– Ну, вряд ли можно винить его за это, – улыбнулся Кеннеди. – Ревность в данном случае не преступление.
– Послушайте, – вставил другой репортер, – было бы еще веселее, если бы он провел здесь лишние четверть часа. Этот другой парень – де Муч, или как его там? – тоже приперся сюда.
– Де Моше… Он с ней сейчас? – Крейг резко повернулся к журналисту.
Репортер улыбнулся.
– Он очень странный. Я шел сюда сменить коллегу и увидел его на улице: болтался за углом и неотрывно следил за входом. Полагаю, что это у него такой способ ухаживать. Он без ума от сеньориты, это точно. Я остановился, чтобы понаблюдать за ним. Конечно, он не знал, кто я. Как раз в этот момент Локвуд ушел. Испанец при виде него нырнул в аптеку на углу, как будто за ним гнался дьявол. Видели бы вы его глаза! Если бы взгляды были пулями, я бы не много дал за жизнь Локвуда. Когда рядом вьются эти два парня, меня ни за что не заставить строить глазки этой птичке – жизнь дороже!
Кеннеди пропустил эту легкомысленную фразу мимо ушей, обдумывая важное наблюдение журналиста.
– Что вы думаете о Локвуде? – поинтересовался он у репортеров.
– Довольно ловкий малый, – ответил еще один корреспондент. – Своего не упустит.
– Почему, что он сделал? – уточнил мой друг.
– Ничего особенного. Однажды вышел к нам, чтобы сделать заявление. Нельзя винить его за то, что он недоволен нами: мы ведь действительно здесь постоянно ошиваемся. Но он ничем этого не выказал. Только умолял нас быть аккуратными, задавая вопросы девушке. Конечно, все мы видели, насколько она убита горем. Мы ее не беспокоили. Да мы бы сделали все, что в наших силах, чтобы помочь ей! Локвуд говорил прямо и решительно. Видно, что он привык справляться с самыми разными ситуациями.
– Так он сказал или сделал что-нибудь важное? – настаивал Кеннеди.
– Н-нет, – признался репортер. – Не могу сказать, ничего особенного.
Крейг слегка нахмурился.
– Я так и думал, – заметил он. – Такие люди не раздают никаких намеков.
– Я думаю, – отважился высказаться еще один из газетчиков, – что развязка у этого дела будет самая неожиданная. Не удивлюсь, если оно окажется одной из сенсаций года, когда его раскроют.
Кеннеди вопросительно посмотрел на него.
– Почему вы так думаете? – просто спросил он.
– Ничего конкретного, – вздохнул журналист. – Но знаете, обычно детективы ведут себя так откровенно, когда у них нет никаких зацепок, но они не хотят признаваться в этом. О’Коннор был здесь.
– И что он сказал?
– Ничего. Начал со стандартной фразы: «А теперь, мальчики, уберите блокноты и ручки!» Но сказал совсем немного, и можно было не сомневаться, что никто не опубликует ни строчки из его откровений. В них не было ничего нового.
Кеннеди рассмеялся.
– О’Коннор в своем репертуаре, – сказал он. – Но в этом деле он еще может сыграть большую роль. Все же ничто не может заменить полицию… Так вы говорите, что де Моше все еще там?
– Да. Он, казалось, очень хотел увидеть сеньориту. Мы не смогли вытянуть из него ни слова. Я думал о том, что произойдет, если мы попытаемся вывести его из себя. Может быть, тогда он бы заговорил.
– Скорее он вытащил бы пистолет, – возразил другой парень.
Крейг ничего на это не ответил, очевидно довольный тем, что газетчики оказались по-своему полезны. Он кивнул им и нажал кнопку звонка у двери Мендосы.
– Скажите сеньорите де Мендоса, что это профессор Кеннеди, – попросил он Хуаниту, которая открыла дверь, не снимая цепочки, чтобы быть уверенной, что внутрь не прорвется непрошеный гость. Минуту спустя нас уже провели в маленькую приемную.
Мы сели. Я увидел, что Крейг сразу же насторожился, и тоже внимательно прислушался. За тяжелой портьерой, которая отделяла нас от гостиной, слышались негромкие голоса. Это были Альфонсо и Инес.
Как бы это ни было неэтично, мы не могли не слушать. В конце концов, на карту сейчас было поставлено нечто большее, чем правила хорошего тона.
Очевидно, молодой человек убеждал девушку в чем-то, но она не соглашалась.
– Нет, – услышали мы ее тихий голос, – я не могу в это поверить, Альфонсо. Мистер Уитни теперь партнер мистера Локвуда. Мой отец и мистер Локвуд одобряли его действия. Почему я должна поступать иначе?
Де Моше говорил серьезным, но очень приглушенным голосом. Мы не разобрали ничего, кроме нескольких разрозненных фраз, которые ничего не прояснили. В какой-то момент мне показалось, что он упомянул свою мать. Де Моше на чем-то настаивал, но Инес была тверда.
– Нет, Альфонсо, – повторила она чуть более высоким и взволнованным голосом. – Этого не может быть. Вы, должно быть, ошибаетесь.
Она встала и направилась к двери в зал, очевидно забыв, что складные двери за портьерами открыты.
– Профессор Кеннеди и мистер Джеймсон здесь, – сказала она. – Не хотите поговорить с ними?
Альфонсо отказался, хотя и понимал, что в любом случае сейчас с нами встретится.
Когда сеньорита де Мендоса вышла к нам, я увидел, что перуанец прилагает отчаянные усилия, чтобы контролировать выражение своего лица. Казалось, он пытается скрыть горькое разочарование. Увидев нас, он чопорно поклонился и, пробормотав что-то неразборчивое вместо приветствия, извинился и ушел. Не успел он закрыть дверь, как на него накинулась толпа репортеров.
Сеньорита повернулась к нам. Она была бледна и явно нервничала. Очевидно, что-то из сказанного де Моше сильно взволновало ее. И все же благодаря женским уловкам ей удавалось скрывать все проявления эмоций, которые могли бы выдать, что именно ее терзало.
– У вас есть какие-нибудь новости? – спросила она немного встревоженно.
– Ничего особо важного, – признал Крейг.
Действительно ли на ее лице отразилось облегчение? Это показалось мне очень странным. Она, естественно, хотела найти убийцу своего отца. И все же Инес, казалось, не торопилась нам помочь, как следовало ожидать. Могла ли она подозревать кого-то, возможно близкого и дорогого ей, в сокрытии информации, которая теперь, когда уже ничего не исправить, принесла бы больше вреда, чем пользы? Это был единственный вывод, к которому я мог прийти. И с удивлением услышал следующий вопрос Кеннеди. Не возникла ли у него та же идея?
– Мы виделись с мистером Уитни, – сообщил он. – Скажите, какие именно у мистера Локвуда отношения с ним и с вами?
– Мистер Локвуд и мой отец были партнерами, – торопливо ответила девушка. – Они решили, что в их интересах будет заключить какую-то договоренность с мистером Уитни, который довольно влиятелен в Перу.
– Как вы думаете, сеньора де Моше оказывает очень большое влияние на мистера Уитни? – спросил Крейг, нарочно назвав имя индианки, чтобы посмотреть, как отреагирует Инес.
– О, – воскликнула она испуганно, – надеюсь, что нет!
И все же ее страх был очевиден.
– Почему вы ее боитесь? – настаивал Кеннеди. – Чем она вас так напугала?
– Она мне не нравится, – нахмурившись, ответила Инес. – Мой отец знал ее… слишком хорошо. Она интриганка, авантюристка. Как только она приберет к рукам мужчину, нельзя сказать… – девушка прервалась, а затем продолжила другим тоном: – Но я бы предпочла не говорить об этой женщине. Я боюсь ее. Когда она говорит со мной, то ухитряется выведать все, что ее интересует, хотя я не собираюсь откровенничать с ней. Она сверхъестественна.
Я не мог винить Инес за это мнение. Ее можно было понять. Выразительные глаза перуанки обладали такой пронизывающей силой, что кто угодно мог покориться ей.
– Но вы можете всецело положиться на мистера Локвуда, – возразил Крейг. – Несомненно, он способен противостоять ей, как и любой женщине.
Инес покраснела. Было очевидно, что из всех мужчин, которые интересовались юной красавицей, Честер Локвуд был первым, кто пришел ей на ум. И все же, когда Кеннеди поставил вопрос таким образом, она стушевалась.
– Да, – ответила наконец девушка, – конечно, я доверяю ему. С ним я не боюсь этой женщины.
Она произнесла это почти с вызовом. В ней явно происходила борьба, но она была слишком горда, чтобы доверить нам свою тайну.
Кеннеди встал и поклонился. На данный момент он пришел только к одному выводу: если сеньорита не позволит нам открыто помочь ей, то единственное, что можно будет сделать, – помогать ей негласно.
Полчаса спустя мы были в квартире Нортона, недалеко от университетского городка. Он внимательно выслушал от Крейга новости в том порядке, в каком детектив решил их подать. При упоминании яда для стрел Аллан, казалось, был поражен сверх всякой меры.
– Ты уверен в этом? – спросил он с тревогой.
– Теперь точно уверен, – подтвердил Кеннеди.
Лицо Нортона изрезали глубокие морщины.
– Если кому-то известен секрет кинжала, – поспешно воскликнул он, – то кто знает, когда и против кого он сможет его использовать в следующий раз?!
Эта мысль, прозвучавшая вскоре после того, как на ту же идею намекнул коронер, не могла не произвести на меня впечатления.
– Редкость этого яда – наша лучшая защита, – уверенно заявил Кеннеди. – Когда Уолтер даст его описание в газете и о нем станет широко известно, думаю, преступник вряд ли попытается использовать его снова. Если бы у тебя был такой же опыт в расследованиях, как у меня, ты бы знал, что необычные вещи необязательно сбивают с толку. Иногда это самый верный способ отследить их. Гораздо хуже, когда орудие преступления настолько банально, что его можно приписать с одинаковой вероятностью любому человеку.
Нортон пристально посмотрел на нас и покачал головой.
– Возможно, ты и прав, – сказал он с сомнением. – Только я предпочел бы, чтобы у этого человека, кем бы он ни был, вовсе не было оружия.
– Кстати, об оружии, – подхватил Кеннеди. – У тебя нет больше никаких идей насчет того, почему из коллекции пропал именно этот кинжал?
– Кажется, в нем было так много того, чего я не знал, – ответил Аллан, – что я почти боюсь высказывать свое мнение. Я знал, что в его трехгранном внешнем лезвии заключался еще один острый клинок, но кто бы мог подумать, что это второе лезвие было отравлено!