— Но мы можем использовать его облеты, — сказал Билл, прерывая поток ее фантазий. — В это время Дантракс ищет коров, чтобы пообедать, и людей, чтобы запугать.
— А, он ест коров, — констатировала Летти, улыбнувшись. — И мы отравим корову. Резонно.
— Нет! — отрезал Билл, безапелляционный даже с Летти.
Чуда подумала, что он уже получает удовольствие от власти. И это встревожило бы ее всерьез, если бы не мысли об острове, о многих днях наедине с драконом…
— Откуда нам знать, какую корову выберет Дантракс? — сказал Билл. — Отравить всех у озера мы не сможем. Их слишком много. Потому остается одно. А именно то, что драконы любят больше коров и запугивания слабых. Что же это?
Билл напомнил Чуде профессора, увлеченного лекцией, вдохновенно вещающего о любимом предмете исследований.
Балур открыл рот.
— Золото! — опередил ящера Билл — как и ожидала Чуда. — Они жаждут золота. И когда Дантракс увидит золото, то примчится мгновенно.
Повисла тишина. К своему удивлению, Чуда обнаружила, что улыбается посреди этой тишины. Ведь и в самом деле — без малого гениально! Это дошло и до Балура, судя по страху в его глазах, и до Летти, понявшей, что чересчур много позволила парнишке-фермеру, и до него самого, широко и беззастенчиво ухмыляющегося. Биллу стоило немалых усилий подвести компанию к центральному пункту плана — и он знал, с каким трудом этот пункт уложится в головах. Билл просчитал их реакцию наперед.
— Мы имеем отдать ему наше золото? — почти робко спросил Балур.
«Ха, неужели ты возразишь? Ты ведь целиком подписался на новую авантюру. Поставил на Билла все».
— Мы используем наше золото как наживку, — заявил Билл с безжалостным спокойствием.
— Но когда рыба съедает наживку, той суть больше не имеется, — возразил ящер.
— А куда дракон унесет золото? — спросил Билл, по-прежнему ухмыляясь. — На остров. А куда направляемся мы?
— Ага, имею понимать, — пробормотал просветленный вдруг ящер.
— Но как мы попадем туда? — спросила еще не достигшая просветления Чуда.
— Ха! — Билл лукаво поглядел на тавматобиолога, затем перевел взгляд на Летти и спросил: — Догадайтесь, кто будет сидеть в сокровище, вооруженный флягами с зельем из уют-травы?
Балур раскрыл пасть и молча закрыл ее.
— Ты хочешь спрятаться среди золота? — удивленно спросила Чуда.
Да, идея несложная. И кажется донельзя простой. Но часто простое в теории оказывается никуда не годным на практике. К примеру, есть старый рецепт вырывания зуба: привязать его к дверной ручке и резко захлопнуть дверь. Все слышали — но кто пробовал?
— Ты хочешь, чтобы Дантракс отнес тебя на остров сам?
Биллу хватило скромности показаться в этот миг слегка смущенным.
— Э-э, ну, на самом деле — не только меня, но и Летти.
Чуда усилием воли подавила желание закатить в отчаянии глаза.
— Что? — прорычал Балур, мгновенно заводясь. — Ты ищешь украсть еще один мой подвиг? Хочешь забрать мою праведную славу?
— Нет, конечно нет! — поспешно заверил Билл, впервые за последний час выглядящий сконфуженным. — Причина, по которой только я и Летти… в общем, причины две: прежде всего, мы достаточно маленькие, чтобы втиснуться в сундук вместе. Ты не поместишься. А вторая связана с тем, что попасть на остров — не самое сложное.
— Не самое? — спросила Летти, похоже все больше жалеющая, что доверилась фермеру Биллу.
— Самое трудное — это убраться с острова.
Билл поглядел на Балура и улыбнулся.
— Потому я и хочу, чтобы ты угнал у стражи бронированный корабль.
34. Сундук мертвеца
В своей жизни Летти приняла много прискорбно неверных решений. Например, однажды она презрительно спросила атамана огромного бандитского сборища: «Значит, эта жалкая горстка голодранцев — твоя армия?» Хотя знала, что под рукой атамана — десять тысяч умелых, хорошо оснащенных бойцов. А еще Летти случилось пойти на свидание с полутроллем. И допустить Балура на кухню. Как результат — в жизненном опыте Летти возник список поступков, которые никогда нельзя повторять даже под угрозой сваренного Балуром карри. Однако список оставался умеренным и удлинялся с благоразумно малой скоростью. Летти была жива и здорова — в отличие от очень многих коллег.
Но, несмотря на огромный опыт выживания и множество оставленных за спиной миль, Летти всерьез опасалась, что затея Билла станет финальным пунктом списка.
Сундук стоял посреди широкой поляны. Лучше всего его описывало слово «солидный». Дубовые доски, железные полосы, шесть футов в длину, пять — в ширину. Сундук притащил некий фермер, уложивший в это чудовище все пожитки и взгромоздивший его на телегу, едва не надорвав пуп лошаденке, вынужденной волочь монстра. Тот излучал ауру древности и был здорово истерт за многие годы пользования. Любимое семейное сокровище. Такое не бросают. В дерево врезаны инициалы, от времени уже неразличимые. И тем не менее сундук отдали по первому слову Билла, а все пожитки бесцеремонно высыпали в телегу. Но фермер выглядел довольным. Его жена все твердила про необыкновенную честь. А сын с дочерью немо стояли и восхищенно таращили на Билла ошалелые от обожания глаза.
Билл, пожалуй, смутился по-настоящему — хотя, вероятно, и не так сильно, как мог бы неделю назад.
И вот он склонился над сундуком, погруженный в приготовления.
— Если эта штука убьет меня, вина целиком на тебе, — заметила Летти.
Билл вздрогнул, поглядел на нее, оторвавшись от своего занятия, — похоже, не услышал, как она подошла. Летти покачала головой. Из них двоих она воистину как лев среди агнцев, и при этом лишь она по-настоящему обеспокоена.
— Да не должна, — заверил Билл, искренний, как божий день. — Я обил стены всеми тряпками, какие смог найти. При долгом падении, конечно, не спасет, но смягчит существенно. Притом дубовые доски в стенках — толщиной в три дюйма. Дантракс не расплющит, когда схватит. Чуда так подсчитала. Да и не захочет он. Балур с Чудой изобразят, будто барахло прямо вываливается наружу — ну, ожерелья всякие и прочее.
Сундук лежал, окруженный мешками добытого с таким трудом золота. Пара мешков слегка приоткрылась, и золото сверкало на солнце. Его вид причинял Летти почти физическую боль. Сами, по своей воле — и отдадут. Выбросят.
Конечно, она понимала зачем. Это вложение капитала. Способ удвоить выручку. Но все равно душа болит и ноет, будто после очередного прискорбно неверного решения.
— А если явится кто-то другой? Не Дантракс?
— Тогда Балур ему отсоветует к нам приближаться, — заметил Билл, снова глядя на сундук.
Летти скривилась. Вряд ли Билл понимает, что именно Балур имеет в виду под словом «отсоветовать». Хотя часть Летти — причем большая, если уж честно, — совсем не хотела, чтобы Билл понял. Нельзя допускать, чтобы Балур быстро заразил парня цинизмом и жестокостью. А лучше, чтобы не заразил вообще.
Вдруг Летти улыбнулась. Не чудесно ли: сама загнала Билла на роль вождя секты и изобретателя планов грабежа — но не хочет, чтобы он сделался циничным и жестоким. Ох ты ж, святые боги!
Билл заметил ее улыбку — и, конечно же, понял по-своему.
— Видишь, — сказал он, — главное — отважиться! Так держать!
Летти улыбнулась снова. Он такой наивный. Надо снова в чем-нибудь усомниться, а то еще примется нахваливать, подбадривая.
— А ты уверен, что можно оставить Балура с Фиркином во главе толпы? Ты же помнишь, что вышло в прошлый раз.
— С ними теперь будет Чуда.
— Конечно, она ведь зарекомендовала себя очень надежным партнером, — сказала Летти, смеясь.
— Я подумал: будет лучше, если она попадет на остров после того, как Дантракс беспробудно заснет, — заметил Билл, не глядя подруге в лицо.
Может, не такой уж он и наивный? Увы, все растет и портится. Тут и Балурова влияния не надо.
От сомнений в невинности Билла Летти спасло появление Чуды и громыхающей тавматургической повозки.
— Думаю, я сделала все нужное для вас, — объявила тавматобиолог с радостной улыбкой.
Радость насторожила Летти. В общем-то, реакция Летти на чужое веселье нередко пугала всех вокруг. У нее был пунктик насчет похабных ухмылок. Слишком много их она повидала. При виде самодовольно кривящихся губ ей очень хотелось лишить их хозяина мужских достоинств.
Тавматургическая повозка лязгнула и остановилась рядом с хозяйкой. Чуда принялась осторожно выгружать стеклянную посуду.
— И что это? — спросила Летти.
Не то чтобы она не знала ответа… Но ей предстояло залезть в тесный ящик, который могут швырнуть далеко и сильно. Идея сунуть туда еще и хрупкие бутыли, полные мощного наркотика, не добавляла надежды и спокойствия.
— Зелье из уют-травы, — пояснила Чуда и, заметив озабоченность Летти, добавила: — Я знаю: стекло, конечно, не слишком подходит к обстоятельствам — но университет снабдил меня только стеклянной посудой.
Столько простодушия, святые боги, хоть ты бери и удави им ученую дуру! «Не тебе, конечно, лететь с зельем!» — хотела рявкнуть Летти.
Все же она справилась с собой и лишь холодно осведомилась:
— А если Дантракс уронит нас?
— Обивка, — сказал Билл.
Но не слишком убедительно.
— Чудесно, — подытожила Летти. — Значит, если я не разобьюсь, не расплющусь, не буду съедена, то заимею шанс удушиться испаряющимся зельем.
Билл превратился в воплощенное уныние. Он уставился на Летти щенячьими глазами. Та мгновенно разъярилась, ткнула в него палец и потребовала:
— Немедля прикажи своим идиотам-фанатикам снабдить нас бурдюками для воды!
— Нельзя! — окрысилась Чуда. — Люди же идут пешком! А воду можно запасать только в попадающихся на пути ручьях. Иметь запас воды — важно для выживания!
Нож оказался в ладони Летти прежде, чем она обдумала слова Чуды. И не из-за самих слов, а из-за их тона.
Хоть бы эта дура поскорее сорвалась опять. А тогда…
Но не сейчас. Пусть живет пока. Вон, смотрит на Билла, надеется, что он скажет последнее слово. Нехорошо было бы выпускать ей кишки на глазах у Билла. Ему еще далеко до такого уровня, хм, жизненной правды.