[440]. Кроме того, разрешение принимать серебро конторы давали не всем своим магазинам одновременно, а выборочно и в первую очередь там, где поступление золота начинало резко снижаться[441].
Объясняя медлительность в принятии и реализации решений о скупке серебра и других незолотых ценностей, необходимо принять в расчет и бюрократическую волокиту, и недостаток средств: нужно было искать пробиреров, открывать новые скупочные пункты, давать рекламу, выбивать товары, решать межведомственные проблемы. Между появлением идеи и ее воплощением в жизнь проходили месяцы. Государственная машина не поспевала за требованиями общества. Так, вопрос о скупке серебра в Торгсине обсуждался в Наркомвнешторге осенью 1932 года[442], Политбюро дало добро в ноябре, в декабре серебряная скупка открылась в отдельных крупных городах[443], в январе Торгсин должен был начать скупку серебра повсеместно[444], однако в действительности по всей стране она развернулась лишь весной – летом 1933 года[445].
Торгсин покупал бытовое серебро в ломе и изделиях, в монетах царской чеканки и слитках. Как и в случае с золотом, Торгсину запрещалось принимать церковную утварь, которая по закону и без того принадлежала государству и подлежала конфискации[446]. Однако крестьяне несли ризы с икон[447], и в реальной жизни Торгсин, случалось, не только нарушал этот запрет, но и брал под защиту своих клиентов. В одном из документов рассказана история «неизвестного гражданина», который в октябре 1933 года принес в Торгсин ризу с иконы весом почти 3,5 кг. Торгсин принял у него серебро, заплатив гражданину 48 руб. 47 коп. Местное отделение ОГПУ потребовало задержать сдатчика за расхищение государственной собственности, но Торгсин отказался это сделать, чтобы не отпугивать покупателей[448].
Торгсин не имел права принимать советские серебряные монеты, однако люди нашли способ обойти запрет. В конце 1920-х годов в стране, по выражению председателя правления Госбанка Г. Л. Пятакова, случился «серебряный прорыв»: из-за частых и значительных денежных эмиссий, с помощью которых Политбюро пыталось покрыть дефицит госбюджета, бумажные деньги быстро обесценивались, и люди стремились держать сбережения в серебряных монетах[449]. Крестьяне на базаре и нэпманы на серебро продавали дешевле, чем на бумажные деньги. Госбанк выпускал серебряные монеты в обращение, откуда они мгновенно исчезали, оседая в кубышках у населения. Кассиры в магазинах и билетеры в общественном транспорте «зажимали» серебро, они не сдавали государству серебряные монеты из своей выручки. Огромные очереди собирались у касс размена денег в отделениях Госбанка, люди надеялись получить серебро. «Серебряный кризис» развивался с 1926 года и достиг своего апогея в 1929–1930 годах. В мае 1929 года Наркомфин докладывал в Политбюро, что советские серебряные рубли и полтинники почти исчезли из обращения[450].
Серебряной проблемой занимались самые высокие инстанции – комиссии Политбюро и СНК СССР. В ход пошли репрессии[451]. За укрывательство серебра можно было получить от 3 до 10 лет лагерей, а по показательным случаям – расстрел[452]. К концу сентября 1930 года для ликвидации «серебряного прорыва» ОГПУ провело около 490 тыс. обысков и 9,4 тыс. арестов, выслало в лагеря более 400 «спекулянтов и укрывателей серебра»[453]. В кампании участвовали даже школы: юные павлики морозовы разоблачали спекулянтов-родителей. Но остановить «серебряный прорыв» не удалось. Правительство приняло решение о замене серебряной монеты никелевой и медной. В 1931 году чеканка советской серебряной монеты прекратилась[454]. Но несмотря на репрессии, у населения остались значительные запасы советского серебра. Из общей стоимости 240 млн рублей[455] серебряных монет, выпущенных в обращение с начала реформы червонца, в результате репрессий к осени 1930 года было изъято только на 2,3 млн рублей[456]. По данным Госбанка, к лету 1934 года все еще числились неизъятыми из обращения 65 млн банковской (рубли и полтинники) и 165 млн мелкой разменной серебряной монеты советского чекана.
С началом серебряных операций в Торгсине припрятанное серебро неожиданно объявилось и стало возвращаться в Госбанк, но как! Поскольку Торгсин не принимал советские монеты, люди переплавляли их в слитки. Предприятие было очень выгодным: за слиток Торгсин давал цену, значительно превышавшую покупательную способность расплавленных серебряных монет. Судите сами, после переплавки 50 советских серебряных рублей получался слиток весом в 1 кг (в каждой монете было 20 г лигатурного веса). За него в Торгсине можно было получить до лета 1933 года 12,5 рублей, а с лета – 14 рублей. Официальный курс торгсиновского рубля равнялся 6,6 простого советского рубля, на черном же рынке он был значительно выше: во время голода 1933 года за торгсиновский рубль давали 60–70 простых советских рублей. Сданный в Торгсин слиток из 50 серебряных советских рублей даже по официальному обменному курсу торгсиновского и простого рубля повышал номинальную стоимость монет почти в 2 раза, а по курсу черного рынка мог принести более 800, а то и более 900 обычных советских рублей.
Конторы доносили в Москву, что серебряные слитки, которые люди приносили в Торгсин, имели явные признаки переплавки советских монет: серп и молот и надпись «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». По сообщению астраханского торгсина, выплаты по таким слиткам достигали 500 рублей в день[457]. Астрахань была не единственным местом, где население отличалось вынужденной сообразительностью. Руководство страны стало бить тревогу и объявило войну народным умельцам. В апреле 1933 года Наркомфин и Госбанк выпустили секретный формуляр, который запретил Торгсину принимать слитки, имевшие признаки переплавки монет[458]. В ответ, как свидетельствует донесение, «деклассированный и преступный элемент умудрился улучшить свою работу», и явные признаки происхождения слитков исчезли, но переплавка не прекратилась. Наркомфин не сдавался и запретил Торгсину принимать серебряные слитки низкой пробы (советское разменное серебро было низкопробным)[459]. Умельцы ответили тем, что приспособились к фабрикации слитков более высокой пробы. Нашлись и другие способы. Пользуясь тем, что Торгсин принимал серебряные изделия любой пробы, ювелиры и самоучки стали сдавать не слитки, а простенькие ювелирные изделия, сделанные из переплавленных советских серебряных монет[460].
Руководство страны не смогло остановить народное предпринимательство и вынуждено было отступить. В конце 1933 года Госбанк смягчил ограничения по приему серебра в Торгсине. Секретный циркуляр требовал, чтобы оценщики беспрепятственно принимали серебряные слитки высокой пробы, если отсутствовали явные признаки переплавки советской серебряной монеты[461]. Циркуляр Госбанка был компромиссом в «серебряном противоборстве» государства и общества: правительство не хотело поощрять переплавку советских монет, поэтому циркуляр был секретным, но раз уж деньги переплавлены, было лучше принять слитки, чем дать им уйти на черный рынок. За нарушение циркуляра чересчур разборчивые директора магазинов и оценщики могли быть наказаны. То, что «порча» советских серебряных монет со временем не прекратилась, ясно из письма председателя Торгсина Сташевского, который весной 1934 года вновь поставил перед Наркомфином вопрос о мерах против скупки сфабрикованных слитков[462]. В начале 1935 года скупка в Торгсине слитков и грубых изделий из серебра без пробы была запрещена[463].
Серебро и золото в Торгсине, как правило, принимал один и тот же оценщик[464]. Инвентарь для приема серебра был увесистый и грубый – зубило, молоток, коммерческие весы на 8 кг, под столом – большой ящик, куда оценщик бросал скупленное. Ящик крепился к полу болтами и запирался на замок. Как и в случае с золотом, в обязанности оценщика входило установление пробы, запрещалось полагаться на ту, что имелась на изделиях[465]. В приемке серебра было больше простоты и меньше предосторожностей. Так, серебряную пыль, в отличие от золотой, оценщику не приходилось собирать. Торгсин принимал серебро по весу, и перед взвешиванием оценщик выламывал все несеребряные вставки.
Торгсин был своеобразным перевалочным пунктом, «лагерем для перемещенного антиквариата», где дешевый лом соседствовал с шедеврами. Руководство Торгсина пыталось бороться с варварскими методами приемки и сохранять художественные ценности от переплавки, правда не для российских музеев, а для продажи за валюту. В декабре 1932 года, в начале операций по скупке серебра, Наркомвнешторг разработал инструкцию, которая разъясняла приемщикам, как отличить высокохудожественные серебряные изделия