– А там что? Какие-то жгуты… Это что за явление?
– Какая ты любопытная, аль-дэй, – шепнули мне на ушко.
Я дернулась – щекотно же!
Драконид отцепил придерживавший меня ремень и, не отпуская меня, ловко развернул лицом к себе. И первое, что поразило, – идеально лежавшие волосы, забранные в хвост и перехваченные на лбу тонкой полосой какого-то мерцающего металла. Он всегда такой идеальный, этот звезданутый?
А второе – вертикальные зрачки золотых, светящихся, как у кошек, глаз. Таких близких, жутких, затягивающих как водоворот… солнцеворот… Я зажмурилась, отсекая наваждение.
– Послушай меня, Василиса, – моей расцарапанной ветками и саднящей щеки коснулись осторожные пальцы. Обожгли прикосновением и тут же отдернулись. Зато царапина перестала саднить и начала зудеть. – Слушай и не перебивай. Если ты хочешь, я проведу твою первую инициацию. Но так, как принято у нас. То есть, правильно. Ты все еще настаиваешь на этом?
– Не то, чтобы очень… – пробормотала я, в ужасе распахнув глаза. Точно не в такую бурю. – Пожалуй, я могу подождать.
– А я нет. – Драконид быстро, остро и как-то недобро взглянул в небо поверх моего плеча, и снова поймал мой взгляд, гипнотизируя, как удав голубку, не давая повернуться и посмотреть, что еще могло так привлечь его внимание, кроме молний. – Тебе нужно только помнить, что ты – моя аль-дэй. А это значит, в тебе уже есть все необходимые силы, чтобы выдержать любое испытание. Это значит, что, если тебе понадобится знание, оно у тебя есть. Если понадобится оружие, оно у тебя есть. И даже если… Даже если тебе понадобятся крылья, они у тебя есть. Понимаешь? Есть! Пока у тебя есть я. Тебе нужно только их призвать, почувствовать, узнать. И помнить, что ты – эмпат, и ты всегда связана со мной, своим аль-таром. Каждый миг. Поняла?
– Нет, – честно ответила я.
– Тогда… лети!
С этими словами этот сумасшедший, этот звезданутый на всю голову… оттолкнул меня, и я, раскинув руки в тщетной попытке удержаться, упала.
В бездну, в бурю и ливень, мгновенно оглушивший меня, залепивший глаза и заливший уши. Я лишь успела заметить какую-то большую черную тень и алую вспышку. И тут же задохнулась от потока обрушившейся воды, от ужаса, пронзившего осколком льда сердце. И падала, падала.
Секунда, две…
Меня подхватил ураган, закувыркал в воздухе, потащил как мошку в гигантском кулаке…
Безумец аль-тар!
Каждый миг… помнить…
Но почему-то вспомнился совсем не золотоглазый безумец, швырнувший меня как котенка в бездну.
А вспомнилась другая бездна – огромная, черная, ледяная, полная древней, непреходящей боли…
Пронеслись воспоминания – гравикар, обтянутая черной кожей рука в перчатке и белозубая улыбка.
Падение на лестнице маяка и твердые, оберегающие мои ребра объятия ненавистного репти и невозможно синие глаза на смуглом лице.
Рука, протягивающая мне кольцо. Черное, с шершавыми чешуйками по ободку. Я оставила его перед инициацией в доме прабабки. Жаль… Умерла бы окольцованной, глядишь, мои останки опознали бы…
Ты же эмпат… Эмпат… Почему я ничего не чувствую, кроме ужаса? Не за себя… Это чужой ужас. Аль-тар, наконец, за меня испугался? Или это все-таки мой ужас?
Меня уже должно было разодрать о кедровые стволы, нанизать на сучья, как шашлык…
Я уже чувствовала, как вонзается под лопатки адская боль, как выворачивает меня, разрывает в клочья. Господи, как же больно!
Но еще жила, еще дышала, хотя и задыхалась от безумного ветра.
Аль-тар! – набатом стучало в висках.
Молния ударила совсем близко, оглушая и без того оглушенную, дезориентированную меня. Но в этой вспышке я увидела нечто такое поразительное, что ужас – чей бы он ни был – схлынул.
Меня по-прежнему тащило ураганом в опасной близости от верхушек деревьев, но… по мягким, упругим клочьям «мглы», гасившим мою скорость. А за мной на этой мгле оставался и угасал след золотистого сияния. Это я его оставляла. Мое тело в задравшемся рваном платье…
И я не падала! Скользила, но уже не падала! Странные мглистые жгуты обвили и понесли меня, как в гамаке,
Я задрала голову вверх и увидела высоко, под самыми тучами, золотую и алую вспышку. И от алой стало так больно, как никогда. Не глазам – сердцу. Словно его вырвали. А я на миг задохнулась, а потом кричала, кричала и рыдала.
Что-то длинное, черное, большое, как крылатый змей, рухнуло вдалеке, пробив тучи, подушку жгутов и ломая стволы. Я не успела рассмотреть в творившемся хаосе, зато услышала треск деревьев и увидела десяток золотых молний, бивших в место падения.
А в следующий миг золото вспыхнуло за спиной и, не успела я оглянуться, как меня снова подхватили знакомые руки аль-тара, и вокруг нас замерцал силовой щит, отсекая от всех бед мира.
– Достаточно на первый раз, – крепко прижав меня к груди, спокойно, как ни в чем не бывало, заявил этот безумец, урод, сволочь и убийца!
– Т-ты… Т-ты… – безуспешно попыталась я выдавить хоть слово. Меня трясло. Я вцепилась в его руки намертво, вонзив ногти глубоко в его кожу, до крови. Так ему и надо. Так ему и…
– Если бы на тебе был скафандр, было бы проще. Я предлагал, ты отказалась.
– Т-ты… У-убийца!
Неужели я так и останусь заикой?
– Но я позаботился о подушке безопасности, как мог. Силовые жгуты не дали бы тебе разбиться.
– С-с-с… сво-о-лочь!
Бровью не повел.
– Василиса, ты – эмпат. Почувствуй меня. Я – твоя опора. Ты – моя аль-дэй, я никогда не причиню тебе непоправимого вреда.
Только поправимый, ага. Какой же ты мерзавец! Нелюдь! Репти – и тот человечнее!
Теперь, когда оказалась в относительной безопасности, я чувствовала исходящее от драконида монументальное спокойствие – ровный палящий свет, озаряющий истерзанную душу, как солнце. Жестокий свет, убивающий радиацией все живое…
Лучше ему держаться от меня подальше. Опора? Он? Не смешите меня! И не пугайте. Пожалуйста.
Я едва замечала происходящее: от черной «дыры», к которой мы подлетели совсем близко, вытянулся хобот, втянул наш шар, и мы оказались внутри корабля.
Нас встречали два драконида, – черный и белый, – я их уже видела на камерах рядом с золотоволосым. Господи, как давно это было, в другой жизни…
Аль-тар, бросив им пару фраз на своем рокочущем языке, подхватил меня на руки и понес по узкому коридору со слабо мерцающими стенками. Беззвучно открывались отсеки, кто-то бежал впереди, мигали светодиоды, что-то шептал Аррадор, а я умирала под его взглядом, все падала и падала в ту плавящуюся бездну, где на дне, опаленные золотым огнем, лежали изломанные останки черного дракона.
* * *
Ведьма Даромила, смочив край полотенца в травяном настое, промокнула сукровицу на чешуе репти и поморщилась: плох пациент. Совсем плох. Помрет чешуйчатый. А это – хуже некуда. Кто тогда расскажет, как он оказался в заповедном лесу и что успел увидеть, прежде чем его попытались убить? И не он ли виновен в исчезновении правнучки Василисы?
Помрет – и рухнет хрупкий мир между Горухами и Пасными. И без того Черные подозревают, что род ведунов виновен в том, что произошло с Габриэлем. Договорились до того, будто это ведьмы Пасные призвали Чернозмея в лютую грозу и ураган.
Хотя… оставили же они его тут, в обгорелом лесу, где нашли его Пасные среди пепла, когда Василису искали. Горухи примчались, осмотрели и не потащили полумертвого в свои современнейшие клиники. И то верно. Теперь он даже на репти не походил. Как есть чудовище. Кое-как сложили ему переломанные кости, да на огромную разбитую голову надели какой-то железный шлем. И сарай вокруг построили, чтобы защитить полутруп от дождя и ветра. Ну, еще сверху палатку маскировочную накинули.
И в ноги поклонились лесной ведьме Даромиле, чтобы не оставила умирающего без помощи. Почему своих докторов не привезли? Не потому ли, что тело у Чернозмея стреляло молниями, стоило приблизиться посторонним? Хоть и без сознания был, а подпускал только немногих. Мать свою, сестру Адель, пару репти из охраны да ближайших родичей Василисы.
Даромила согласилась. А взамен Горухи поклялись сделать все, чтобы найти исчезнувшую Василису, любой ее след.
В том, что жива правнучка, старуха не сомневалась, хотя зеркало-артефакт показывало по запросу только тошнотворную рябь, словно душа девушки уже отлетела в небеса.
И кольцо Судьбы, запертое в рунном кисете, не исчезло. А должно было вернуться к девице, не завершившей выбор суженного. Даромила переложила артефакт из защищенного рунами кисета в простой холщовый мешочек и носила с собой днем и ночью, чтобы не пропустить мига, когда колечко уйдет.
Все, даже ведовской обряд, говорило, что нет в живых ее правнучки, но Даромила не сдавалась. И отцу-матери Василисиным запретила оплакивать утрату. Лучше пусть лес прочешут частым гребнем, каждую птицу спросят, каждую иголку, каждую мошку…
А сама занялась выхаживанием чешуйчатого врага. Кто бы мог подумать?
– Давай, поправляйся, чудище, ты можешь, – проворчала ведьма. Взяла глиняную чашу, приподняла край твердой губы нелюдя и влила тягучую жидкость, с трудом просочившуюся сквозь плотно сомкнутые клыки. – Должен же кто-то рассказать нам, что тут случилось, и куда делась Василиса. Не унесло же ее ветром?
Многое казалось странным.
Как объяснить неожиданный, непредвиденный никем ураган, разыгравшийся как раз в месте инициации правнучки?
Почему дракониды, к которым обратился отец Василисы, не снизошли до помощи? Могли бы технику предоставить, лес прочесать, коли уж настолько превосходят человечество, что могут от звезды к звезде шагать.
Но этот их золотоволосый адмирал, который приходил обновить договор с родом Пасных, даже не явился, и на просьбу о связи с ним никто не ответил. И это было самым странным.
К ним явился другой, черноволосый драконид. Выслушал, осмотрел место падения Чернозмея, обошел сарай, но внутрь заходить не стал. И покачал головой:
– Вы вступили в сговор с нашими врагами, приютили урргха, более того, выхаживаете его. Мы не можем считать это дружественным актом. Но если у нас будет что-либо, что мы сможем вам сообщить, то непременно.