табл. 26, п. 6)[1300]. В среднем за 1932–1935 годы «добыча» одного золотого рубля в Торгсине обходилась государству в 6 простых советских рублей.
Для образности проведем еще одно сравнение. Скупочная стоимость ценностей, которые Торгсин получил от населения в 1933 году, после вычета расходов на импорт, являлась эквивалентом 86,2 тонн чистого золота (табл. 26, п. 4в). Исходя из существовавшей в то время мировой цены золота (66,5 центов за грамм чистоты) этот условный золотой тоннаж стоил 57,3 млн долларов США. Сопоставьте эту сумму с рублевыми затратами государства в тот год на Торгсин – 452,8 млн рублей (табл. 26, п. 3): благодаря Торгсину в 1933 году советское руководство обратило мало кому нужные на Западе[1301] советские рубли в валюту по курсу около 8 рублей за доллар США. Хотя это было выше официального обменного курса, установленного советским правительством «для внутреннего пользования», но кто бы на Западе стал менять Сталину рубли на доллары по этому или другому даже более высокому курсу? Торгсин сделал подобную конвертацию рубля возможной.
Значение Торгсина для индустриализации огромно. Ценности, которые купил Торгсин, покрыли (по их скупочной стоимости) более пятой части затрат на импортные закупки 1932–1935 годов – решающих лет промышленного рывка (табл. 27). В голодном 1933 году ценности Торгсина позволили государству оплатить почти треть, в 1934 – более четверти, а в 1935 году – почти пятую часть советского импорта промышленного оборудования, сырья и технологий. Вклад Торгсина в оплату импортных промышленных поставок на деле был и того больше, так как СССР продавал ценности Торгсина на мировом рынке выше их скупочной стоимости. Торгсин стал огромным подспорьем для буксовавшего советского экспорта: в голодном 1933 году валюта, добытая Торгсином, равнялась более четверти валютной выручки страны от экспорта хлеба, нефти, леса и другого сырья и продовольствия (табл. 27). К тому же Торгсин ничего и не вывозил за рубеж, а продал эти товары голодавшему населению в СССР. По признанию финального отчета, «привлеченной» через Торгсин валюты хватило, чтобы покрыть стоимость импортного оборудования для десяти гигантов социалистической промышленности: Горьковского автозавода (43,2 млн руб.), Сталинградского тракторного (35 млн руб.), Автозавода им. Сталина (27,9 млн руб.), Днепростроя (31 млн руб.), Господшипника (22,5 млн руб.), Челябинского тракторного (23 млн руб.), Харьковского тракторного (15,3 млн руб.), Магнитки (44 млн руб.), Кузнецка (25,9 млн руб.) и Уралмаша (15 млн руб.)[1302].
Торгсин был единственным экспортным объединением Наркомвнешторга, от которого руководство страны ожидало валютную отдачу существенно выше капитальных вложений[1303]. В 1932 году по объемам валютной выручки Торгсин занимал четвертое место среди советских экспортеров, уступая лишь главным статьям советского экспорта – нефти, зерну и лесу (табл. 28). В 1933 году, по причине голода в стране, он вышел на первое место, обогнав и эти, по замыслу творцов, главные валютные источники финансирования индустриализации. Финальный отчет утверждал, что в 1934 и 1935 годах Торгсин стабильно сохранял второе место среди экспортных объединений Наркомвнешторга СССР, уступая только экспорту нефти[1304].
В 1933 году Торгсин был впереди всех советских экспортных объединений не только по сумме полученной валюты, но и по «валютной эффективности экспорта» – показателю отношения экспортной цены товаров к их себестоимости[1305]. В 1933 году советский экспорт зерна был убыточен, а в Торгсине хлеб среди товаров имел самую высокую валютную рентабельность. В первом полугодии 1933 года выручка Торгсина по хлебофуражным товарам (39,2 млн зол. руб.) превысила их экспортную цену (7,6 млн руб.) более чем в пять раз! По остальным продовольственным товарам выручка Торгсина (12 млн руб.) в 4,6 раза превышала их экспортную цену (2,6 млн руб.). Во второй половине 1933 года с отступлением голода и резким снижением цен на продовольствие в Торгсине разрыв сократился[1306], но оставался значительным: в среднем в тот год по хлебофуражным товарам Торгсин выручил 62,6 млн рублей при их экспортной цене 14,2 млн рублей, по остальным продовольственным товарам соотношение было (соответственно) 20,6 млн рублей и 6 млн рублей. Сопоставление цен на товары в Торгсине с ценами экспорта позволило его экономистам утверждать, что в 1933 году Торгсин получил на 78 млн золотых рублей больше, чем могли бы получить за эти товары советские экспортеры, продав их за рубежом[1307]. Но с улучшением товарной ситуации в стране, падением цен в Торгсине и интереса покупателей к его торговле «валютная эффективность» продаж продовольствия в 1934 и 1935 годах упала[1308].
Руководство Торгсина утверждало, что в 1933 году на каждый рубль затрат Торгсин приносил государству валюты больше, чем другие экспортные объединения. Существенно больше[1309]. По данным Валютно-финансового сектора Наркомвнешторга, в 1933 году советский экспорт (по всем объединениям НКВТ) в среднем приносил не более 15 золотых копеек на рубль затрат, а без нефти – только 13 копеек[1310]. По подсчетам его экономистов, валютная рентабельность операций Торгсина за первые три квартала 1933 года составила 34 золотые копейки, то есть была более чем в два раза выше средней рентабельности советского экспорта. В среднем за 1933 год, по моим расчетам (табл. 26, п. 7), валютная отдача операций Торгсина составила 25 золотых копеек, в 1934 – 16 золотых копеек, а за 9 месяцев 1935 года – 10 золотых копеек на рубль затрат. Согласно финальному отчету, в среднем за 1932–1935 годы на каждый рубль затрат Торгсин принес государству 17,6 золотых копеек валютных ценностей[1311]. Относительно высокая, в сравнении с другими экспортными объединениями, валютная рентабельность Торгсина служила оправданием его огромных рублевых затрат и позволила руководителям Торгсина в 1933 году даже требовать от правительства разрешить ему издержки обращения в размере до 420 % выручки[1312].
Настало время огорошить читателя. Несмотря на относительно высокую валютную рентабельность, Торгсин как торговое предприятие был убыточным. В этом – еще одна из многих его тайн. Для понимания феномена убыточности необходимо разграничить валютную и торговую рублевую деятельности Торгсина. Валютная эффективность Торгсина, о которой говорилось до сих пор, либо определялась тем, насколько цены на товары в его магазинах превосходили их экспортные цены, либо тем, сколько ценностей – золота, серебра, бриллиантов и иностранной валюты – Торгсин собрал на каждый советский рубль, потраченный на него государством. Но ведь Торгсин был не только организацией, собиравшей валюту, но и предприятием внутренней торговли – он продавал товары населению. Эффективность Торгсина как торгового предприятия определялась соотношением расходов по торговой деятельности и доходов от его торговли.
Будь Торгсин частным предприятием, его владельцы обогатились бы. Скупленного золота, серебра, бриллиантов, валюты с лихвой хватило бы, чтобы покрыть расходы этого торгового предприятия и обеспечить прибыль владельцам. Но советская действительность определялась другими законами. Торгсин работал не на себя, а на государство, на индустриализацию. Он не имел права использовать скупленные ценности на покрытие расходов своей деятельности и свою прибыль как торгового предприятия. Все ценности уходили в Госбанк, то есть государству. Госбанк начислял на счет Торгсина лишь рублевую стоимость скупленных ценностей, которую Торгсин должен был использовать для закупки товаров у промышленности. На покрытие издержек обращения Торгсина также шла его выручка от продажи товаров населению. Запрет использовать валютные ценности для покрытия расходов его деятельности стал главной причиной торговой нерентабельности Торгсина. Опережая по валютной рентабельности экспортные объединения страны, по торговой эффективности Торгсин отставал от других видов советской торговли.
Анализ статистики свидетельствует, что затраты на Торгсин (табл. 26, п. 3) существенно превышали доходы от его торговли (табл. 26, п. 5). «Как же так, – спросит читатель, – люди платили за товары втридорога, в несколько раз больше экспортных цен, но тем не менее Торгсин торговал себе в убыток?» Да, это так. И это свидетельство того, что советское сырье и продовольствие в условиях мирового экономического кризиса уходили за границу за бесценок. Неслучайно в 1933 году правительство запретило публиковать в печати сведения о стоимости экспортных товаров[1313]. Торговая убыточность Торгсина была результатом его раздутого аппарата, ограниченного круга покупателей и закрытого характера его товарно-денежного обращения, а также неизбежного в условиях нормализации товарной ситуации в стране снижения цен. Поговорим о каждой из этих причин.
В результате развертывания «глубинной торговой сети» Торгсин стал нести бремя огромных издержек обращения. В I квартале 1933 года у Торгсина было 684 торговые точки, а к осени – уже 1400. Значительную их часть составляли небольшие магазинчики и лавчонки, разбросанные по огромной стране и отдаленные от центров и железных дорог порой на сотни километров