только случилась авария.
— А почему не связался?
— Откуда мне знать! Рация была в порядке, а то бы нам взлета не дали. Значит, связался. Такого не может быть, чтобы на борту авария, а пилот молчал в тряпочку… Только авиация — страна чудес. В ней как раз и случается то, чего не может быть, — заключила зеленоглазая.
— Долог путь до Ванавары, — вздохнул Митька и первым поднялся, перебарывая боль в ногах. — Надо идти.
— Лучше пристрели меня! — застонала Лина, но встала и сама начала собирать парашют.
— А ты тренированная, — заметил Митька.
— Я небалованная. То есть когда как, — честно уточнила Лина. — У дедушки с бабушкой можно покапризничать, а у папы — фиг два. Он бы сейчас сказал: «Васька, догоняй!» — и пошел бы.
— Васька?
Лина опустила глаза.
— Я Василина. В честь прабабушки, дедушкиной мамы. Отстой, да? — жалобным голосом добавила она, и Блинков-младший сказал, что не отстой, имя замечательное, а главное, редкое. — А в школе меня достали: «Василий Иванович, танки!»
— А ты отвечай так, свысока: «Вольно, боец!» — подсказал Блинков-младший.
— Думаешь, отстанут?
— Может, не все и не сразу. Но если будешь обижаться, точно не отстанут.
…Между тем подъем становился все заметнее. Заваленная хворостом и гниющими стволами чащоба кончилась, и Митька с Линой вышли в молодой редкий сосняк. От зрелых деревьев остались только пни высотой с человеческий рост: лес валили зимой, по глубокому снегу. Митька решил, что близко вершина горы — еще когда летели на парашюте, он заметил, что лес там как будто выщипанный. А Лина расстроилась: