чно же. Но стоило Звягинцеву позвонить старшему Кальянову… и вуаля! Его самого уже активно приглашали, даже безо всяких намеков с его стороны.
Ссориться с предками моя американская Кудряшка не любил, да и потом, когда в таких семьях мнение детей как-то учитывалось? Общество Ларуша приходилось тупо терпеть.
Честно говоря, со временем для нас это стало даже чем-то вроде развлечения, называется «кто кому подгадит первым». Но сейчас…
Дилемма.
Мы все прекрасно осознавали, что Ларушу здесь, извиняюсь, делать просто нехрен. И даже не потому, что он скотина и сволочь от природы, лапал Кристинку и все такое — она вон, в его сторону сейчас даже смотреть побаивается.
Нет, всё гора-а-аздо проще.
Его ж Аверин закопает под ближайшей пальмочкой и скажет, что так оно и было!
А Никита — это тебе не Богдан. Не, даже при его помощи, и поддержке моего бомжика, опять же, Аверину ничего не угрожает. Но последствия же потом разгребать замучаемся! Суды там, угрозы, киллеры, все дела.
— По-моему, я ясно сказал, — слегка прищурился Эрик, хотя до сих пор еще продолжал говорить спокойно, зарабатывая себе очередной плюсик в состязании на звание «Мистер Толерантность». — Тебе здесь не рады. Уезжай.
— Окей, — беспечно пожал плечами Ларуш. — Как прикажет «хозяин» дома. Я уеду прямо сейчас… Но только вместе со своей невестой.
У меня от такого заявления аж лицо вытянулось.
Сделал пакость, на сердце радость, да? Вот су-у-у-у…
— Она ничего не подписывала, Ларуш, — голос моего благоверного был спокоен, как и всегда. И зрил господин Полонский, как обычно, в корень. — Официально ты не имеешь на нее никаких прав.
— А он имеет? — иронично вскинув брови, француз небрежным кивком головы указал в сторону Никиты.
— Это ее выбор, — невозмутимо парировал Богдан, едва заметно сжимая плечо Аверина еще сильнее, чтобы тот не сдвинулся с места.
И нет, я, наверное, одна из немногих, кто не удивился сейчас молчаливости моей вечно ехидной охранялки, друга, да, чего уж там, почти члена семьи! Просто Никита он такой — стукнет в бубен раздражающему оппоненту и всё. Слова, увы, излишни!
— Если у тебя получилось с ней, — палец Звигинцепа указан на мою нифига не скромную светлость. — Это не значит, что подобный трюк удастся повторить. Ты лучше меня знаешь, подписала она документы или нет, не имеет никакого значения. Я уже влил в предприятия ее семьи огромные бабки. И я хочу получить взамен то, что мне причитается.
— Тебе что, других баб мало? — все-таки не выдержав, снова встряла такая нехорошая я. — Нет, я все понимаю, Кристинка у нас Золотко, красива, умна и скромна, но блин! Все девицы высшего гламурного общества уже прознали о твоем мерзком характере и в срочном порядке сдули свои силиконовые губки, лишь бы ты в их сторону не посмотрел?
— Рыжая, заткнись, — поморщившись, душевно попросил меня француз.
Я аж обалдела.
Это что, почти вежливая просьба или у меня на нервной почве глюки?
— Ларуш.
О, а вот и первая реакция. Я даже поежилась, а Эрик переглянулся с Андрюшкой, и последний даже подошел поближе, остановившись в каком-то шаге от убийственно спокойного и даже холодно-равнодушного Богдана. И увы, повод для легкой (пока) паники действительно был.
Мы все хорошо помнили и знали этот взгляд. В прошлый раз Ларушу он стоил сломанного носа!
Эх… вот ничему-то жизнь некоторых не учит!
— Спокойней, Полонский, — о, так память кое-кого не подводит, оказывается! Вон, как бедного иностранца перекосило. — Мне твоя оторва в одно место не уперлась. Я умею усваивать уроки, твоя невеста мне без надобности. У меня есть своя.
— Да неужели?
О, Никитка заговорил! Да так, что даже переплюнул Богдана, хоть голос его и звучал с легкой… ну ладно, не совсем с легкой хрипотцой. А уж этот взгляд… я б закопалась сразу!
И почему мне вдруг захотелось поискать политическое убежище, никто не знает, не?
— Успокойся, охранничек, — погано усмехнулся Ларуш. — Ты прекрасно понимаешь, что тебе здесь ловить нечего. Статус не тот. Госпожа Романова привыкла совсем к другой жизни… которую ты, разумеется, обеспечить не сможешь. Сколько она пробудет с тобой: неделю, две, месяц? Или пока не станет загибаться от голода или ее задолбает носить стекляшки вместо брюлликов? Или надоест выбираться раз в месяц в дешевую киношку? В чем-то ты хорош, Аверин, не спорю. Но ты ей не ровня.
— Знал бы ты, сколько у него зарплата, — машинально пробормотала я, машинально почесав кончик носа. Вряд ли меня кто услышал, конечно, разве что укоризненно посмотревший Андрюшка, но его прозорливости я перестала удивляться уже давно.
А я что, я ничего! Он же реально в месяц получает намного больше, чем скромный администратор ни разу нескромного элитного клуба, принадлежащего небезызвестным байкерам!
Обидно, знаете ли.
А вообще, слова мои были так, скорее следствием растерянности или способ хоть как-то защитить Никитку. Знаю, должно быть наоборот… но рефлекс же! Эта черноволосая говорилка сколько обо мне заботилась? И сопли подтирал, и на руках таскал, и едой насильно пичкал, да и вообще…
Короче! Я вроде как осознаю, что Ларуш прав. Все мы это осознаем, если честно. Аверин, при всех его сбережениях и зарплате кое-кому реально не ровня. И Крис, не смотря на все ее положительные сдвиги в плане смены мировоззрения и мироощущения, всё равно остается заложницей своего воспитания. А сможет ли она сломать себя полностью и начать жить абсолютно по-другому — тот еще повод для размышления.
Так просто изменить жизнь невозможно. Холостятская квартира — это тебе не огромный особняк, а посудомоечная машина — не огромный штат прислуги, не говоря уже об автобусе, потертых джинсах и кедах вместо авто бизнес-класса, брендовых брючек и дизайнерских туфелек.
Несколько другие миры, знаете ли…
И вопрос, сможет ли Кристина все это пережить ради Никиты, вовсе не риторический, а очень даже насущный. Не то, что я в ней не уверена… Но таки вещи можно выяснить только на практике, знаете ли.
И, подводя итог всем промелькнувшим мыслям, могу сказать только одно: Ларуш гад. Знает, пакость французская, на что и куда надо давить!
Я честно, в следующий момент не поняла, что случилось. В какой миг ситуация раскалилась до предела, круто поменялась и что именно послужило тому причиной. То ли Звягинцев еще что-то ляпнул, а я не услышала, то ли еще что…
Просто в какой-то момент Никита вырвался. Почти.
Я только успела заметить, как парни его все-таки отпустили, не сумев удержать… а потом я оглохла. Реально!
От резкого, невероятно громкого, пронзительного свиста в ночной тишине на полном серьезе заложило уши, причем не только у меня. Эффект неожиданности, надо признать, не сработал как надо, все-таки Аверина натаскивали не реагировать и на штуки покруче. Так что растерявшийся Ларуш все-таки получил по роже, и получил не слабо!
А потом обоих драчунов просто снесло с места. Да-да, таких нехилых, далеко не маленьких парней в пылу завязавшейся потасовки просто резко раскидало в разные стороны, почти легко и играючи, а от раздавшегося следом рыка натурально стыла кровь в жилах.
Надо сказать, это только со стороны песики Эрика смотрятся, как веселые, жизнерадостное раздолбаи, которых невозможно угомонить. В какой-то степени так оно и есть, стая действительно себе на уме, обожает мелкое вредительство, постоянно сводя своего хозяина с ума, заставляя его ругаться и с периодичностью обновлять интерьер не только собственной комнаты, но и всего дома. Но! В тоже время это взрослые, огромные, полноценные и хорошо дрессированные псы, замечательно исполняющие все команды.
Как сейчас, например.
— Да убери ты свою слюнявую животину! — едва слышно ругнулся Ларуш, валяющийся на травке на спине, придавленный сверху немаленькой тушей матерого Севера. Этот пес из всей банды вообще самый спокойный и сообразительный, так что… конкретный такой оскал перед моськой француза впечатлил бы даже самых неискушенных зрителей.
И если Звягинцев, покорно задравший руки, выглядел напряженным и испуганным (а Хотарский вообще смылся в тень), то Никита, знающий стаю не понаслышке, поступил с точностью, да наоборот. Он просто полностью расслабился, спокойно глядя в глаза восседавшего на нем, угрожающе рычащего Волка. И лишь потом негромко позвал:
— Эрик.
— Я вас внимательно слушаю, — сложив руки на груди, иронично вскинул брови Кальянов. Милый кучерявый раздолбай с милейшей очаровательной улыбкой во все твои тридцать два белейших зуба создавал незабываемый контраст с тремя псами у его ног, показывающими не менее белоснежные клыки в приветственном оскале.
И куда только делись одинаковые шоколадного цвета мохнатые няшки Айс и Берг? Это же натуральные машины по производству фарша из человеченки, ей-богу! И…
И что там «и» я додумать не успела.
— Эрик, отпусти их, пожалуйста.
Ну, слава святым валенкам и священной телогрейке! Я уж думала, Кристинка никогда больше не заговорит! А нет, смотри, сумела-таки взять себя в руки, хотя ситуация, прямо таки что ни на есть патовая.
Что сказать? Молодец, хвалю.
Эрик, кстати, на сей раз внял просьбе сразу, отозвав собак короткой командой. И, если Волк послушался сразу, радостно соскочив с Аверина, напоследок отдавив ему живот, но Север еще пару раз как следует подумал над озвученным предложением. И медленно, словно нехотя, прекратил для начала скалиться, и только потом сошел с распростертого на земле француза. Но далеко отходить не стал, ясно показывая, что хозяина-то он слушается… но и против самосуда ничего не имеет.
Ну вот совсем ничегошеньки!
Крис, кстати, на самом деле, действительно пришла в себя. И, протиснувшись между Богданом и Куртом, спокойно подошла к Никите, принимаясь заботливо его отряхивать, тем самым показывая, на чей она стороне.