й улыбкой гладила меня по голове и молча падала спать. Иногда вваливалась пьяная, отталкивала меня и засыпала прямо на полу. А иногда возвращалась не одна и…
— Тебя… запирали? — не знаю, почему, но голос Аверина внезапно охрип и он, потянув руку, коснулся моего подбородка, заставляя поднять голову. Я только уныло кивнула, не обращая внимания на то, как он пристально всматривается в мои глаза.
Мой рассказ не вызывал почти никаких эмоций у меня самой — все это я уже давно пережила и переболела. И лишь только извечная фобия напоминала, какую цену пришлось заплатить за равнодушные воспоминания.
— Кладовка. Маленькая кладовка ее съемной квартиры, — едва слышно шепнула, зажмурившись, но все-таки поясняя, обнимая парня за шею, невольно пряча лицо на его груди. — Я сидела в ней часами и ночами, без возможности выйти. Крики, слезы, истерики — мама на них не реагировала. Всего один раз ее… друг услышал меня, и избил маму, за то что та скрыла от него ребенка. Я слышала тогда ее крики, звон разбитой посуды, треск ломаемой мебели, маты… А потом ненавистная мне дверь открылась. Нет, он ничего мне не сделал, просто хмыкнул и ушел. А вот мама… После этого я уже не плакала, а просто, зажмурившись и заткнув уши, ждала, пока ее гости уйдут.
Повисла неловкая тишина. Как бы мне не казалось, что детские травмы давно канули в Лету, остались забытыми и даже прощенными…
Подобное не забывается. Никогда.
И еще до того, как я успела расплакаться, я вдруг оказалась лежащей на спине, а сверху, опираясь локтями на диван, надо мной нависал непривычно серьезный Аверин. И голос его звучал не резко, нет. Но слишком непривычно и слишком спокойно:
— Поэтому ты ей подчиняешься?
— Бабушке? — от неожиданности влага в глазах высохла. — Да… наверное. Когда кто-то из соседей позвонил в опеку и маму лишили прав, а меня поместили в детский дом, сообщать было некому. Мама поменяла фамилию давно, и бабушка узнала о случившимся только через несколько лет. Она меня забрала…
— И поэтому ты ей чертовски благодарна, — констатировал Никита, садясь на кровати. Проведя рукой по волосам, негромко усмехнулся. — Понятно.
— Не только благодарна, — я тоже села. Настроение парня я не совсем понимала, если честно. И даже не зная, что движет им на самом деле, чуть пододвинулась, обхватив ладонями его предплечье. И прислонилась лбом, сознаваясь в том, что терзало меня давно. — Она вытащила меня из детского дома, да. Но жить с ней ничуть не лучше, как оказалась. Я хочу быть самостоятельной, Никит, правда. Но боюсь. Боюсь, что не справлюсь и рано или поздно скачусь в самый низ, как и моя мать…
Повисшее на несколько минут молчание неприятным эхом отзывалось в душе. Если честно, я уже подумала, что в ответ на мое признание в Аверине снова проснется его гадкая сторона, меня обсмеют или обидят. Но когда меня снова обняли, ласково взъерошив волосы на затылке, его высказывание прозвучало совсем не обидно:
— Глупое Золотко.
— Только хамелеона мне не дари, ладно? — когда Никита пальцами коснулся подбородка, слегка его поглаживая, невольно улыбнулась, может быть, чуть грустно, прекрасно уловив параллель из мультфильма Диснея. В конце концов, я в чем-то действительно наивная Рапунцель, никогда не видящая ничего больше, чем позволяли мне окна башни, возведенной сначала собственной матерью, а затем и бабушкой.
— Не буду, — хмыкнул он, а потом…
А потом меня поцеловали. Бережно, осторожно, будто бы даже несмело. Но так медленно и чувственно, что внутри разлилась сладкая истома, а руки сами легли на крепкие плечи, слегка их сжимая. И как-то сразу все печали и невзгоды отошли на задний план, заставляя раствориться в первом в моей жизни самом настоящем поцелуе, затронувшем не только сердце, но и душу.
Когда я еще днем собиралась ехать домой к подруге, я подозревала, что поездка окажется незабываемый во всех смыслах. Но даже представить не могла, что именно этой ночью пойму, что влюблюсь окончательно и бесповоротно…
Утро пришло неожиданно. Я, привыкшая уже к пробуждению в исполнении горничной, совсем не ожидала чего-то другого, а потому проснулась далеко не сразу, даже прекрасно различая сквозь полудрему вдохновенные причитания:
— Во-о-от! А я говорила, я говорила, я говорила! А не-е-ет, мне никто не верил! Нет, ну ты посмотри на них! Ну прелесть же, не? Где мой фотопарат? Я прям таки обязана запечатлеть это для потомков, чтобы внуки потом не утверждали, что бабушка Аня — брехло!
— Чудище… — за моей спиной кто-то громко и не совсем сонно простонал. — Рыж, ты реально чудище. Уйди спать, а?
— Да счаз! — голос Солнцевой был полон искреннего возмущения. — Что б я спала, пока тут такие чудеса творятся? Да не дождетесь, родненькие!
— Дан… угомони ее будь другом, — попросил тот де голос позади меня, а на мой живот под пижамной кофтой снова скользнули широкие мужские ладони. Затылок обдало теплым дыханием. — Очень прошу.
— Меня? И угомонить? Да сча-а-аз… Эй? Куда? Поставь меня обратно, куды попер?! Дан… Ну Богда-а-ан!
Я только мысленно фыркнула, слушая вящие возмущения подруги. Разлеплять глаза абсолютно не хотелось, мозг так до конца и не проснулся. В словах рыжей послышалось что-то странное, непривычное, но задумываться над этим было откровенно лень. Особенно когда меня плотнее прижали к чему-то большому и теплому, стало так уютно и комфортно, и сознание снова окутала сонная дымка…
Так, стоп. А кто вообще ко мне может прижиматься с утра пораньше?!
— Осознание накатило внезапно? — иронично поинтересовался Никита, все так же лежа, подпирая щеку кулаком, пока я, отпрянув, глупо хлопала глазами, усевшись на диване.
Воспоминания предыдущей ночи объявились слишком резко…
— Ну, и в чем дело, Золотко? — глядя, как я густо покраснела, парень сел, ероша собственные волосы пятерней. И прищурился слегка, глядя на меня. — Стесняшки одолели?
Взъерошенный, чуть сонный, немного помятый и такой… домашний, он совсем не походил на того Аверина, что я знала. На минуту мне вообще показалось, что передо мной совершенно другой человек…
— Прежде чем надумаешь себе лишнего, — поднявшись с дивана, парень неожиданно наклонился и, ухватившись за мой подбородок, открыто и ехидно улыбнулся. — Скажу сразу: брата близнеца у меня нет.
И поцеловал.
Совсем так же, как вчера, нежно, чувственно, аккуратно и так, что все мысли и стыд капитулировали мгновенно…
— Доброе утро, Золотко, — ухмыльнулся Никита уже в более привычной манере и, поцеловав, напоследок кончик моего носа, спокойно удалился в сторону лестницы, спустившись потом на свой этаж, оставив меня в состоянии полного шока.
И… что это сейчас было?
Смывать остатки сонливости и шок пришлось под душем, куда я добралась очень и очень не скоро, сидя на диване, глупо хлопая ресницами, глядя в одну точку. Но как только до меня дошло, что в любой момент Никита вернется обратно… по-моему, я еще никогда раньше настолько быстро в ванную не бегала!
Где-то на периферии послышался зловредный хохот невыносимой Солнцевой, вспоминая который всерьез захотелось побиться головой о нежно-персиковый кафель. Останавливало одно: разбей я хоть его, хоть собственный лоб — меньше ржать Чудище все равно не перестанет!
И ситуация вряд ли изменится.
Оставалось только взять себя в руки и делать вид, что ничего не произошло. Я уже давно поняла, что залог спокойствия собственных нервов и незыблемое правило в отношениях с Аней Солнцевой — давать ей как меньше поводов для издевательств. Издевалась, конечно, она, по-доброму… Но все-таки!
В общем и целом, из ванной я выходила уже вполне спокойная и собранная, решившая во что бы то ни стало сохранять абсолютную невозмутимость. Устроилась на свободном стуле за барной стойкой, тепло улыбнулась Дану, пододвинувшему ко мне поближе чашку свежего кофе и, сделав первый глоток, иронично вдернула бровь. Рыжее чудовище, сидящее напротив, буквально пожирающее меня взглядом, обиженно насупилась в ответ на мое «возмутительное» поведение… И тут же расплылось в пакостливой улыбке.
Я вздрогнула!
И вся решимость исчезла, когда на талию легли знакомые широкие ладони как всегда неслышно подкравшегося Никиты.
— Что? — обнимая меня, насмешливо поинтересовался он у Аньки, пакостливо хихикающей в салфетку. — Ты что-то хотела сказать?
И тут я ошиблась снова: ночное происшествие явно не было влиянием момента или чистой случайностью, как я надеялась… А вот в другом не промахнулась — чувство такта у кое-кого рыжего комплектацией явно не предусматривалось!
— Это-то, что я думаю, да? — переплетя пальцы под подбородком, умильно посмотрела на нас одногруппница. — Правда-правда? Честно-честно?
— Ань, — мягко улыбаясь, попробовал ее укорить Дан, занимающийся приготовлением очередной порции кофе. — Хватит вгонять Кристину в краску.
— Кто? Я? — удивление получилось абсолютно искренним. Как и вредная ухмылочка! — Да я только начала!
— Вот и заканчивай, — фыркнула я, наконец-то решив вмешаться в разговор и расставить все точки над «ё». — Это не то, что ты подумала…
Договорить я не успела. Меня отпустили, развернули вместе со стулом, обхватили мое лицо ладонями и с негромким скептичным «да неужели?» поцеловали. Медленно, чувственно и показательно.
Сопротивляться, спорить и даже думать на эту тему как-то резко расхотелось… По-моему, мне, и не только мне, показали всю серьезность внезапно начавшихся отношений.
И последнее, о чем я размышляла, целуясь на чужой кухне с парнем, которого еще совсем недавно отчаянно боялась, было: а надо мне это или нет?
Словно разделяя мои мысли, громко и возмущенно фыркнула Солнцева… и больше нас подкалывать не стала.
Остаток утра прошло чуть сумбурно, хоть и достаточно весело. Времени про запас оставалось еще предостаточно, и мы особо не торопились, но я заметила, как Аня, нет-нет, но периодически тайком поглядывала на дисплей своего мобильника. То ли время смотрела, то звонка от кого-то ждала. И на вопросительный взгляд Никиты, украдкой покачала головой.