подчинились, но тут же американские банки потребовали наказать штрейкбрехеров. В 1934 году, пытаясь стимулировать приток переводов, Торгсин потребовал снизить банковскую ставку до 25 центов за перевод до 15 долларов. По словам Гордеева, главы отделения Торгсина при Амторге, американские банки подняли крик. В советской системе приказ высокого чиновника и репрессии решали проблему подчинения, но за границей Торгсин должен был играть по правилам рынка, в полной мере ощутив бессилие перед властью монополий и прибыли. Не имея возможности влиять на позицию крупных иностранных банков и фирм, Торгсин мог только отказаться от их услуг[620].
Через разветвленную сеть агентов и субагентов Торгсин проник не только в крупные центры, но и в отдаленные провинции многих иностранных государств. В 1933 году в США и Канаде на Торгсин работали 24, в 1933–1934 годах – 33, а в первой половине 1935 года – более 40 организаций[621]. В 1933 году Амторг рекламировал Торгсин в 75 городах США[622]. В 1935 году представительство Торгсина в США даже использовало новшество – радиорекламу. По словам того же Гордеева, из-за сопротивления американских банков, которые «поднимали вой о конкуренции», он ограничил круг партнеров наиболее крупными компаниями и фирмами, которые сами затем расширяли на периферии сеть своих субагентов по приему переводов на Торгсин. Например, партнер Торгсина в Канаде Canadian Pacific Express Company имел две тысячи собственных агентов, которые принимали от населения поручения на перевод денег[623]. Через субагентов американских партнеров торгсиновское дело проникло на Кубу и в Мексику[624].
Советские граждане разными способами использовали денежные переводы, которые поступали им из-за границы на счет Торгсина[625]. В случае «нецелевого перевода» люди лично приходили в торгсиновский магазин и покупали товары по своему выбору на причитавшуюся им сумму. По «целевому переводу» клиенты Торгсина не имели права выбора. Их родственники и друзья за границей оплачивали готовые посылки со стандартным набором товаров, которые предлагал прейскурант Торгсина[626]. Торгсин обязывался доставить посылки по указанному адресу и в срок. Отправкой иногородних посылок по валютным переводам из-за границы занимался отдел Торгсина в ГУМе[627]. По терминологии Торгсина целевые денежные переводы назывались потребительскими. Они были особенно важны для тех, кто жил в местах, где не было торгсиновских магазинов. Операции с посылками, таким образом, были тесно связаны с операциями по зарубежным денежным переводам, в структуре Торгсина ими занималось одно и то же управление.
Советское государство с первых лет своего существования старалось контролировать поток товарных посылок из-за границы, установив государственную монополию внешних посылочных операций. На практике это означало, что человек за рубежом не мог прийти в любое отделение почтовой или транспортной службы и отправить посылку в СССР. Право отправлять посылки в СССР имели только те фирмы, которые получили лицензию советского правительства. До появления Торгсина посылками из-за границы, кроме таможни, занимались Совфрахттранспорт и Совторгфлот; первый ведал выдачей лицензий-разрешений иностранным фирмам, второй обеспечивал перевозки[628]. Двадцатого сентября 1931 года, через два дня после разрешения принимать валютные переводы из-за границы, Торгсин принял от Совфрахттранспорта посылочные операции[629].
Посылки из-за границы представляли одну из важных статей валютных доходов государства, которые складывались из таможенных пошлин, почтовых сборов и комиссионных отчислений иностранных агентов от стоимости товаров в посылках[630]. Таможенные пошлины среди этих начислений представляли наиболее весомую сумму. Они были столь высоки, что государство их не афишировало. В декабре 1931 года директор Управления по посылочным операциям Берлинский писал в Франсфрахт (отделение Совфрахттранса в Париже):
…немедленно изъять из употребления и уничтожить штамп с обозначением «Взимание пошлины в инвалюте»… Взимание пошлины в инвалюте ни в коем случае не должно быть расшифровано перед кем бы то ни было и таковую пошлину надлежит взыскивать в виде дополнительного процентного начисления на каждый отдельный товар[631].
Пошлины взимались в виде обезличенной части их стоимости, скрываясь под рубрикой «комиссия». Из-за высоких таможенных пошлин общая, так называемая аккордная, стоимость посылок в несколько раз превышала стоимость находившихся в них товаров[632]. Посылка из Риги женских туфель и двух пар шерстяных чулок общей стоимостью 53 руб. 75 коп. стоила 112 руб. 30 коп., а посылка с плюшевым медвежонком и парой детских ботинок стоимостью 65 руб. 60 коп. после начисления пошлин и прочих расходов – 134 руб. 50 коп (месячная зарплата многих рабочих в начале 1930-х годов)[633].
Советское государство регламентировало количество посылок из-за рубежа и нормы «вложения». Основные продукты питания и товары первой жизненной необходимости относились к лицензионным товарам и находились под особым контролем. Без лицензий разрешалось посылать только товары второстепенной важности и «излишества». Наркомвнешторг совместно с Наркомфином и Наркоматом почт и телеграфов определяли их список[634]. Однако в связи с валютным и продовольственным кризисом в 1931 году правительство приняло ряд мер, которые облегчили для советских граждан получение из-за границы товаров личного потребления, особенно продовольствия. Нормирование продуктов, которые поступали советским людям в посылках из-за границы, было отменено[635]. Изменены были и правила уплаты таможенных пошлин. До осени 1931 года пошлину уплачивал получатель в СССР, теперь ее должен был платить иностранный отправитель. Это было выгодно не только советскому человеку, но и государству, которое теперь получало пошлины не в рублях, а в столь нужной для индустриализации иностранной валюте[636]. Кроме того, Совнарком установил на «потребительские» посылки ставки таможенных пошлин ниже, чем на товарные, которые приходили по заказам организаций. Сравнительно низкими (35 % от цены посылки) были ставки таможенных пошлин на муку, рис, крупу[637]. Наркомвнешторг также просил Таможенное управление дать добро на зарубежные посылки с ношеными вещами, которые ранее не разрешалось посылать в СССР[638]. Об этом просили иностранцы, соглашаясь платить за них пошлины как за новые вещи: в условиях экономической депрессии и безработицы на Западе эмигрантам было легче поделиться старыми вещами, чем покупать новые[639].
По словам современника, белоэмигрантские газеты Нью-Йорка, Парижа, Берлина, Риги, Харбина и Шанхая пестрели объявлениями «предприимчивых спекулянтов» об отправке продовольственных посылок в СССР[640]. Принимая заказы по высоким ценам Парижа, фирмы закупали продукты и отправляли посылки из Риги или Берлина, где цены были ниже, выгадывая на разнице товарных цен и почтовых расходов. Навар, по мнению советского руководства, мог составлять до четверти стоимости посылок[641]. Появление Торгсина угрожало посылочному бизнесу белоэмигрантских фирм. Иностранцы могли теперь перевести деньги на Торгсин, предоставив своим близким в СССР самим выбрать продукты и товары в его магазинах. Количество частных посылок из-за границы с появлением Торгсина упало. По словам директора Управления посылочных операций, белоэмигранты ответили агитацией против Торгсина[642]. Призывы к бойкоту советских товаров манипулировали патриотическими и идейными настроениями эмигрантов. Листовка «Русский позор» Российского имперского союза, обосновавшегося в Париже, являет образец гастрономического измерения политической борьбы. Она перегружена лозунгами и призывами типа «Кто НЕ ПРОТИВ большевиков, тот ИХ СООБЩНИК!», «Право на отдых имеют только мертвые», «Помогите Имперцам закрыть советскую лавочку», «КАЖДЫЙ ДОЛЖЕН НАМ ПОМОЧЬ»[643]:
Русские люди!
Знаете ли вы как вы помогаете чекистам? За истекший 1930 год вы внесли в кассу Торгпредства 18 миллионов франков, покупая Советские продукты.
На эти деньги содержится во Франции ГПУ. Генерал Кутепов был похищен на Ваши деньги.
Каждый ваш франк – пуля в голову Ваших братьев, отцов, матерей, сестер, родных и близких.
Ваша мягкотелось, Ваше безволие и недомыслие создают силу Вашему врагу и заставляют сомневаться в Вашей пригодности к борьбе за национальную Россию, о которой на словах Вы мечтаете.
Если вы не способны отказаться от нежинскаго огурчика, советскага консерва, красной или даже зернистой икры, то вы не способны ни на какой подвиг героической творческой борьбы с врагом.
Каждое крымское яблочко, каждый кусок балыку пропитаны русской кровью. Каждый советский продукт – это ритуальный хлеб из русской крови на алтарь Сатанинской власти.