. В 1933 году, по данным Ленинградского шипчандлерства, иностранное судно в среднем покупало в Торгсине товаров на 106 рублей, в то время как снабжение советского судна в среднем составляло 1664 рубля. В первом полугодии 1934 года в советские порты зашло почти в три раза больше иностранных судов (1536), чем советских судов загранплавания (513). Однако средняя выручка на одно иностранное судно составила лишь 270 рублей, в то время как снабжение каждого советского судна в среднем превысило 770 рублей[884]. Схожую картину рисуют и данные за 1935 год[885]. Снабжение советских судов загранплавания не приносило государству наличную валюту, а было лишь экономией государственных валютных расходов[886]. Так, в общей сумме 857 тыс. рублей, полученной в 1933 году шипчандлерствами Ленинграда, Мурманска и портов Белого моря, наличная валюта составила всего лишь 84 тыс. рублей, остальное – безналичные расчеты советских организаций[887].
В первом и, как оказалось, последнем пятилетнем плане Торгсина портовая торговля являлась единственной статьей, доходы от которой со временем должны были нарастать как в абсолютном, так и в долевом исчислении[888]. Сбылись ли эти предсказания и каков был валютный «урожай» портовых торгсинов? (табл. 22) Торгсин начал обслуживать порты с октября 1930 года. Данные на конец 1930 и за 1931 год не удалось найти, но, исходя из последующей статистики портовой торговли Торгсина, можно предположить, что вряд ли доходы портовых торгсинов за этот период превысили миллион рублей золотом[889]. В 1932 году портовая торговля обеспечила немногим более 1,4 млн рублей. Абсолютным лидером был Ленинградский порт, за ним следовало скандальное хозяйство Гольдштейна в Одессе. Правление Торгсина определило валютный план на 1933 год в 3 млн рублей, но получило только около 2 млн рублей. Несмотря на провалы, руководство не теряло веры в расцвет портовой торговли и наметило на 1934 год значительный план – 5,3 млн рублей[890]. Выполнить его удалось лишь наполовину – 2,6 млн рублей, причем львиная доля (1,6 млн) приходилась на обслуживание советских судов. План 1935 года был относительно низким – 3,9 млн рублей[891], но и его портовые торгсины не выполнили, добыв только около 2,7 млн рублей. В этой сумме обслуживание иностранных судов составило лишь около миллиона рублей[892].
Общий итог портовой торговли Торгсина вряд ли превысит 10 млн рублей[893]. Ее объемы, как и предполагали авторы пятилетки, росли в абсолютном исчислении, но этот рост был незначительным. Доля портовых доходов в общей сумме валюты, которую советское руководство получило через Торгсин, была низкой (порядка 3,5 %). Значительную часть портовых доходов Торгсина составила не наличная валюта, а экономия государственных валютных средств за счет безналичных расчетов по снабжению отечественными товарами советских судов загранплавания.
Глава 5Торгсин и ОГПУ
Валютное соперничество. «Кто нам мешает, тот нам и поможет». «Золотые камеры» и «деньги спасения». Общество: между молотом и наковальней. Советская повседневность: обыденность приключения, привычность риска
Объединенное государственное политическое управление, коротко ОГПУ, с самого начала считало Торгсин «ненужной инстанцией» и выступало против допуска советских граждан в его валютные магазины. Однако, после того как Политбюро приняло решение открыть Торгсин для советского покупателя, ОГПУ не осталось ничего другого, как смириться. Представители ОГПУ работали в составе правительственной комиссии, которая в конце 1931 года определила районы деятельности Торгсина и методы его работы[894]. Именно в местные представительства ОГПУ приходили эмиссары Правления Торгсина за информацией о «золотом и валютном потенциале» местного населения, решая, целесообразно ли открыть там торгсин. Торгсин пользовался услугами ОГПУ для давления на нерадивых поставщиков, транспортировки ценностей и секретной почты, розыска получателей валютных переводов среди ссыльных и заключенных, чисток торгсиновского аппарата от «чуждых элементов», пресечения хищений и других экономических преступлений.
Сотрудничество Торгсина и ОГПУ омрачалось нездоровым соперничеством. Источник выполнения государственных планов по «добыче золота и валюты» у них был один и тот же – сбережения советских граждан. Со времен революции конфискация валютных ценностей у населения была одной из главных функций репрессивных органов. Революция отгремела, но валютные планы остались, и ОГПУ должно было их выполнять. В особых папках заседаний Политбюро в записи от 10 мая 1930 года находим, например, такую директиву: «Обязать ОГПУ в течение 10 дней добыть (! – Е. О.) от 1 до 2 млн рублей валюты»[895]. Сумма немалая, а срок дан небольшой. У Торгсина был собственный валютный план, и тоже немалый.
И ОГПУ, и Торгсин трудились на благо индустриализации, но при общности валютных задач они использовали разные методы. В короткий период существования легального валютного рынка в первой половине 1920-х годов советские граждане могли практически свободно купить и продать золото и валюту. Начало форсированной индустриализации привело к краху легальных валютных отношений. Хотя в стране продолжали работать пункты золотоскупки, где желающие могли продать ценности государству по «твердому курсу», но в условиях развивавшейся инфляции немногие хотели обменивать реальные ценности на обесценивавшиеся рубли: в период карточной системы и натурализации черного рынка на них мало что можно было купить. Слабость экономических стимулов восполнялась насилием против «укрывателей валюты»: ОГПУ проводило аресты, обыски, конфискации и расстрелы. Торгсину не нужно было применять насилие. В обмен на золото он предлагал населению бесценные в условиях голода продукты и товары. Поэтому в то время, когда сотрудники ОГПУ с наганом в руке гонялись за «держателями золота» и «валютными спекулянтами», те осаждали магазины Торгсина, умоляя принять драгоценности в обмен на продукты. Эта вынужденная добровольность превращала Торгсин в удачливого валютного соперника ОГПУ.
А что, если превратить соперника в помощника? Неизвестно, кому первому в ОГПУ пришла идея использовать Торгсин для выполнения плана «добычи» валюты – скорее всего, определенного автора не было, а практика развивалась стихийно; ее воплощение в жизнь не заставило ждать. Агенты ОГПУ стали следить за покупателями Торгсина, выискивая «держателей золота», а затем привычными методами – угрозы, аресты, обыски и конфискации – заставляли их отдать ценности государству. Одни агенты соблюдали конспирацию – следили за покупателями скрытно, устанавливая место жительства, а потом приходили с обыском. Другие работали «топорно». С оружием в руках они врывались в магазин, арестовывали людей прямо у прилавка, у кассы или на выходе, отбирали наличную валюту, а вместе с ней и купленные в Торгсине товары. В магазине начиналась паника, покупатели разбегались кто куда и некоторое время в магазин носа не показывали, а те немногие, кто остался, требовали вернуть их ценности. Со всех концов страны в Правление Торгсина поступали жалобы на действия местных представительств ОГПУ.
Наиболее ранние из найденных мной жалоб на противоправные действия ОГПУ относятся к осени 1931 года, то есть самому началу работы Торгсина с советскими покупателями. Так, Новороссийское отделение Торгсина жаловалось на увеличение числа случаев конфискации милицией[896] товаров, купленных в Торгсине, несмотря на то что люди предъявляли квитанции, подтверждавшие легальность покупки. Пользуясь разрешением своего Экономического управления, сотрудники ОГПУ изымали золотые и серебряные предметы домашнего обихода[897]. Конторы Торгсина требовали, чтобы Правление добилось от правительства приказа о прекращении антиторгсиновских акций ОГПУ[898].
Действия ОГПУ в начальный период работы торгсинов можно списать на плохую информированность его местных представителей, инерцию и неразбериху, которые сопровождали создание необычной организации «Торгсин». По сути ведь произошло неслыханное. Руководство страны фактически поступилось принципом государственной валютной монополии, разрешив людям использовать ценности и валюту в качестве средства платежа. Даже валютный рынок нэпа не имел подобной привилегии. Столь резкий поворот валютной политики застиг врасплох не только местные органы ОГПУ. Финансовая инспекция также отбирала товары, купленные в Торгсине[899]. Требовалось время для того, чтобы местная власть свыклась с мыслью о законности валютных операций Торгсина.
В начале 1932 года ЦК партии разослал в регионы директиву и письмо Сталина о содействии Торгсину[900]. Вышло правительственное постановление, требовавшее, чтобы ОГПУ проводило свои операции, не подрывая работы Торгсина[901]. Руководство Наркомата торговли, в чьем ведении находился Торгсин, провело переговоры с Экономическим управлением ОГПУ, то разослало на места циркуляры, разъяснявшие, что Торгсин имел право продавать на «эффективную», то есть несоветскую валюту