«распухшим от лососины» и «набитым валютой» иностранцам,
приличнейший тихий старичок, одетый бедно, но чистенько, старичок, покупавший три миндальных пирожных в кондитерском отделении, вдруг преобразился. Глаза его сверкнули боевым огнем, он побагровел, швырнул кулечек с пирожными на пол и крикнул: – Правда! – детским тонким голосом. Затем он выхватил поднос, сбросив с него остатки погубленной Бегемотом шоколадной эйфелевой башни, взмахнул им, левой рукой сорвал с иностранца шляпу, а правой с размаху ударил подносом плашмя иностранца по плешивой голове…[1348]
Путешествие в интернет открыло еще один и для этой книги последний парадокс Торгсина. Его магазины закрыли в 1936 году[1349], но Торгсин дожил до нашего времени. И не только в исторической памяти знавших его поколений. Под вывеской «Торгсин» в период рыночных реформ правительства Б. Н. Ельцина общества с ограниченной ответственностью, интернет-магазины, торговые дома в Москве, Калининграде, Новосибирске, Екатеринбурге, Обнинске, Киеве, Санкт-Петербурге, Мурманске, Ростове-на-Дону, Оренбурге, бухте Находка, в поселке «Коммунарка» и других городах и весях постсоветского пространства продавали мебель, сотовые телефоны, медикаменты, продукты, брус и вагонку[1350]. Были и книжные издательства, и даже футбольная команда «Торгсин»[1351]. В 1990-е годы продовольственный магазин в здании на Смоленской площади, где когда-то располагался торгсин, увековеченный Булгаковым в «Мастере и Маргарите», даже восстановил прежнюю вывеску. С наступлением эры капитализма в России бренд «Торгсин», порой вместе с изображением Меркурия – бога торговли и барыша, оказался востребованным. Однако, в отличие от сталинского руководства, которое так и не перебороло идейного неприятия Торгсина, бренд «Торгсин» в наши дни выглядит привлекательно как для потребителя, так и для предпринимателей. Он эксплуатирует валютный элитный образ Торгсина из прошлого, его особость. Призыв к покупателю, закодированный в этом имени, понятен – «Если вы хотите купить товары мирового класса, достаточно прийти в наш магазин»[1352]. Как сказал поэт, «у каждой эпохи свои подрастают леса».
«Былое нельзя воротить», но как историку мне жаль, что нельзя «хоть на четверть часа» заглянуть в тот, навсегда ушедший Торгсин из детства моих родителей.
Часть 5Лаборатория исследования
Глава 1Бедность историографии при изобилии источников
Региональные архивы в ожидании исследователей. Какое ведомство не участвовало в работе Торгсина? Шпиономания и источниковедение. Жертвы Голодомора свидетельствуют
Обычно источниковедческие и историографические главы стоят в начале книги. Я решила пойти против этой традиции и поставить их в конец. Одной из причин такого решения была боязнь отпугнуть академическими сюжетами неискушенных читателей. Мне хотелось, чтобы они сначала увлеклись темой Торгсина и, как следствие, захотели узнать об архивных источниках и академических дебатах. Но была и другая причина подобного решения. Каждый исследователь знает, что все вступительные главы пишутся в конце работы, когда материал уже осмыслен, книга написана, а выводы кристаллизовались. Следуя этой логике, я хотела, чтобы читатели подошли к заключительной части книги и выводам автора, «вооруженные фактами».
Сотни книг и статей написаны о советской индустриализации, но в них нет Торгсина. В лучшем случае вскользь упомянут: мол, был такой Торгсин. В многотомном фундаментальном труде «История социалистической экономики СССР» Торгсину уделено две строчки[1353]. Столь же немногословно о Торгсине сообщали и советские экономисты – первые исследователи советской торговли[1354]. В лучшем случае, отмечая роль Торгсина в достижении валютной независимости СССР, они приводили итоговый показатель его работы по скупке ценностей. Западные исследователи советской индустриализации до недавнего времени тоже лишь вскользь упоминали Торгсин[1355]. Имя «Торгсин» часто встречается в мемуарах о 1930-х годах и художественной литературе, основанной на личных воспоминаниях о том периоде времени. Эти работы сильны эмоциональной насыщенностью и незаменимы как источник изучения личного восприятия. Однако люди, жившие в 1930-е годы, понимая значение Торгсина в спасении от голода их самих и близких им людей, вряд ли могли оценить экономическую роль Торгсина для промышленного развития страны и его значимость для общества в целом. Для них Торгсин так и остался эпизодом личной биографии, трагедией или победой отдельной семьи. Для последующих поколений советских людей Торгсин превратился в курьезный эпизод похождений Коровьева и Бегемота в булгаковской Москве[1356].
Первой специальной работой о Торгсине была моя статья, которая вышла в 1995 году[1357], а первое региональное исследование социальной истории Торгсина вышло на Украине в 2003 году[1358]. То, что именно Украина среди бывших республик СССР первой обратилась к этой теме, вряд ли случайно. История Голодомора занимает центральное место в современной украинской историографии. Во время массового голода 1932–1933 годов там погибли миллионы людей, но многие выжили благодаря Торгсину. Торгсин для украинцев – часть национальной трагедии, именно поэтому в первом украинском исследовании о Торгсине столь силен эмоционально-обличительный тон.
В момент расцвета своей деятельности Торгсин имел более полутора тысяч магазинов по всей огромной стране. Конторы Торгсина работали во всех союзных республиках, а также краях и областях РСФСР, а значит, остаются десятки «неподнятых» архивов. Мои запросы в архивы Дальнего Востока, Сибири, Средней Азии, Ленинградской и Смоленской областей свидетельствуют об обилии материалов, которые ждут исследователей. Хочется верить, что эта книга вдохновит новых авторов на создание региональной истории Торгсина[1359].
Эта книга – первое социально-экономическое исследование деятельности Торгсина в масштабе всего Советского Союза. Главным для работы стал фонд Правления «Всесоюзного объединения „Торгсин“» в Российском государственном архиве экономики. Небольшой по объему – всего несколько сот дел – он представляет концентрацию материалов (приказы, протоколы, циркуляры, переписка, планы и отчеты, распоряжения, материалы проверок, прейскуранты, конъюнктурные обзоры, справки, жалобы и др.), где практически нет неинтересных или малозначимых документов. Состав этого фонда многоведомственный. Он включает материалы партийных и правительственных органов, регулировавших деятельность Торгсина; наркоматов, связанных с решением валютных и импортно-экспортных вопросов, документы Правления Торгсина. Этот фонд не только показывает работу центрального руководства, но и, будучи сосредоточием материалов, поступавших в Правление из региональных контор, позволяет исследовать и развитие событий на местах. В фонде также содержатся письма советских людей о Торгсине, материалы публикаций о нем в СССР и за рубежом, переписка с его иностранными представительствами и др.
В дополнение к материалам, сохранившимся в центральном фонде Правления Торгсина в Москве, в этой книге использованы и архивы его некоторых региональных контор: Московской областной (Центральный государственный архив Московской области), Ленинградской/Северо-Западной (Ленинградский областной государственный архив в г. Выборге), Западной/Смоленской (Государственный архив Смоленской области) и среднеазиатских (Центральный государственный архив Республики Узбекистан[1360]). В выборе контор сыграли роль как значительность объема их архивных фондов, так и возможность получить к ним доступ. Состав контор оказался очень удачным: в нем есть и столичные городские (Москва и Ленинград), и преимущественно крестьянская (Западная/Смоленская контора), а также обширный материал с национальной спецификой (Средняя Азия). Привлечение республиканских и областных архивов позволило усилить социальный и региональный аспекты исследования деятельности Торгсина и даже показать некоторые национальные особенности его работы.
Документальный состав архивных фондов региональных контор Торгсина отчасти отражает структуру центрального фонда его Правления. Там есть директивные документы правительства и руководства Торгсина, которые рассылались на места, а также текущие материалы, которые конторы собирали по требованию Правления. Фонды региональных контор, взятые в отдельности, не могут показать общую картину по стране, но они превосходят материалы Правления по количеству документов, детальности и масштабу показа работы Торгсина в данном регионе. Иными словами, материалы центрального архива Правления позволяют увидеть целое, тогда как региональные архивы его контор показывают частное и особое, присущее конкретному региону.
Трудно назвать центральное партийное или государственное ведомство первой половины 1930-х годов, которое не участвовало бы в работе Торгсина. Политбюро и Совнарком, промышленные, торговые и финансовые наркоматы, банки, суды, комиссии партийного и государственного контроля, дипломатические службы, ОГПУ/НКВД и многие другие организации внесли свою лепту в работу Торгсина и сами испытали его влияние. Эта книга рассказывает историю Торгсина в системе многосторонних и взаимозависимых связей партийных, государственных и общественных организаций. Для этого использованы многие, в том числе уникальные и ранее недоступные документы, сохранившиеся в центральных архивах России: материалы особых папок заседаний Политбюро ЦК ВКП(б) и советского правительства, наркоматов внешней торговли и финансов, Государственного банка и золотодобывающей промышленности СССР и др.