[262]; организация под эгидой ОГПУ валютных гостиниц[263]; замещение в обращении серебряной монеты никелевой[264]; изыскание новых «экспортных объектов»[265], обернувшееся распродажей национальных музеев и библиотек[266]; «сокращение отпуска золота на внутреннее потребление»[267]; покровительство Сталина нарождавшейся советской золотодобывающей промышленности, рождение золотодобычи ГУЛАГа. Поговаривали даже о выпуске фальшивых долларов[268]. Руководство страны, собирая по-крупному и по крохам, заново создавало золотой запас России. Торгсин был одним из проявлений «золотой лихорадки», вызванной индустриализацией в условиях государственного золотовалютного банкротства. Золото сыграло главную роль в истории Торгсина, обеспечив львиную долю его доходов. Всего за четыре года (1932–1935) люди отнесли в Торгсин почти 100 тонн чистого золота!
Торгсин принимал золото во всех видах: ломе, ювелирных, художественных и бытовых изделиях, монетах, слитках, песке (шлихт), самородках и даже в утиле, в отходах. Запрещалось принимать только золотую церковную утварь, так как имущество церкви было национализировано. Церковные предметы в частном владении считались украденными у государства и подлежали конфискации[269]. Все это разнообразие уничтожалось оценщиками Торгсина. Оставалась гора золотого лома[270]. Слово «лом» следует понимать буквально. Приемщик-оценщик (пробирер) выламывал драгоценные камни, механизмы, эмаль, дерево, ткань, кость и любые другие вставки, самородки разбивал молотком. О технике приемки свидетельствует набор инструментов приемщика Торгсина: плоскогубцы, круглогубцы, кусачки, магнит, часовая отвертка, напильники, оптическое стекло, ножницы для металла и наконец – внимание! – наковальня, зубило и молоток на 4–6 кг веса для рубки больших слитков[271].
Но дело даже не только и не просто в том, что золотые изделия в Торгсине ломали. Расставаясь с семьями, которым некогда принадлежали, предметы теряли свою особость, свою историю. В обезличенной куче лома исчезали семейные напутствия, передававшиеся с кольцом прабабки от матери дочери или невестке, воспоминания о последних беззаботных довоенных именинах, что навевало подаренное мужем золотое колечко, истории о подвигах прадедов в минувших войнах, рассказанные их орденами. Отторгнутый от своих хозяев, золотой лом был свободен от человеческой памяти. Символично: «лом» стал главной категорией в официальной статистике учета золота в Торгсине. Второй группой учета были золотые монеты царского чекана, или просто «чекан». С попаданием в кладовые Госбанка и эта примитивная классификация исчезала. Все переплавлялось в слитки[272]. Множественность функций золота в итоге сводилась к одной – средство платежа: слитки переправляли в Европу для продажи на мировом рынке.
Взамен изымаемых из частного владения дореволюционных изделий из драгоценных металлов Ювелирное объединение Наркомторга наполняло внутренний рынок советскими поделками из мельхиора, биметалла, легковесного серебра, искусственных и низкокачественных драгоценных камней[273]. Эта операция, которую можно назвать массовым замещением ценностей или даже богатства[274], имеет интересное социальное, историческое и художественное содержание.
Смертельный удар по «прежнему богатству» нанесла революция, но Торгсин продолжил дело. Именно его стараниями остававшиеся в частном владении ценности – ювелирные, бытовые и художественные изделия из драгоценных металлов и камней, в основном XVIII – начала XX века, – были не просто изъяты у населения, но уничтожены. Поменяйся власть, возвратить ценности и семейные реликвии было бы уже невозможно: снесено в Торгсин, разломано, переплавлено. Образцы прежнего богатства и достатка отныне можно было увидеть в музеях, в семьях же остались лишь единичные, разрозненные, чудом уцелевшие реликвии. Может быть кто-то, читая эти строки, и вспомнит одинокую золотую ложку в буфете – остаток некогда большого столового прибора.
Скупая ценности тоннами, Торгсин сыграл значительную роль в огосударствлении прежнего материального богатства и его антикваризации – превращении некогда массового в редкое, уникальное, а также в распространении нового социалистического «материального достатка». В массе своей дешевые поделки, которыми теперь наводняла внутренний рынок государственная ювелирная промышленность, продавались дорого лишь по причине монопольного положения производителя. В результате массового замещения богатства общество материально опростилось.
Революция уничтожила резкое социальное и материальное неравенство старого общества, главным образом ликвидировав его привилегированную верхушку. Однако пусть и потрепанный революцией, от прежних времен в 1920-е годы сохранился реликтовый средний класс. Статус среднего класса определялся, в частности, и материальными ценностями в семейном владении, остатками прежнего благополучия[275]. Изъятие ценностей через Торгсин еще более нивелировало общество, опустило его к бедности и в этом смысле было новым ударом по остаткам прежнего среднего класса. Социалистическому обществу предстояло создавать свой средний класс, чей статус определялся бы новыми видами материального достатка и новым пониманием привилегий и богатства[276].
Но вернемся в скупочный пункт Торгсина. В начальный период его истории, а также в большинстве случаев на периферии, из-за недостатка помещений приемка ценностей проходила прямо в магазине, где располагались столы оценщиков. Это создавало толчею в торговых залах, так что со временем скупочные пункты в больших городах стали располагаться в отдельных комнатах или зданиях[277]. По мере развития золотоскупка специализировалась и обособилась от скупки других ценностей[278]. В крупных городах оценщики-пробиреры, работавшие в Торгсине, были специалистами Госбанка[279], но в глубинке квалифицированных людей не хватало: ценности порой принимал директор магазина, он же и продавец, и курьер, который под свою ответственность возил их сдавать за много верст в ближайшее отделение Госбанка, откуда ценности поступали в кладовую Эмиссионного отдела Госбанка в Москве.
Процесс приемки и оценки ценностей был трудоемким. Оценщикам запрещалось по внешнему виду, «на глазок» определять подлинность металла или верить поставленной пробе: ходило много подделок. Металл должен был пройти испытание, во время которого оценщик царапал, колол, резал, а то и вовсе взламывал предмет, чтобы определить подлинность золота и его пробу[280]. Затем он взвешивал золото. Инструкция предписывала оценщику тщательно выверить и очистить от пыли весы и использовать только клейменные гирьки. Запрещалось – на практике таких случаев хватало – применять в качестве разновеса монеты, спички и другие предметы. Перед взвешиванием оценщик должен был удалить из изделия все постороннее: механизмы, вставки, впайки других металлов. Государство пыталось извлечь пользу из выломанных незолотых частей. На совещании Ленинградской областной конторы Торгсина один из ответственных работников, например, советовал «обратить внимание на сбор мелких драгоценных камней и часовых механизмов, от которых отказываются сдатчики золота, необходимых для нашей промышленности»[281].
При приемке шлихового золота оценщик должен был выбрать все подозрительные крупинки (песок, кусочки породы, грязь, посторонние металлы). Если примесь нельзя было легко удалить, то оценщик делал скидку на загрязненность, затем определял пробу и взвешивал. При приемке шлихового золота, которое собиралось не обычной промывкой, а с помощью ртути, оценщик должен был прокалить золотой песок на огне, чтобы оставшаяся в золоте ртуть улетучилась. При покупке самородков с вкраплениями породы оценщик разбивал их молотком и измельчал в ступке, чтобы удалить загрязненность[282]. Слитки и монеты перед взвешиванием также должны были быть очищены от пыли и грязи.
На основе веса предмета и пробы золота определялась цена. Следует сказать, что даже в случае сохранения в целости высокохудожественных и исторических предметов их стоимость определялась не значимостью, а весом металла. Возможные незолотые вставки при этом не выламывались, но оценщик на глаз делал приблизительную скидку в весе. Торгсин платил 1 руб. 29 коп. за грамм химически чистого золота[283]. Золотые монеты старого чекана, если не было следов порчи, принимались по номинальной стоимости, а дефектные по весу[284]. Чтобы облегчить работу оценщика, Госбанк подготовил таблицы для расчета цен золота разных проб, но они появились только в 1933 году. В начальный же период оценщикам, особенно на периферии, приходилось полагаться на собственные арифметические расчеты.
Испытание золота было испытанием и для оценщика, который кошельком отвечал за ошибки[285]