[576]. Вопрос о том, каким образом этот идейно чуждый антиквариат попал в руки «сдатчика», видимо, не интересовал руководство Торгсина, но вот ОГПУ, которое следило за торгсиновскими операциям, могло озаботиться этим вопросом.
Люди несли в Торгсин не только драгоценные камни, золото, платину и серебро, но и картины, статуэтки, произведения народного и прикладного искусства. Среди них попадались подлинные шедевры: «На днях в московский магазин (Торгсина. – Е. О.) были принесены две картины фламандской и голландской школы, за которые собственник желал получить 50 рублей. За границей же они могли быть проданы за тысячу марок»[577]. Этот случай произошел в голодном апреле 1933 года. Торгсин, несмотря на выгодность сделки, вынужден был отказать.
Решение принимать антикварные и художественные ценности населения для продажи на комиссионных условиях в магазинах Торгсина было тесно связано с ростом массового советского экспорта художественных ценностей. Еще весной 1932 года руководство Ленинградского Торгсина обратилось в Наркомвнешторг с просьбой разрешить принимать на комиссию антиквариат от учреждений и частных лиц[578]. В ноябре 1932 года состоялось заседание Политбюро, на котором обсуждался доклад комиссии Молотова[579]. Комиссия считала, что выделенные для экспорта фонды антикварных ценностей не обеспечивали плановых заданий на 1932 и 1933 годы, и требовала новых выдач из музеев. Политбюро разрешило «Антиквариату» более широко проводить распродажу музейных шедевров. Торгсин должен был оказать посильную помощь, продавая антиквариат населения иностранцам через свои комиссионные отделы. Реализация антикварных ценностей отныне должна была стоять специальной строкой в плане Торгсина. По заведенному в СССР порядку решение Политбюро в декабре 1932 года было оформлено постановлением СНК СССР[580]. Однако в реальности прием у населения на комиссию антикварных ценностей в Торгсине начался только в августе 1933 года[581]. До того времени люди напрасно несли вещи в Торгсин.
Руководством антикварной деятельностью занималась Художественно-антикварная контора Торгсина. По решению СНК, для улучшения «ассортимента предметов» Торгсин принимал не только антикварное имущество учреждений и населения, но и картины у современных советских художников. Кроме того, Торгсин получил право, наравне с «Антиквариатом», изымать из невалютных комиссионных и антикварных магазинов художественные ценности, которые могли быть проданы за валюту[582]. Невалютным магазинам запрещалось продавать картины западных и русских художников, «пригодных к экспорту»[583]. Наркомвнешторг для этой цели составил список «особо ценных русских художников». Даже их «малозначительные работы» могли продаваться за рубли только по специальному разрешению Торгсина[584].
В случае обнаружения антиквариата экспортного качества на аукционах, в невалютных комиссионках, ломбардах и других государственных учреждениях Торгсин платил «по себестоимости»[585]. От частных граждан Торгсин принимал художественные ценности на продажу сроком на месяц из расчета 30 % комиссионных[586]. Владельцы могли получить за свои проданные сокровища либо рубли, либо деньги Торгсина[587]. Оценку антиквариата производили приемщики Торгсина. Следует подчеркнуть, что Торгсин не покупал, а принимал на комиссию антикварные ценности населения, не рискуя потерять деньги, если вещи не будут проданы. Молодые советские художники сдавали свои работы на комиссию в Торгсин на менее благоприятных условиях, по сравнению с проверенными временем шедеврами западной и русской живописи. В бонах Торгсина они могли получить только 20 % продажной стоимости, остальное – в рублях.
Разрешение Торгсину принимать на комиссию художественные ценности населения пришло слишком поздно. Валютные возможности голода были упущены, а с этим был упущен для многих людей и шанс выжить благодаря продаже семейных художественных реликвий. Валютный эффект антикварной торговли Торгсина оказался незначительным. В 1932 году Московский Торгсин продал антикварных товаров на 105 тыс. рублей, а Ленинградский – на 73 тыс. рублей (в сумме это эквивалент 138 кг чистого золота), львиную долю (62 %) этих продаж составляли предметы из золота и серебра[588]. В 1933 году Торгсин ожидал выручить от продажи антикварных и художественных ценностей 200 тыс. рублей[589]. В 1934 году Ленинградский Торгсин продал товаров, полученных от «Антиквариата», на сумму 17,3 тыс. рублей. Со свертыванием деятельности Торгсина его магазины перешли ко Всесоюзному обществу «Антиквариат».
Наряду с ценным антиквариатом население сдавало на комиссию в Торгсин и обычные вещи. Туда же поступало и имущество, конфискованное у арестованных и высланных. Торгсин предвосхитил появление «магазинов конфискатов», которые в период массового террора 1937–1938 годов распродавали вещи репрессированных[590]. Материалов о валютных комиссионках Торгсина мало, но есть две истории, которые нельзя не рассказать. Они позволяют увидеть связь между Торгсином и началом массовых репрессий в стране. В марте 1935 года в Ленинграде в комиссионном отделе универмага Торгсина № 4 в основании напольной лампы, которая поступила с имуществом арестованного, был найден тайник. В нем оказались не золото и бриллианты, а обрывки «Вестника Ленинградского Совета» от 1 января 1934 года. Почему и какую информацию хозяин прятал в лампе, осталось не ясно. Находка повлекла обыск всего имущества арестованного, поступившего в комиссионный магазин Торгсина. Ленинградский УГРО при обыске нашел и изъял личную переписку бывших владельцев, в том числе и «письмо из Харбина», а также «тетради с записями»[591]. Показательно, что работники магазина, обнаружив обрывки «Вестника», не выбросили их как ненужный хлам, а приостановили «выемку» и вызвали УГРО. Другой показательный факт: имущество не было обезличенным, комиссионный магазин знал имя бывшего владельца.
Лепта, которую внесли массовые репрессии в валютную торговлю Торгсина, была и другого свойства. В феврале – марте 1935 года руководство Ленинградской конторы Торгсина сообщало о резком росте спроса на муку. В документах люди, скупавшие муку, были определены как «лица, выезжающие из Ленинграда»[592]. Видимо, речь идет о «кировском потоке» – массовых арестах и высылке «неблагонадежных» из города после убийства С. М. Кирова. Продлись работа Торгсина до 1937–1938 годов, можно было бы написать специальную главу о влиянии массовых репрессий на его торговлю, но история Торгсина закончилась раньше.
Глава 6«Шлите доллары на Торгсин»
Гениальное решение проблемы валютных переводов. Международная спекуляция и чистка агентурной сети. Астрономия таможенных пошлин. «Сегодня советская селедка – завтра донос в ГПУ»: идейно-гастрономическая дилемма белого эмигранта. «Общество заказанных продуктов», или посылки как оружие пролетариата. Мешок муки – лучший подарок к празднику. Еврейская помощь. Деньги пахнут! Сумма, достойная Магнитки
В предвоенный год в царскую Россию поступило денежных переводов из-за границы на сумму около 40 млн рублей. Переводы продолжали поступать и при большевиках. В 1928 году в Советский Союз из-за границы переводами пришло около 30 млн рублей[593]. Затем поток денег из-за границы резко иссяк: по данным правления Госбанка и Внешторгбанка, в 1930 году в СССР по переводам из-за границы поступило менее 10 млн рублей, а в 1931 году и того меньше[594]. Одной из причин столь резкого падения стали мировой экономический кризис и депрессия на Западе, которые прежде всего ударили безработицей по эмигрантам: именно от них в основном и приходили деньги родственникам и друзьям, оставшимся в СССР.
Изменилась ситуация и в советской стране. Из-за острой нехватки валюты на нужды индустриализации с конца 1920-х годов государство стало «зажимать» валютные выплаты частным лицам, пытаясь превратить денежные переводы из-за границы в статью государственных валютных доходов. Людям стало труднее получить по банковским переводам «эффективную валюту» – доллары, фунты и другие конвертируемые деньги. Взамен Госбанк предлагал им советские рубли по принудительно низкому обменному курсу[595]. В такой ситуации люди все чаще стали отказываться от переводов и стремились получить валюту из-за границы, минуя банковские каналы: по почте или контрабандой. Ужесточение валютного режима вместо прибыли обернулось для советского государства потерями – число «отказных» переводов росло, желанную валюту приходилось возвращать на Запад.
В начале 1930-х годов руководство страны столкнулось с проблемой: как увеличить поток денежных переводов из-за границы, но при этом не отдавать советским получателям переводов ни цента в «эффективной валюте». Голод и Торгсин подсказали решение. Мольбы голодающих о помощи заставляли родственников и друзей за границей посылать деньги в СССР, но вместо валюты советские люди получали боны Торгсина и вынуждены были покупать товары в торгсиновских магазинах по монопольно высоким государственным ценам. Вся наличная валюта по денежным переводам уходила государству. Торгсин был поистине гениаль