– Да, я встречал его в Лиме, когда отправлялся в свою экспедицию. Он готовился уехать в Нью-Йорк.
– Что ты тогда о нем подумал?
– О, полагаю, ничего определенного. Он не из тех, кого особо интересует археология. Его больше заботили уходящие в горы старатели, чем я. И… признаю, что я невозможен. Археология – это моя жизнь.
Нортон продолжил изучать следы.
– Не верю своим глазам, – пробормотал он, а потом вдруг посмотрел на нас. – А знает ли об этом Уитни… или сам Локвуд?
Кеннеди отрицательно покачал головой.
– А знаете что, – продолжил Аллан, – из всего этого можно сделать еще один вывод: именно по этой причине они так уверены, что найдут сокровище. У них есть не только легенды, но и конкретные указания о местонахождении клада.
– Справедливый вывод, – согласился Крейг.
– Жаль, что наш разрыв не произошел позже, – вздохнул Нортон. – Тогда я, возможно, вытянул бы из моих отношений с Уитни что-то полезное для тебя. Однако теперь уже слишком поздно, чтобы я мог помочь тебе с этим.
– Тем не менее ты все же можешь кое-что сделать, – сказал Крейг.
– Буду рад, – поспешно заверил его Аллан. – Что же?
– Ты же знаешь сеньору де Моше и Альфонсо?
– Да.
– Я хотел бы, чтобы ты поддерживал это знакомство. Чувствую, что они очень подозрительно относятся ко мне. Возможно, с тобой они могут вести себя иначе.
– Хочешь выяснить что-то определенное?
– Да, только у меня мало надежд на успех. Ты знаешь, что она в самых близких отношениях с Уитни.
– Тогда, боюсь, я мало что могу для тебя сделать. Она будет меня избегать, ведь он расскажет ей свою версию истории.
– Это ничего не изменит. Она уже предостерегала меня насчет него, а он – насчет нее. Это весьма любопытная ситуация. Он пытается втянуть ее в какую-то сделку, но все время боится, что она обманывает его. И в то же время он повинуется ей… ну, как Альфонсо вел бы себя с Инес, если бы она ему это позволила.
Нортон нахмурился.
– Мне не нравится, как они вертятся вокруг Инес, – заметил он. – Возможно, сеньора охотится за Уитни, в то время как ее сын – за Инес. А Локвуд, кажется, невосприимчив к чарам сеньоры… Да, я возьмусь за твое поручение, только не уверен, что точно добьюсь успеха.
Кеннеди вернул отпечатки обуви в ящик.
– Я думаю, что это отрадный прогресс, – продолжил Нортон. – Сначала мы узнали, кто украл кинжал. И мы знаем, что Мендоса был убит этим кинжалом. Ты даже смог определить, что за яд был на лезвии. Мне кажется, что осталось только выяснить, кто нанес удар. Говорю тебе, Кеннеди: Уитни пожалеет о том дне, когда бросил меня под таким надуманным предлогом.
Аллан начал возбужденно расхаживать взад-вперед.
– Я боюсь только одного, – продолжал он, – каким будет потрясение для этой бедной девочки от всего этого. Сначала ее отец, потом Локвуд… Удар будет ужасным. Ты должен быть аккуратным с ней, Кеннеди.
– Не беспокойся, – заверил его Крейг. – Я пока не сказал ей ни слова об этом. Мы еще далеки от выяснения личности убийцы: умозаключение – это одно, а реальность – другое. У нас должны быть факты. И прежде всего мне нужно выяснить все, что касается странных действий де Моше, и возможно, ты сумеешь с этим помочь.
Нортон вгляделся в лицо Кеннеди в поисках хоть какого-то намека на то, что скрывалось за этим замечанием, но не смог ничего понять.
– Не беспокойся, я буду терпеливо наблюдать за ними, – заверил он. – Старый Мендоса уже никогда не был прежним после того, как сблизился с сеньорой. И я думаю, что вижу похожую перемену в Уитни.
– Чем ты это объяснишь? – спросил Кеннеди, не признавая, что это привлекло и его внимание.
– Не имею ни малейшего представления, что это может быть, – признался археолог.
– Инес боится ее, как и все остальные, – задумчиво заметил Крейг. – Она говорит, что у сеньоры дурной глаз.
– Нередкое убеждение среди латиноамериканцев, – прокомментировал Нортон. – На самом деле даже среди нас, жителей Штатов, есть еще люди, которые верят в дурной глаз. Полагаю, ты вряд ли можешь винить эту девочку за то, что она верит в это, как большинство ее соотечественников. Что ж, не буду больше вас задерживать. Я сообщу тебе все, что удастся разузнать насчет сеньоры де Моше и ее сына. Думаю, все получится наилучшим образом.
Аллан ушел от нас с посветлевшим лицом, совершенно в другом расположении духа, чем мы встретили его в дверях. Как только мы остались одни, Кеннеди подошел к шкафу и достал оттуда странного вида аппарат, который, насколько я могу описать его, состоял из треугольной призмы, установленной вертикально на краю жесткой платформы, прикрепленной к массивной подставке из латуни.
– Нортон, похоже, внезапно стал очень заботиться о благополучии сеньориты де Мендоса, – рискнул я нарушить молчание, пока Крейг работал над настройкой этой штуки.
Кеннеди улыбнулся.
– Кажется, все о ней заботятся… даже Уитни, – ответил он, закручивая установочный винт, чтобы выровнять детали нужным ему образом.
Зазвонил телефон.
– Ты не ответишь? – спросил я Крейга.
– Нет, – ответил тот, даже не пытаясь оторваться от работы. – Узнай, кто это. Если только это не что-то очень важное, скажи, что я занят расследованием и что меня не будет ни в лаборатории, ни дома до завтрашнего утра. Мне нужно кое-что сделать сегодня же вечером.
Я снял трубку.
– Здравствуйте, это профессор Кеннеди? – послышался в трубке знакомый голос.
– Нет, – ответил я. – Ему что-нибудь передать?
– Это Локвуд, – сказал звонивший, которого я и так уже узнал. – Когда вы его ждете назад?
– Это Локвуд, – прошептал я Крейгу, прикрыв рукой трубку.
– Посмотрим, чего он хочет, – ответил мой друг. – Передай ему то, что я тебе сказал.
Я повторил Честеру слова Кеннеди.
– Что ж, это очень плохо, – ответил Локвуд. – Я только что видел мистера Уитни, и он сказал мне, что вы с Кеннеди довольно дружны с Нортоном. Конечно, я и раньше это знал. Я видел вас вместе у Мендосы, когда вы были там в первый раз. Я хотел бы поговорить с Кеннеди об этом человеке. Полагаю, что Нортон рассказал вам собственную версию истории своих отношений с Уитни.
Я хороший слушатель, и поэтому не стал ничего говорить в ответ на это, даже того, что Локвуду лучше сказать об этом Кеннеди утром. Это было что-то новенькое: один из фигурантов дела добровольно заговорил об интересующих нас вещах. Так что я дал Честеру возможность все рассказать, и мне было все равно, верю я в то, что он говорит, или нет.
– Знаете, я был знаком с ним в Лиме, – сообщил Локвуд. – То, что я хочу сказать, связано с тем кинжалом, который, по его словам, был украден. Я хочу рассказать все, что знаю о том, как он его получил. В этом был замешан индеец, который покончил с собой… Ну, в общем, скажите Кеннеди, что я хотел бы встретиться с ним утром.
Он повесил трубку, и я повторил услышанное Крейгу, который продолжал настраивать аппарат.
– Скажи, – добавил я, закончив рассказ, – ты только что поручил Нортону наблюдать за де Моше. Но ведь он по сравнению с ними кажется мальчиком из воскресной школы, они же съедят его живьем! Хотя Локвуд, похоже, так не думает…
Кеннеди спокойно улыбнулся.
– Вот поэтому я и попросил его сделать это, – сказал он, отрываясь от своего занятия. – Я посчитал, что он способен заметить многие важные вещи. К тому же он был так подавлен, а теперь у него есть миссия, и это отвлечет его. А у нас будет шанс спокойно поработать.
Кеннеди закончил настройку машины и теперь перешел к другому ящику, из которого достал первый конверт с окурками – теми, что мы забрали из офиса Уитни. Затем он вытащил из кармана своего пальто второй конверт с пеплом и окурками, сигарету из портсигара Локвуда и окурки, оставшиеся от сигарет, которые когда-то принадлежали Луису де Мендосе. Он тщательно разложил все это на столе и пометил каждый предмет, чтобы они точно не перепутались, после чего взял один из окурков и зажег его. Аппарат и мощную лампу окутали клубы дыма, а Крейг начал всматривался в объектив, манипулируя окурком с изумительным терпением и мастерством. Я видел, что мой друг обнаружил что-то любопытное, но он ничего не сказал, так как был полностью сосредоточен на работе, и я не стал прерывать ход его мыслей. Наконец он сам поманил меня к себе.
– Что ты на это скажешь? – поинтересовался он.
Я тоже посмотрел в окуляр, но увидел только несколько странных линий на какой-то тонкой решетке.
– Если хочешь узнать мое мнение, – сказал я со смехом, – сначала объясни мне, на что я смотрю.
– Это, – начал объяснять Крейг, пока я пристально смотрел в окуляр, – одна из последних форм спектроскопа, известного как интерферометр, с тонкими линейными решетками, на которых можно увидеть линии, близкие к линиям спектра. Его точность доведена до предела. Каждое вещество, как ты знаешь, при излучении света характеризуется тем, что на первый взгляд кажется почти случайными наборами спектральных полос, не связанных друг с другом. Но они связаны математическими законами, их кажущаяся бессистемность – это просто следствие отсутствия у нас знаний о том, как интерпретировать результаты.
Кеннеди снова склонился над окуляром, что-то перепроверяя.
– Уолтер, – сказал он наконец, и в его глазах зажглись искорки, – добудь мне кошку.
– Кошку? – переспросил я.
– Да, кошку, felis domesticus, если так тебе понятнее. Самую обычную кошку.
Я нахлобучил шляпу и, несмотря на поздний час, отправился исполнять эту очевидно нелепую миссию.
Несколько запоздалых прохожих и полицейский с подозрением наблюдали за мной, и я чувствовал себя полным дураком; но в конце концов, благодаря упорству, мне удалось поймать довольно неплохой экземпляр вида felis domesticus и доставить его в лабораторию, получив множество царапин и нецензурно ругаясь.
Глава XV. Трава безумия
В мое отсутствие Крейг продолжал работать со своим хитрым аппаратом. Он как будто бы выделял что-то из окурков тех сигарет, которые сперва изучил с помощью интерферометра.