– Господь с тобой, – перекрестился казак. – Пускай мимо проходит. Подольше бы не встречали.
– Да ладно тебе. Сам же шкуру хотел! Издали подстрелим. Делов-то.
– Нет, друже. Такого зверя наповал бить надо. Подраним, и кирдык нам.
– А почему? – хмыкнул граф.
– Потому что несущийся с горы снежный ком руками не оставить!
Суздалев пренебрежительно хмыкнул, но возражать больше не стал.
Поехали на двух упряжках. Пац с Огинским, стоило только за холмы от лагеря и судна укрыться, начали к заветной бутылке прикладываться. А потом и гло́тки стали надрывать, распевая лихую польскую песню.
Казак, управляя нартами, покачал головой.
– Заткнуть? – предложил Суздалев, оживляясь.
– Мороз заткнет, – отозвался Билый. – Сейчас воздуха наглотаются, и спеси поубавится.
– Я бы заткнул, – настоятельно предложил граф.
Микола представил, как у друга хмурится лицо, коротко хохотнул и прокричал:
– Хай! Хай!
Собаки резко рванули вперед так, что Суздалев вжался спиной в борт, а упряжка с поляками стала заметно отставать. Пац тут же грязно заругался, обрывая пение, но сколько своих собак ни подгонял, те только отставали от саней русских добровольцев.
Иван обернулся назад. Не смог скрыть улыбки. Поправил мохнатую ушанку, сбивая ее на затылок.
– Хорошо, – пробормотал он.
– Чего, друже? – переспросил Микола, слегка поворачиваясь.
– Я говорю, что наши собаки чудо как хороши. Не обманул нас торгаш!
– Да чего ему обманывать? – изумился казак. – Мы и цену достойную заплатили.
– Не чета тем, что у поляков!
– Да уж, – протянул Билый. Признаться, волновала его одна мысль: видел он, с какой завистью шляхтичи смотрели и на их собак, и на снаряжение. Да что говорить! Даже на ушанку графа! В жизни бы не поверил, если бы сам не услышал случайно обрывок разговора, где двое поручиков бурно обсуждали, какой выделки мех графовой шапки и что стоит целое состояние, небось. И не просто то скрытая злоба и зависть была, а что-то черное, зреющее гнойником. Вот-вот готовое прорваться и во что-то вылиться. Во что только? Насколько далеко могут зайти шляхтичи? Можно ли им доверять? Ведь дело делается-то одно.
Суздалев вытащил свой штуцер из чехла, любовно протер рукавицей серебряный орнамент приклада.
«Сейчас бы кто из поляков увидел – с ума бы окончательно сошел!» – подумал казак и направил упряжку к небольшому холму, замедляя ход.
– Увидел кого? – забеспокоился Иван, вертя головой.
– Погодь!
Казак ловко выпрыгнул на ходу из саней.
– Вууу, родимые. Малахай, лежать. Давай, Ваня, за мной. И не шуми. – На середине холма пополз, увлекая за собой и односума. К гряде подобрались очень осторожно. Высунулся первым. Довольно улыбнулся, опускаясь. Лицо графа выражало тревогу, брови изогнул, так и читалось: «Что там?»
– Сам посмотри. Только не суетись.
Суздалев высунулся.
– А куда?
Билый не сразу ответил. Глаза его округлились: Малахай, чертяка, выполнил команду – лег, но выполнил ее наполовину и теперь полз к ним, увлекая за собой собачью котлу и упряжку.
– Да чтоб тебя разорвало! – в сердцах выругался казак, понимая, что собака не конь и эта еще дружба Суздалева и Малахая разбаловала животину окончательно. Теперь нужен глаз да глаз. И не оставить упряжку одну.
– Чего? – не понял Иван.
– Да ничего! – огрызнулся Микола. Малахай послушно полз вверх, преданно заглядывая в глаза. Хотел, чтоб похвалили. Все же поползли! Вот и он решил. Казак покачал головой. Время было. Управятся. – На льдины смотри!
– Аа, – протянул радостно Суздалев, разгадав направление. – А я в другую сторону смотрел! Думал, зайца засек! Теперь вижу! Кто это? Морж? Тюлень?
Билый не торопился с ответом. Легко мог отличить моржа – распознать по клыкам, но других… Все на одну морду. Стоило ли в этом признаваться Суздалеву?
– Давай по выстрелу. Не далеко для тебя?
– Нет, – пробормотал граф, склоняясь над прицелом своего штуцера.
– Тогда ты первый, – сказал казак, усмехаясь.
– Это почему я «первый»? – вскинулся Иван. – Никак одолжение делаешь или, вроде как слабому, преимущество даешь?
– Да что вы, ваше сиятельство, – притворно воскликнул Билый. – По старшинству и в знак уважения. – В словах он, конечно, лукавил, потому что после его выстрела графу бы точно не пришлось стрелять – цель бы была поражена. Но зачем так расстраивать друга? Ведь охота. Тем более лишний раз капнуть масла в огонь и сыграть на самолюбии графа Билому ничего не стоило, а вот Суздалев порадуется.
И он действительно радостно хмыкнул, снова склоняясь к прицелу.
Однако выстрел прогремел справа. Животное легко соскользнуло в воду, когда пуля выбила рядом с ним фонтанчик льда.
Под польскую ругань казак резко вскочил. Вслед медленно поднялся Суздалев. Пац стоял в несколько десятках метрах от них. Поляк тяжело дышал, видно, бег и подъем забрали у него много сил. Поручик перезаряжал свою винтовку. Огинский только подъезжал к холму. Малахай вскочил, увлекая свору, и радостно потащил упряжку к другу. Казак быстро все оценил и уже не таясь вскинул штуцер, выискивая зверя, ушедшего в воду. На миг показалась голова. Билый нажал на спуск, мягко разворачиваясь от отдачи. Ухмылка победителя на миг искривила рот. Тут же прогремел второй выстрел, и Пац радостно закричал:
– Я попал! Попал!
– Ты попал?! – отозвался на крик Огинский и рассмеялся – всё-таки уделали русских. Да, как ловко! А этот прыжок с саней Паца! Разметал снег, бежал быстрее собак! Быстрее упряжки! Настоящий шляхтич! Витязь – герой!
– Да, я попал, – уже спокойно сказал Пац, чуть обернувшись к товарищу, и сплюнул презрительно в сторону русских.
Ошеломленный от такой наглости граф медленно стал поднимать штуцер, направляя в сторону дерзкого поручика. Билый придержал ствол, направляя в снег, гася порыв односума.
– Возьми-ка лучше багор в санях. А то у наших товарищей нет такого и в помине. Тушу надо вытащить.
– Да, Николай Иванович! – возмутился граф, не желая спускать подобную выходку.
– Бери, бери. Вот и дружок твой подоспел. Надо бы пса как-то приструнить. А то будешь с ним неотлучно. – Малахай, словно поняв, что о нем говорят, усиленно замахал хвостом, радостно скалясь.
«Ну что с тобой делать!» – подумал Микола, вздыхая.
– И что? Как такое можно спустить?! Ты же попал! – горячо зашептал Иван. В гневном порыве он сжимал штуцер, потряхивая им. Солнце заиграло на серебряном орнаменте. Пац грязно заругался, увидев русское богатство.
– Да какая разница? – открыто улыбнулся Билый. – Если достанем тушу, так мясо будет для команды, общее.
– Ну, как знаешь, – пробормотал граф, бросая в сани винтовку и снимая с зажимов багор. – Пошли вылавливать!
– Решили помочь?! – крикнул им в спину Пац. – Все равно выстрел мой!
– Твой, твой! – добродушно скалясь, отозвался казак. Но скулы на его лице заходили и в глазах мелькнул зверь. Суздалев ничего не видел; тихо ругаясь, он шагал впереди, и рядом с ним тащилась упряжка. Малахай подпрыгивал, желая боднуть, и явно не понимал, почему друг не хочет играть.
– Об этом все будут знать в лагере! – торжественно сказал Пац.
– Наш поручик первый стрелок в эскадроне! Ему нет равных! – поддержал товарища Огинский.
– Нехай так, – пробормотал казак, махнув рукой не оборачиваясь.
С тушей пришлось повозиться. Вот где упрели по-настоящему. Скинули меховые куртки. Азарт захлестнул. Пригодились и веревка, и упряжка собак. В студеной воде Билый закинул крепкую петлю на ласты. Помогая багром, ели вытащили.
Присели на тушу.
– С сажень? – тяжело дыша, спросил граф.
– Преувеличиваешь. Где-то с маховую сажень.
– Думал, не вытащим никогда.
– Если бы не собаки, то и не вытащили бы. Весом тюлени под два десятка пудов.
Суздалев снова кивнул, указывая на голову.
– Меткий выстрел. Почти в глаз.
– Да, – согласился казак. – Хороший штуцер. Прав был побратим.
Односумы рассмеялись, потешаясь над поручиком.
В лагерь вернулись скоро. Там уже все поздравляли Паца, а когда русские доставили его трофей, ликованию шляхты не было предела. Профессор Ледовский запрыгал вокруг тюленя.
– Батюшки мои! Да это же настоящий лахтак! У него самая крепкая шкура!
– Отличные будут ремни! Настоящая память! Трофей!
– Лахтак? – переспросил Билый, не обращая внимания на ликование поляков.
– Морской заяц, – пояснил профессор Ледовский. – Очень пугливый морской зверь, и передвигается смешно – прыжками, сильно отталкиваясь задними ластами. Посмотрите, какие у него вибриссы: длинные, толстые и гладкие. Это и отличает его от других тюленей!
– Вибриссы? – задумчиво переспросил граф.
– Да! – с жаром воскликнул ученый.
– Ну вот, Ваня. Поохотились мы и на зайца, – сказал казак, и односумы снова рассмеялись.
Припасы погрузили быстро. Заготовленные заранее баулы матросы уложили на снег отдельно. Так что не составило труда их найти и крепко увязать в санях. Капитан Малиновский выдал задания и ракетницу. Профессор Ледовский – большие смешные очки.
Тронулись. Управление взял на себя Билый. Лагерь быстро остался позади. Но шум от него доносился долго.
– Как, Ваня? Не замерз?
– Нет, – бодро ответил граф, развалясь в узких нартах. Устроился он действительно удобно, да еще и в шкуры завернулся. – Сомлел малость. Утомила меня охота. Да и злость местами накрывает!
– Да ты не журись, друже.
– Не пойму, почему спуск дали Пацу!
– Нашел о ком думать. Помни, Бог всё видит. Все под крестом ходим. Ну, потешился поручик. К чему только? Мы-то правду знаем.
– А он?
– И он, друг мой. Второй пули-то не было. Первый стрелок в эскадроне пальнул в белый свет.
Друзья рассмеялись. Граф примерил очки.
– Господи! Мир другой!
Казак опустил свои и стал похож на гигантского муравья.
– Польза есть, – сказал Билый через минуту, – и глаз меньше режет, и ветер не так колет.