[367]. С ликвидацией Берлинского центра Сташевский был отозван в Москву. Несколько месяцев он занимал пост начальника отдела в Разведупре, а затем был направлен… в советскую торговлю! После краткого пребывания в правлении Советского торгового флота он шесть лет (до октября 1932) занимался мехами – был членом правления и директором Пушногосторга, а затем заместителем председателя правления Пушносиндиката (Союзпушнина). Оттуда Сташевский перешел в Торгсин.
Столь резкое изменение карьеры – из разведчиков в купцы – на первый взгляд выглядит понижением по службе. Возьму, однако, смелость предположить, что торговое назначение Сташевского не являлось наказанием и что работа Сташевского-разведчика и Сташевского-меховщика-купца тесно и органично связана. И дело здесь не просто в том, что Сташевский был меховщиком-красильщиком со стажем, прошедшим стажировку в фирмах Парижа и Лондона. Его профессиональное знание мехов лишь отчасти объясняет это назначение. Важно и то, что в первой половине 1920-х годов из-за недостатка валюты у государства военная разведка находилась на самофинансировании. Разведчики добывали валюту на содержание своего зарубежного аппарата собственными коммерческими операциями, главным образом продажей драгоценностей и пушнины[368]. В те годы разведчики, собственно, и были купцами по совместительству, а советские «купцы» вели разведку[369]. В бытность Сташевского резидентом в Западной Европе у него завязались обширные связи в торговом, в том числе и пушном, мире и накопился опыт добывания валюты.
С началом форсированной индустриализации в конце 1920-х годов «валютный фронт» стал для страны решающим. Русские меха – «мягкое золото» – славились в мире и до революции занимали важное место в экспорте. В годы войны и революции кустарная меховая промышленность царской России развалилась, а экспорт меха практически прекратился. Однако Сташевскому предстояло не восстанавливать старое кустарное производство, а создавать новую меховую индустрию и налаживать сбыт советского меха за границей. Если, будучи разведчиком, он добывал валюту только для одного ведомства – военной разведки, то теперь решал валютную проблему в масштабе всей страны. В этом смысле его назначение из разведчиков в купцы может выглядеть повышением по службе.
По словам Вальтера Кривицкого, советского разведчика-нелегала, работавшего в Западной Европе[370], Сташевский «сумел восстановить русскую торговлю мехами на всех мировых рынках»[371], а говоря языком его наградного дела, «встряхнул весь пушной мир»[372]. Поистине, советская меховая промышленность – это детище Сташевского. Она началась в 1926 году с опытной лаборатории в развалившейся бане на окраине Москвы. Сташевский имел в своем распоряжении всего лишь 70 тысяч рублей (для сравнения: оборот Госторга в то время составил 0,5 млрд рублей) и около 10 человек без опыта работы с мехом. Несмотря на неверие чиновников и обвинения в фантазерстве, он добывал оборудование, учил химиков, писал рецепты красителей. Через пять лет в стране работало уже 12 предприятий Союзпушнины, в Москве, Казани и Вятке. Сташевский создал и первый в СССР Центр научно-исследовательской работы в области меховой промышленности. Он считал, что индустриализация приведет к сужению пушного промысла, поэтому начал создавать промышленное звероводство. На благо индустриализации послужили не только дорогие благородные меха, но и шкурки «второстепенных видов» и «вредителей социалистического земледелия», которых «заготавливали» миллионами – кроты, хомяки, суслики, водяные крысы, бурундуки, а также многие миллионы кошек и собак[373]. Кстати, в магазинах Торгсина иностранцы охотно покупали советские дешевые пальто из «неблагородных» мехов.
Упорный труд принес результаты. Производство пушных товаров в стоимостном выражении выросло с 9 млн рублей в 1925/26 до 130 млн рублей в 1931 году. Вырос и экспорт, причем изменилась его структура. В 1925 году СССР вывозил меховое необработанное сырье, облагороженные меха составляли всего лишь 4 % продукции. В экспорте совершенно не было окрашенных мехов[374]. В 1931 году более трети советского мехового экспорта составляла выделанная пушнина, а крашеный мех – 45 %. В 1933 году выделанная пушнина превысила половину (56 %) мехового экспорта СССР[375]. А ведь экспорт облагороженного меха, в отличие от вывоза необработанного сырья, как справедливо отмечалось в наградном деле Сташевского, это миллионы рублей дополнительной валюты[376]. Советский крашеный каракуль будто бы даже потеснил с рынка «лучшую монополистическую фирму Германии – Торрера в Лейпциге». Об успехах советской меховой промышленности свидетельствовала антидемпинговая нервозность на Западе.
В ноябре 1932 года «за исключительную энергию в деле организации и развития меховой промышленности» Президиум ЦИК СССР наградил Сташевского орденом Ленина – в то время высшей наградой Советского Союза[377]. Читая материалы наградного дела, трудно отделаться от мысли, что в меховой промышленности сложился культ личности Сташевского: «лучший специалист не только Союза, но и за границей», «лучший хозяйственник, лучший ударник и практик», «первый пионер и организатор нашей экспортной меховой промышленности», «герой социалистической стройки». Однако факт остается фактом – советская меховая индустрия началась с приходом Сташевского в Госторг.
Следующим валютным заданием Сташевского стал Торгсин.
Сташевский пришел в Торгсин в октябре 1932 года. Второй год подряд в стране был неурожай, но размеры государственных заготовок сельскохозяйственной продукции и ее экспорта тем не менее повышались. Город жил на скудном пайке и даже индустриальные рабочие, несмотря на опеку государства, бедствовали, а в обобранной до нитки деревне начался массовый голод. Момент для «мобилизации валютных ценностей населения» был решающий, и партия послала в Торгсин человека с немалым опытом добывания валюты. Назначение Сташевского – легендарного участника Гражданской войны, советского военного разведчика, основателя советской меховой промышленности – на пост председателя Торгсина говорило о том значении, которое Политбюро придавало битве за валюту. Сташевский воспринял назначение в простую, казалось бы, торговую контору очень серьезно. «Вы сами отдаете себе отчет, какая совершенно исключительно тяжелая работа предстоит мне по Торгсину», – писал он[378].
При голоде и Сташевском Торгсин пережил свой звездный час: его конторы работали практически во всех крупных городах страны, число магазинов достигло более полутора тысяч. При Сташевском Торгсин, кроме валюты и золота, стал принимать от населения серебро и платину, бриллианты и другие драгоценные камни. В 1933 году Торгсин собрал свой самый большой валютный урожай: по всей стране люди меняли ценности и семейные реликвии на хлеб[379]. В тот год голодного мора люди сдали в Торгсин почти 45 тонн чистого золота и более 1420 тонн чистого серебра[380]. Сташевский ушел с поста председателя Торгсина в августе 1934 года, когда голод отступил и начался закат деятельности Торгсина. Сташевский блестяще выполнил порученную миссию: в 1933–1934 годах ценности, «заготовленные» Торгсином, покрыли почти треть затрат на промышленный импорт. По объемам валютной выручки в 1933 году Торгсин занял первое место в стране, обогнав экспорт зерна, леса и нефти.
После Торгсина Сташевский на два года вернулся в меховую промышленность, проработав до июня 1936 года начальником Главпушнины Наркомвнешторга. Видимо, его не забыли в разведке, а может он и не порывал с ней связь. Так или иначе, но он вновь оказался на секретной работе за границей. Осенью 1936 года Политбюро командировало Сташевского в Испанию, где шла гражданская война.
Кривицкий, который работал в разведке Иностранного отдела НКВД в Европе и встречался со Сташевским в Барселоне, писал:
Пока армия Коминтерна – Интернациональные бригады – приобретала все больший вес и известность на первом плане событий, чисто русские части Красной Армии тихо прибывали и занимали свои позиции позади линии испанского фронта. <…> Эта специальная экспедиционная сила состояла в прямом подчинении генерала Яна Берзина – одного из двух советских начальников, поставленных Сталиным во главе его интервенции в Испании[381]. Другим был Артур Сташевский, официально занимавший пост советского торгового представителя в Барселоне. Это были тайные люди Москвы за кулисами испанского театра военных действий; в их руках были сосредоточены все нити контроля над республиканским правительством в Испании, в то время как об их миссии ничего не было известно вовне и она была окружена совершенной тайной[382].
По мнению Кривицкого, Сташевский в Испании исполнял роль сталинского политкомиссара[383]. Сферой его деятельности была испанская экономика. Недавно рассекреченные испанские донесения Сташевского свидетельствуют, что он пытался лепить экономику Испании по типу сталинской – социалисты у руководства, централизация и плановость. По мнению Кривицкого, а также многих западных и ряда российских исследователей, Сталин уготовил Испании в случае победы республиканцев роль не просто социалистического государства № 2, но государства, созданного по образу и подобию СССР