. Однако только в октябре 1933 года Наркомат внешней торговли обратился в Валютную комиссию СНК СССР с проектом постановления о скупке платины в четырех городах – Москве, Ленинграде, Харькове и Свердловске (район платиновой промышленности)[517]. Госбанк поддержал предложение Наркомвнешторга, Наркомфин тоже не возражал, но требовал принять меры против утечки ценного металла с государственных предприятий: Торгсин мог покупать только платиновые изделия бытового характера. Пока СНК рассмотрел проект и дал добро, ушло время. Скупка платины в Торгсине началась только в 1934 году.
Во время приемки оценщик выламывал драгоценные камни, а оправу принимал отдельно по цене лома. Стоимость бриллиантов определялась по прейскуранту, который Правление разослало своим конторам. По признанию оценщика Ленинградского Торгсина, первые прейскуранты были составлены плохо. Расценки не учитывали особенностей камней – «не подходили бриллиантам», поэтому оценщикам приходилось работать наобум, а порой, «чтобы крупные камни не уходили» на сторону, под свою ответственность завышать цены. Зампредседателя Торгсина Азовский признал несовершенство прейскуранта, но самовольное повышение цен запретил[518]. Оценщики Ленинграда были не единственными, кто ругал первые прейскуранты, так что весной 1934 года Правление Торгсина вынуждено было разработать новые, в которых стремилось учесть как можно больше характеристик бриллиантов в определении их цены (форму камней, их цвет, «порочность»), а также объяснить, как определить «жаргон» (подделки). Классификация бриллиантов была основана на их весе и огранке: крупные камни, меланж, мелле, голландская грань и розы[519]. В новый прейскурант не вошли так называемые «разложистые» бриллианты «американской» и по тем временам новой огранки, по которым оценщики совершали массовые ошибки, переплачивая владельцам крупные суммы[520].
Оценка бриллиантов представляла более сложную задачу, чем оценка золота или серебра, поэтому квалификация оценщика-приемщика была исключительно важна. Даже самые детальные инструкции не могли предусмотреть всего богатства комбинаций форм и цвета, а также пороков, созданных природой. В начале бриллиантовых операций в Торгсине оценщики работали под руководством экспертов Коверкустэкспорта, но потом этот порядок отменили[521], и оценщики Торгсина стали нести единоличную ответственность за ошибки. Даже директор пункта или магазина не имел права вмешиваться в их работу. Для стимулирования их работы оценщики бриллиантов получили высокую зарплату и полный «золотой» паек[522]. Из-за нехватки знающих специалистов Правление разрешило районным пунктам Торгсина покупать только камни до одного карата. Камни весом выше карата могли быть оценены в районном торгсине, но деньги по ним выплачивали только областные и краевые скупочные пункты, где работали старшие приемщики. Особо ценные или спорные камни нужно было отправлять на экспертизу в Москву, а владельцу выдавали справку, с которой ему приходилось долгие месяцы ждать решения вопроса, а значит, и возможности покупать в Торгсине.
Для предотвращения воровства и махинаций инструкция требовала, чтобы оценщик в присутствии бывшего владельца положил купленный камень в конверт, заклеил его, подписал по линии заклеенного шва и указал всю информацию: вес камня, его характеристики, цену. Оценщик лично должен был отнести ценный конверт контролеру и там положить его в специальный опломбированный ящик. В конце рабочего дня приемщики в присутствии контролера вскрывали каждый свой ящик, сверяли его содержимое с реестром, упаковывали и пломбировали свою пачку конвертов.
Оценщики Торгсина получили указание Правления сохранять в целости особо ценные изделия с драгоценными камнями. Государство затем продавало их в антикварных магазинах Торгсина иностранцам за валюту. То ли руководство считало, что высоко ценные изделия могут встречаться лишь в крупных городах, то ли не доверяло знаниям приемщиков на периферии, но только торгсины Москвы, Ленинграда, Харькова, Киева, Одессы, Ростова-на-Дону, Тифлиса, Баку, Свердловска, Ташкента, Иванова и Минска получили право покупать целые изделия с бриллиантами. К числу особо ценных относились высокохудожественные предметы, а также изделия с крупными камнями. В частности, существовало указание сохранять предмет в целости, если стоимость бриллиантов превышала не менее чем в 3 раза стоимость ценного металла в изделии. Инструкция Торгсина «о порочности» бриллиантов требовала, чтобы оценщик, даже в случае сохранения в целости изделия, с разрешения сдатчика вынимал камни для осмотра цвета, а затем вправлял их обратно[523].
Правила приемки целых изделий свидетельствуют, что Торгсин стремился оплачивать сдатчику только стоимость металла и камней, фактически не принимая во внимание историческую и художественную ценность предметов. Золото и серебро в целых изделиях с бриллиантами оплачивались по скупочной цене этих металлов, но по платине ясности не было. В проекте Наркомвнешторга о начале операций по скупке платины Розенгольц предлагал установить скупочную цену на платину в половину цены на золото – 64,5 коп. за грамм чистоты[524], но наиболее раннее распоряжение (август 1934) требовало оплачивать платину в изделиях по цене золота. Месяцем позже, однако, вышло новое указание – скупать платину в изделиях по цене 72 коп. за грамм чистоты (сентябрь 1934), то есть существенно дешевле золота[525]. В ноябре 1934 года установился порядок, по которому платина в изделиях с драгоценными камнями вовсе не оплачивалась владельцу, оценщик лишь делал надбавку к скупочной цене на изделие в размере от 3 до 10 % стоимости имевшихся в нем бриллиантов[526]. Небольшая надбавка к цене (2–3 % от стоимости металла) полагалась за высокое качество ювелирной работы. Мелкие изумруды, сапфиры, рубины и другие камни, украшавшие изделия из платины и бриллиантов, владельцу не оплачивались. Оценщикам запрещалось сохранять в целости именные изделия. Вероятно, наличие имени собственника затрудняло продажу.
Скупка бриллиантов и платины была прибыльной для государства, а для населения – убыточной. Начиная операции по бриллиантам, Наркомвнешторг планировал установить скупочные цены на них в среднем на 40 % ниже мировых[527]. Есть основания полагать, что в начале скупки цена была и того ниже. Огромный разрыв между скупочными и реализационными ценами на бриллианты подтверждается документами: за бриллианты, купленные в период с 12 сентября 1933 года до 14 января 1934 года, Торгсин заплатил владельцам 340 тыс. рублей, тогда как их продажная стоимость была почти в 2,5 раза выше, 802,8 тыс. рублей[528]. Сами руководители Торгсина называли прибыль первых месяцев скупки бриллиантов «чрезмерной». Оправданием низкой скупочной цены служила неустойчивая конъюнктура мирового рынка драгоценных камней. Правление требовало от оценщиков работать так, чтобы у владельцев ценностей не создавалось впечатления, что Торгсин «заценивает» их камни, однако, по признанию руководителей Торгсина, из-за неопытности приемщики страховались тем, что занижали и без того низкую цену. Вскоре победные реляции сменились сетованиями на падение интереса людей к сдаче бриллиантов. В декабре 1933 года скупочные цены на бриллианты в Торгсине были повышены на 50 %, но и после этого, по признанию руководства, разрыв скупочных и реализационных цен был значительным – средний размер прибыли государства по бриллиантам составлял 50–60 %[529]. Так, к марту 1934 года Торгсин заплатил людям, сдавшим бриллианты, 672 тыс. рублей, в то время как реализационная стоимость этих камней, по подсчетам Коверкустэкспорта, была более чем в 2 раза больше – 1,4 млн рублей[530].
Люди сдавали главным образом мелкие камни весом до одного карата, но руководство считало, что «с точки зрения мобилизации массы валютных ценностей» мелкие бриллианты представляли не меньший интерес, чем крупные[531]. Каждый бриллиант, сданный в Торгсин, имел свою житейскую историю. Ташкентский случай, о котором пойдет речь, свидетельствует о разнообразии путей, которыми ценности попадали в торгсиновскую скупку. В октябре 1934 года в Ташкенте за три недели неизвестный человек «через спекулянтов» сдал в Торгсин 5,5 тыс. мелких бриллиантов, общим весом около 350 карат, на огромную по тем временам сумму 2,4 тыс. рублей золотом. Приемщика ташкентского скупочного пункта Драбкина насторожил тот факт, что все бриллианты имели одинаковую и редкую огранку – американскую грань. По словам Драбкина, эта огранка появилась около 1910 года, и в СССР таких камней было завезено не много. До «ташкентского случая» на Центральную базу Торгсина поступали только одиночные камни такой огранки. Настораживал и тот факт, что камни столь высокого качества не были характерны для среднеазиатского рынка, где, по словам того же Драбкина, купцы продавали в основном желтые «порочные» бриллианты. Судя по тому, что Драбкин послал директору Центральной бриллиантовой базы в Москве не одно, а три письма, он был не на шутку встревожен, однако продолжал принимать подозрительные камни. Руководство Торгсина в декабре 1934 года оповестило о ташкентских бриллиантах НКВД. Неизвестно, предпринял ли НКВД тогда какие-либо меры, но в мае – июне 1935 года крупные партии бриллиантов американской огранки вновь появились на скупочном пункте Торгсина в Ташкенте. На этот раз неизвестный сдал почти 7 тыс. бриллиантов весом около 500 карат на сумму 3,7 тыс. рублей золотом.