огромные облака. Билый с Суздалевым сидели на полубаке, наблюдая за слаженными действиями команды, умело руководимой боцманом. Малахай, положив тяжелую морду на лапы, дремал, расположившись между односумами. В лицо, обжигая кожу холодом, дул северный ветер. Но в каюту спускаться не хотелось. Очень многое случилось за последнее время. Хотелось больше ни о чем не думать. Просто дышать свободой, пить ее, не насыщаясь.
– Не помешаю? – попыхивая трубкой, спросил капитан. Малахай поднял голову. Суздалев успокоил его, потрепав по спине. Тот снова улегся и закрыл глаза.
– Это же ваше судно! – ответил граф. – Как же вы можете помешать.
– Я всего лишь капитан корабля, – выпуская облачко дыма, тут же подхваченного и унесенного порывом ветра, произнес капитан.
– Все мы в какой-то мере «всего лишь» в этой жизни, – философски заметил Микола.
– Не скажите, – не согласился капитан. – Точнее, не все. Вы, вон, герои! Столько претерпели, человека спасли, и не просто, как оказывается, человека. Целого полковника, близкого к государю, настоящего полярника.
– Да какие из нас герои?! – возразил граф. – Так, искатели приключений, баловни судьбы. Верни все назад, я бы подумал, ехать в эту экспедицию или нет.
– Герои подвиги совершают, – поддержал односума казак. – А какой это подвиг, если, спасая одного, гибнут многие?!
Капитан пыхнул трубкой. Откашлялся. Малахай лениво приподнял голову, зевнул и снова улегся.
– Вы и правы и нет, – ответил капитан. – Когда вы узнали, что из всей экспедиции остался лишь один – полковник?
Суздалев с Билым внимательно посмотрели на капитана.
– Понимаете? Изначально вы были уверены, точнее мы все были уверены, что отправляемся спасать всю экспедицию, по крайней мере большую ее часть.
Микола с Иваном не ответили.
– Порой нужно пожертвовать несколькими фигурами, чтобы выиграть одну, – заключил капитан.
– Как там эта фигура? – спросил Билый.
– С каюты не выходит. Все бубнит что-то про государя, пенсию. Кресты обещает. Причем всем. Даже камбузник уже верит в то, что у него Анна под шеей заболтается. Огня просит. Мясо почему-то не ест. Даже странно. Имена тех, кто с вами на лед сошли, повторяет. Мне докладывают регулярно о его состоянии. Думаю, не тронулся ли умом полковник.
– В том состоянии, в котором мы его нашли, даже удивительно, что не тронулся, – сказал Суздалев.
– «Огня»? Как бы вам корабль не сжег, – задумчиво сказал Микола.
Капитан замолчал, понимая, что лучше не задавать сейчас более подробных вопросов. Он имел чувство такта.
– Отдыхайте, господа. Не знаю о всех ваших приключениях, но знаю одно: такие, как вы, офицеры – это золото нашей империи.
– Ну, тогда лучше золото Арктики, – усмехнулся казак. – В империи и без нас золота хватает.
– Фальшивого тоже хватает, – поддакнул Иван, думая о своем.
– Ну как без этого, – Микола развел руки.
– Молодцы! Хорошо, что еще шутите.
Односумы переглянулись. Они не шутили. Подразумевали полковника Янковского. Старик их не понял, лишь усиленно задымил, глядя вдаль.
– Ладно. – Капитан прикоснулся раскрытой ладонью к головному убору. – Отдыхайте, господа, вы заслужили. Дорога еще долгая. С верой и надеждой осилим.
– Честь имею, – козырнул Суздалев. Казак сделал вид, что отдает честь, но в последний момент поправил шапку. Усмехнулся в усы.
– Гляди-ка, золото Арктики, – произнес с улыбкой граф, когда капитан удалился. – А ведь звучит!
– Да ладно тебе, Ваня! Какое мы золото? Мы-то тут при чем? Вон, капитан, матросы, тот же профессор Ледовский – вот настоящее золото! Поморы в деревне! А мы так, словно лодка на волнах жизни. Туды-сюды.
– Профессор, вон, со шкурой медвежьей все носится. Исследует. Кусочки шерсти отрезает, в пробирки засовывает. Я через иллюминатор в его каюту заглядывал. Как тот Кощей над златом, так он над шкурой этой. Вспомни, как он радовался, будто ребенок, когда ты ее ему подарил! «Невиданный зверь! Фунтов на тысячу весом был зверь! Такой шкуры ни у кого из моих друзей-ученых нет!» Кстати, я так и не понял, зачем ты ее отдал. А как же дед твой? Ты же подарить хотел!
– Дед не мой, а наш, станичный! Я же тебе уже говорил, – усмехнулся казак. – А насчет шкуры…
Билый выдержал короткую паузу:
– Видишь, как выходит, Ваня. В станицу я еще неизвестно, когда попаду. Не забыл, что у нас еще Кавказ впереди? Наказание никто не отменял. А Кавказ, друже, это как дуэль. Или ты, или тебя. И куда я там с этой шкурой? А искать, с кем ее в станицу отправить, времени не будет. Да и необработанная шкура сгниет по дороге. Так-то, брат.
– Дуэль – это хорошо, – оживился Суздалев. – Значит, не скучно будет!
– Боюсь, друже, что чужие правила тебе не понравятся. Их там нет.
– Ну, хоть постреляем от души!
– Тут главное успеть ответить. Не всегда получится быть первым, – усмехнулся казак.
Замолчали разом. Задумались каждый о своем Кавказе. Микола – о привычном ему с рождения. Граф – о том Кавказе, что еще ни разу не видел. Но уже строил какие-то планы.
Очередной порыв холодного ветра ударил в спину. Билый поежился:
– Да, Ваня, ты был прав, когда говорил о солнце и теплом море.
Суздалев посмотрел на друга, явно не понимая.
– Знаешь, о чем подумал? – спросил казак. – Сокурсник у меня был, родом из Персии. Данияр, что в переводе означает «Бог – мой судья». Отец у него из дворян тамошних, шах. К себе Данияр звал, в гости.
– И к чему ты о нем сейчас?
– К тому, Ваня, что в Персии круглый год лето.
– Пошли в каюту, – произнес, похлопывая себя по ногам, граф. – Бублики есть. Страсть как хочу горячего чая с лимоном. Холодно стало, да и смеркается. Утро вечера мудренее. Прибудем в столицу, будет нам и лето, и золото, и Кавказ. Все будет, господин урядник. Завалят подарками. Обвешают крестами!
– Что ж, господин унтер-офицер, – отшутился в ответ казак. – Показывайте дорогу. Следую за вами. Хоть в каюту, хоть на Кавказ.