.
«Разрешенные»? Но кем? Анализ архивных материалов позволяет сказать, что одно из главных валютных ведомств страны, Наркомфин, в интересах получения валюты ратовало за развлечения в портах. Осенью 1931 года член главной коллегии Наркомфина Рейхель сетовал на то, что в некоторые портовые кафе не допускали женщин и пили исключительно в мужском обществе. Слишком строгие нравы местной власти, считал он, – нужны развлечения, музыка, кегельбан[817]. Заведующие портовых контор Торгсина, которым надо было выполнять валютный план, тоже защищали свободу нравов. Заведующий Батумской конторы Грюнберг послал в Правление Торгсина протест против ареста милицией по настоянию интерклуба трех проституток в баре торгсина. Проститутки были приглашены иностранными капитанами и, по мнению Грюнберга, «вели себя вполне корректно», не давали повода для ареста. Он угрожающе предупреждал Правление: «Такой поступок местных властей я считаю неправильным, ибо при повторении подобных явлений в будущем иностранцы могут отказаться от посещения бара, что будет отражаться на нашей торговле»[818]. По свидетельству ранее цитированного доклада Бабинчука, местное начальство знало о проституции в херсонском Торгсине. Среди высокопоставленных коммунистов Бабинчук назвал бывшего управляющего Речицкого, нынешнего управляющего Дьяченко, зам. управляющего Розенберга, уполномоченного Наркомвнешторга Каттеля, управляющего Одесской конторой Агаларова и главного шипчандлера Украинской конторы Торгсина Готфельда – все «заходили, все это видели». Комиссия обкома, проверяя аппарат херсонского Торгсина, аттестовала шипчандлера-сутенера Стурмака как «квалифицированного работника», который справляется с работой[819].
Экстремизм портовых торгсинов, при котором все средства хороши для получения валюты, процветал при содействии или бездействии милиции и местных представительств ОГПУ. Упоминавшийся ранее товарищ Россетти из Одессы писал в 1932 году:
Однажды я арестовал двух проституток, избивавших нашу активистку на центральной улице, обвиняя ее перед моряками в том, что она работает в клубе в качестве консульского шпиона. В милиции мне заявили, что проститутки занимаются своим ремеслом, чтобы заработать несколько копеек, и что я ошибаюсь, если думаю, что милиция может вести борьбу с проституцией[820].
Доклад Бабинчука Розенгольцу по поводу безобразий в херсонском порту подтверждает причастность к ним ОГПУ: «Из показаний видно, что представитель ГПУ Нендрик тоже часто посещал Торгсин, ему предоставляли главную проститутку Валю, после чего она, уходя с ним черным ходом, выносила продукты Торгсина, а также он лично брал в Торгсине папиросы, хлеб и т. д.»[821].
Оправдание проституции и спекуляции необходимостью добывать валюту для пятилетки, которым местное руководство и заведующие портовых торгсинов пытались защитить свои методы работы, было прикрытием их личных интересов. Доходы от портовых магазинов были невелики[822], значительная часть денег, которые приносила проституция, оказывалась в карманах директоров-гольдштейнов, сутенеров, а также шла на поддержание хороших отношений с местной администрацией. ОГПУ имело свой интерес в торгсиновских притонах, используя проституток и спекулянтов для сбора информации среди иностранцев. Спаивание и интимные услуги кельнерш, по словам Гольдштейна, служили делу «политической и разведывательной работы»[823]. Не покровительством ли местного ГПУ объясняется его уверенное спокойствие и случайно ли, что начатый интерклубом еще в 1931 году шум вокруг «хозяйства Гольдштейна» вплоть до 1934 года не приносил результатов? Другие шипчандлеры тоже прикрывали свои действия именем ОГП[824]У. По свидетельству документов, местное ГПУ «советовало» проверяющим и недовольным не ходить в Торгсин[825]. Лишь после того как тревожные сигналы дошли до верхов в Москве и разразился международный скандал, местные представительства ОГПУ начали действовать. Так, в Херсоне, после того как греческие моряки пожаловались в Коминтерн, ОГПУ арестовало директора торгсиновского магазина шипчандлера Струмака с проституткой Валей, которые поставляли женщин иностранным морякам, а также управляющего местного отделения Торгсина Речицкого[826].
В документах есть упоминания о том, что местные партийные организации противились расширению торгсиновских баров из-за процветавшей в них проституции[827]. Именно «противились расширению», а не требовали закрытия, ведь партийные руководители несли ответственность за выполнение валютного плана своего региона[828]. Местные советские и профсоюзные организации, несмотря на многочисленные сигналы, тоже бездействовали. Следует сказать, что и Правление Торгсина в Москве довольно долго не принимало решительных мер против методов работы портовых торгсинов. Действительно, зачем резать курицу, несущую золотые яйца? В январе 1933 года в ответ на шум, поднятый Интернационалом моряков вокруг порядков в Одесском порту, зам. председателя Торгсина Бошкович предлагал управляющему Одесской конторы всего лишь «принять ряд оздоровительных мероприятий, могущих обеспечить поступление инвалюты, не дискредитируя при этом наше учреждение»[829]. В феврале 1933 года новый председатель Правления Сташевский в директивном письме местным конторам предлагал провести в портах опять-таки лишь частичные меры – заменить обслуживающий персонал баров работниками-мужчинами и «не открывать там горячих кухонь, ограничившись продажей исключительно холодных закусок»[830]. Требование Сташевского «не отказываться от максимума извлечения инвалюты от иноморяков» предопределило провал частичных «оздоровительных мер» в борьбе с валютным экстремизмом портовых торгсинов.
Интерклубы были единственной организацией, которая объявила войну портовым торгсинам. Лекции о преимуществах социализма и бедный буфет слабо привлекали моряков; те охотнее шли в злачный Торгсин[831]. Пустующие интерклубы вынуждали политработников действовать. Совбюро Интернационала водников забрасывало ВЦСПС и Профинтерн тревожными письмами, требуя призвать зарвавшийся Торгсин к «советскому порядку». Из-за поднятой интерклубами шумихи дело о проституции и спекуляции в портовых торгсинах достигло партийных верхов[832]. В 1933 году ЦКК РКИ обсуждал методы работы портовых баров. В апреле 1933 года последовали радикальные меры. Зам. наркома внешней торговли Логановский, по своей ли инициативе или по окрику сверху, приказал конторам Торгсина оставить в портах только магазины[833]. Бары и буфеты теперь могли работать только при интерклубах под присмотром политработников. После окрика «сверху» чиновники стали перестраховываться, так что не обошлось без перегибов. Вместе со злачными местами были запрещены и выступления оркестров в ресторанах для интуристов[834]. Летом 1933 года пришла очередь Гольдштейна и других «бывших» и «чуждых», работавших в системе Торгсина. В рамках общей кампании по чистке торгсиновского аппарата, проводившейся по решению Президиума ЦКК и Коллегии НК РКИ, Сташевский приказал портовым конторам уволить всех бывших торговцев, кулаков, административно-высланных, меньшевиков, эсеров, бывших троцкистов, дворян, полицейских, лиц духовного звания, а также лишенных избирательных прав и осужденных за уголовные преступления[835]. Материалы 1934 года свидетельствуют, однако, что валютная проституция в портах продолжалась и после закрытия торгсиновских баров. Шипчандлеры продолжали выполнять роль сводников-сутенеров, по заказам иностранных моряков отправляя проституток на пароходы[836]. Валютные доходы от торговли телом теперь полностью уходили к частнику. В конечном счете в деле о проституции в портовых торгсинах идейно-политические принципы для советского правительства оказались важнее валютных интересов.
Замирение Торгсина и Совбюро Интернационала моряков было оформлено договором, по которому Торгсин обязался обеспечивать культурную торговлю в портовых интерклубах. Однако сохранявшиеся в Торгсине методы раскрутки клиентов вновь и вновь вызывали нарекания интернационалистов. В конце 1935 года заведующий интерклуба в Потийском порту некто Вилкс жаловался в НКВД: «Англичане меня ругают, что это за безобразие, когда человек, придя с моря, не может получить стакан пива… им чуть ли не говорят „Пейте водку“… Ввиду этого большинство моряков-англичан ушли из клуба искать себе проституток». Не было, по словам Вилкса, в торгсиновском буфете и других дешевых товаров: лимонада, безделушек-сувениров, «которые моряки всех стран покупают ради шутки». «Думают, – в сердцах писал Вилкс, – что можно торговать только мехами и тканями, а чтобы человек мог купить себе напиться воды, этого нет»[837].
В поисках валюты портовые торгсины расширяли список услуг: катание на катерах и мототрамваях, доставка пресной воды, разъездные катера-лари, прокат, экскурсии, билеты в театр, стирка белья, стрижка, ремонт тары и зарядка батарей. В документах несколько раз упоминалась продажа за валюту собак судовой команде – небольшой штрих к быту оторванных от дома моряков. Однако из-за фрагментарности этих услуг валютный доход оставался низким. Снабжение горючим, маслами, лесоматериалами, которое предлагал Торгсин, тоже не давало ощутимого эффекта. Иностранные суда отказывались от них из-за высоких цен, превышавших как советские цены экспорта этих товаров, так и цены на них в иностранных портах.