. Его товарные остатки сократились с 45 млн рублей на 1 апреля 1934 года до 19 млн рублей по расчетам на 1 октября[1282]. Государству это было в убыток, так как бывшие экспортные товары, за которые можно было бы получить валюту, после передачи в обычную торговую сеть продавались по рублевым ценам внутренней торговли[1283]. В конце 1935 года СНК обязал Торгсин отдать весь оставшийся аппарат, включая работников центральной и областных контор, Наркомату внутренней торговли СССР[1284].
Хотя слухи о закрытии Торгсина ходили по стране, население, видимо, до конца не верило, что это произойдет. Постановление правительства о ликвидации Торгсина многих застало врасплох. На момент публикации постановления более 80 тысяч человек в стране имели неиспользованные книжки на сумму 3,5 млн золотых рублей[1285]. Больше половины этих людей жили в Москве и Ленинграде[1286]. С конца ноября 1935 года и до закрытия Торгсин переживал торговый ренессанс. Региональные конторы в донесениях Правлению сообщали о «паническом отоваривании». Показателем паники был и сброс на черном рынке неиспользованных торгсиновских денег, что привело к снижению обменного курса торгсиновского рубля[1287]. Правительство тоже не хотело упустить свой шанс и, как уже отмечалось ранее, под занавес резко повысило цены на товары в Торгсине[1288].
В декабре 1935 года руководство Торгсина, отмечая неслыханный ажиотаж населения, просило правительство поддержать их товарами[1289]. С середины ноября Торгсин уже не принимал чекан, драгоценные металлы и камни. Высокие показатели валютных поступлений в последние месяцы торговли были исключительно результатом сброса населением иностранной валюты. После официального объявления о закрытии Торгсина число сдатчиков наличной валюты резко выросло. До середины ноября 1935 года, то есть до публикации постановления о закрытии Торгсина, среднемесячное поступление наличной иностранной валюты составляло 528 тыс. рублей, а после публикации выросло почти в 5 раз, составив в среднем 2,6 млн рублей в месяц[1290]. За последние два с половиной месяца работы Торгсина люди сдали наличной иностранной валюты на миллион золотых рублей больше (6,5 млн рублей), чем за десять с половиной месяцев его работы с начала 1935 года (5,5 млн рублей)[1291]. Возможно, под занавес работы Торгсина население сбросило если не всю, то почти всю оставшуюся в кубышках иностранную валюту, ведь закрытие Торгсина радикально ограничивало возможность легального использования долларов, фунтов, марок и прочих иностранных денег, накопленных населением в период валютных послаблений. Надо было торопиться потратить их с пользой.
За время своего существования Торгсин собрал наличной иностранной валюты на сумму 42,4 млн золотых рублей (без переводов из-за границы). В этой сумме была и валюта иностранцев, находившихся в СССР, но, учитывая их относительно небольшое количество, а также то, что у иностранных граждан было больше возможностей приобрести продукты и товары вне Торгсина (Инснаб[1292], товарные посылки, поездки за границу), можно утверждать, что львиная доля этой наличной валюты поступила в Торгсин из личных накоплений советских граждан[1293]. Цифра – более 42 млн рублей наличной иностранной валюты, собранной Торгсином, или, исходя из официального обменного курса, более 20 млн долларов США – может служить мерилом работы черного валютного рынка первой половины 1930-х годов. Наличная иностранная валюта, поступившая в Торгсин из внутренних источников, то есть из сбережений советских граждан и иностранцев, проживавших в СССР, по сумме лишь немногим уступила денежным переводам из-за границы (46,7 млн рублей, табл. 24).
Настало время оценить общие итоги работы Торгсина. Индустриализация и голод определили его историю: валютные нужды промышленного рывка привели к рождению Торгсина, голод объясняет бурный, но короткий расцвет его торговли. Торгсин выполнил свой долг перед индустриализацией. Он добыл ценностей на сумму более 287 млн рублей (по цене скупки), что было эквивалентом 222,7 тонн чистого золота (исходя из скупочной цены Торгсина на золото). Этот условный золотой тоннаж, выраженный в мировых ценах золота, стоил без малого 200 млн долларов США (см. объяснения к табл. 25). Но не переводы из-за границы и не валюта иностранцев, пребывавших в СССР, определили валютный успех Торгсина[1294]. Бытовые ценности советских граждан (украшения, предметы утвари и безделицы, царские монеты) составили почти 70 % всей его скупки, а с учетом иностранной валюты, попавшей в Торгсин из советских карманов, «гражданский вклад» превысит 80 % (табл. 24). Название «Торгсин» – «Торговля с иностранцами» – звучит фальшиво. Следовало назвать это валютное предприятие «Торгссовлюд» – «Торговля с советскими людьми» или «Торгссоо» – «Торговля с соотечественниками»[1295]. В этом и заключается, возможно, главная тайна Торгсина. Он был не только созданием советского руководства, но и детищем советских людей, которые, спасая себя от голода, порой неосознанно, а порой и против своей воли, помогали делу индустриализации. Печально рекордным стал страшный 1933 год. Валютный урожай двух голодных лет, 1932–1933, составил почти 60 % всех ценностей Торгсина (по скупочной стоимости, табл. 25). Для поколения 1930-х годов, заложников индустриальных амбиций сталинской власти, значение Торгсина состояло в том, что он дал миллионам людей возможность выжить.
Глава 3Тайны Торгсина
Философский камень. Скрытая конвертация рубля. Обогнав экспорт хлеба и нефти. Парадокс убыточности. Дешевле золота ГУЛАГа
Торгсин ничего не вывозил за рубеж, но тем не менее считался экспортной организацией, потому что, так же как Экспортхлеб, Экспортлес, Экспортнефть и другие советские экспортные объединения, обращал товарные ресурсы страны в валюту. Условия, в которых работал Торгсин, благоприятствовали его валютному успеху. Во-первых, в отличие от других экспортеров, он экономил на расходах по перевозке товаров за границу, их страховке и хранению за рубежом, содержанию экспортного аппарата и пр.[1296] Во-вторых, цены продажи на товары он назначал, не оглядываясь на мировой экономический кризис и не боясь конкуренции на мировом рынке, ведь продавал Торгсин у себя дома, где царили дефицит, голод и государственная монополия ценообразования. Советский покупатель не привередничал.
Сравнение Торгсина с другими советскими экспортерами раскрывает одну из его главных тайн. Секретный финальный отчет, подготовленный в декабре 1935 года, сообщал: «Если бы проданные Торгсином товары были бы экспортированы за границу, то за них можно было выручить максимум (курсив мой. – Е. О.) по реализационным ценам „фоб“ 83,3 млн руб.»[1297]. Торгсин же продал эти товары покупателям за 275 млн рублей. Составители финального отчета по сути признались, что обманули покупателей. В обмен на золото, серебро, платину, бриллианты и валюту, которые по цене скупки стоили 287,3 млн рублей (их реализационная стоимость на мировом рынке была и того выше), люди получили товаров (в ценах советского экспорта) всего лишь на 83,3 млн рублей. Иными словами, за каждые три с половиной золотых рубля ценностей покупатель в Торгсине получал товаров только на один рубль! Разрыв немалый. Но даже если бы Торгсин за каждый рубль ценностей отдавал своим клиентам товаров на несколько рублей, государство все равно выгадало бы, потому как не могло за рубли купить за границей горы драгоценностей и валюты. Торгсин, подобно философскому камню, обращавшему в золото неблагородные металлы, превращал в валюту неконвертируемые советские рубли, черный хлеб и селедку да нехитрый ширпотреб.
Финальный отчет Торгсина также сообщал, что для получения той суммы валютных ценностей, которую собрал Торгсин, потребовалось бы дополнительно продать за границей экспортных товаров на сумму 17,6 млрд рублей (в розничных ценах внутренней советской торговли)[1298]. Представьте масштабы возможного дополнительного вывоза сырья и продовольствия из голодавшей страны. У медали, как всегда, оказалось две стороны: бесспорная валютная заинтересованность государства в Торгсине, но и, несмотря на хищнический характер сделки по обмену продовольствия на драгоценности, полезность Торгсина для общества. Пытайся руководство страны вместо Торгсина добывать валюту, выбрасывая за бесценок все больше ресурсов за границу, масштабы голодной трагедии оказались бы еще более значительными.
Документы позволяют оценить валютную эффективность Торгсина. Для этого сравним рублевые расходы государства на Торгсин с полученным им валютным приходом (табл. 26, п. 6). Как и следовало ожидать, период массового голода стал временем наивысшей рентабельности. В 1933 году, чтобы получить золотой рубль ценностей, государство затрачивало немногим более 4 простых советских рублей[1299]. С нормализацией продовольственной ситуации в стране и падением потребительского интереса к Торгсину стала снижаться и его валютная рентабельность. В 1934 году, чтобы получить один золотой рубль ценностей, государство затрачивало более 6 рублей, а в 1935 году – около 10 рублей (