огнал стрелку до предела.
Сталь пробила кость и вошла в мозг.
Дракон замер. Полностью.
Балур провернул стрелку влево, дернул вправо.
Затем гравитация изменила ему, и невесомость завладела телом. Вогнанный в драконий череп меч остался единственной точкой опоры. Ноги поплыли, клацнули о зубы, челюсти расслабленно приоткрылись.
Дракон падал, безжизненный и обмякший.
Балур убил его! Убил дракона! Мать твою, по-настоящему убил дракона! Ящера захлестнула буйная радость, и дух воспарил наравне с телом.
Балур смотрел сквозь решетку зубов на кружащийся мир. Черный камень вулкана жадно потянулся к павшему зверю, и Балур глядел из одной пасти на другую. Словно нитка, перегнувшаяся на игле, дракон сложился, ударившись о край жерла, и, кувыркаясь, полетел вниз.
Гравитация вернулась, ударила, будто вздорная любовница, пришедшая домой поскандалить. Тряхнуло так, что поставило синяки, наверное, всем внутренним органам сразу. Стрелка выдернулась из черепа. Балура швырнуло туда и сюда, грохнуло о клыки, чья эмаль растрескалась, ободрала острыми кромками.
Затем, словно горный обвал, тело зверя бухнуло в магму. Стеной вздыбилась волна плавленой породы, будто монумент титанической гибели. Драконья голова подпрыгнула от удара о вязкую жижу. Балура швырнуло вверх.
На мгновение он наполовину высунулся из расслабленных драконьих губ — и увидел повсюду золото. Стены кратера испещряли огромные скальные полки, усыпанные толстым слоем сокровищ.
«Это и есть небеса, — подумал аналез. — Лол наградил меня!»
А потом Балур скользнул назад, в пасть, отчаянно заскребся, пытаясь выбраться, опять окунуться в мерцающее золотое сияние. Но, барахтаясь, он увидел: драконье тело лопается, извергая кровь и кишки. А с ними течет пламя. Огонь бежал из твари, стекал по чешуям, падал в магму. И она пенилась, скворчала, плевалась. Перед тем как окончательно скрыться в пасти, Балур увидел, что брюхо дракона разверзлось по всей длине, выплеснув поток огня, заливший все вокруг.
Мир вспыхнул красным, затем желтым, затем белым. Драконьи челюсти захлопнулись накрепко, запечатав Балура в кромешной тьме, — а мир вокруг взорвался.
90. Свидетель
Чуда изумленно глядела на Пасть преисподней, некогда логово Консорциума, а сейчас — место его упокоения.
Чуда видела, как Балур вцепился в красного дракона, как полетел в небеса, — и вместе со всей армией охнула, когда ящер сорвался и скрылся в драконьей пасти.
В этот миг кончилось все: надежды, мечты, планы. Все рассыпалось прахом. Кем бы ни был пророк сегодня — он мертв.
А потом — словно реальность, задумавшись, решила переиначить себя либо боги в конце концов решили плевать не на Кондорру, а чуть в сторону — дракон закорчился в небе и рухнул в жерло вулкана.
Войско застыло в нерешительности. Это победа? Они выиграли? Чуде было нечего им ответить. При всей учености — она озадачилась не меньше их.
Затем вулкан взорвался, забился в колоссальном геологическом оргазме. Ударная волна врезалась в Чуду, кинула в копошащуюся человеческую массу.
В глазах почернело. Чуда забарахталась, стараясь выбраться, вокруг истошно завыли перепуганные люди, невыносимостью звука помогая прийти в себя.
С неба летели булыжники и огонь, врезались в землю и солдат, пожирали жизни.
Чуда удвоила старания, силясь высвободиться, встать на ноги и удрать. В ушах звенело. Ноги и руки сделались ватные, не слушались. Слева, и справа, и внизу копошились, трепыхались, дергались. На шевелящемся слое рук и ног не найти опоры.
Огромная зазубренная глыба, такая черная на темно-синем фоне, неслась к Чуде — неизбежная, неотвратимая. Черный кулак смерти, направленный с небес.
«Но ведь именно я говорила им не грабить дурацкие храмы!» — в отчаянии подумала Чуда.
Все так ужасно и нечестно!
Глыба промазала на двадцать футов, шлепнулась, заскользила, обдала комками земли и грязи. Ноздри заполнил аромат жареного бекона.
Наконец Чуда высвободилась из копошащейся полегшей толпы, встала на ноги. Справа врезалась в землю еще одна вулканическая бомба. Чуда рванулась прочь, пригнувшись.
Но крики быстро утихли. Небеса умолкли. Лишь ровно, медленно рокотала лава, катясь по склону, вздымая пепел. Но кажется, хотя бы в эту минуту смерть больше не угрожала.
Чуда остановилась, поглядела на глыбу, едва не лишившую ее жизни. Хм, а это ведь не кусок породы и не сгусток остывающей магмы. Надо бежать. Возможен второй взрыв. Тут небезопасно. Но научное любопытство подавить непросто. Чуда снова втянула ноздрями воздух. Постойте… мясо?
Она подошла ближе, пытаясь разглядеть детали в мерцающем свете пожаров на поле боя.
И вдруг поняла, на что смотрит.
На огромную жареную голову дракона. Наверное, ее сорвало с шеи, выбросило из жерла и мгновенно запекло мощью и жаром взрыва.
Боги, целая голова! Перед Чудой — самая настоящая драконья голова. Целиком в ее распоряжении. Причем жареная! Можно обследовать. И даже попробовать на вкус. Боги, терпеть невозможно, скорее!
Чуда шагнула к голове, вытянув руки.
Голова содрогнулась. Челюсть дернулась.
Чуда отшатнулась, пораженная внезапным ужасом. Голову отсекли, но мозг не умер целиком! Невозможно и невероятно, но тварь еще жива, плененная в коробке зажаренного черепа.
Боги небесные, какое, должно быть, мучение!..
Голова дернулась снова. Чуда с трудом поборола дурноту.
И тут челюсти широко распахнулись, вывалился язык. А по нему, словно по ковровой дорожке, выложенной для императора-завоевателя, залитый кровью с головы до пят, держась за окровавленную часовую стрелку, выступил Балур.
Победитель.
91. После бала
Солнце встало над бойней. Повсюду валялись исковерканные тела. В воздухе висел смрад горелой плоти. Бухал и рокотал вулкан.
Балур вздрогнул и проснулся. Ему снилось золото. Гора, полная сокровищ и огня. Она тянула, норовила проглотить и пожрать. Да, утонуть в золоте — здорово…
Ящер стер засохшую кровь с левого глаза. Посмотрел на себя. Да, с головы до пят покрыт коркой засохшей крови. В затуманенный рассудок медленно пробились звуки. Похоже, вокруг буйно веселились.
Затем, разгоняя туман, медленно вернулась память. Дракон. Полет на его щиколотке. Драка за жизнь в гигантской пасти. Стрелка, вогнанная в мозг. Падение в вулкан. Мимолетный взгляд на немыслимые богатства. Потом — взрыв. Полет, ощущение запекающегося мяса вокруг. Падение, смягченное остатками драконьего языка. Усилие, раздвигание челюстей, выход наружу. Вой, вопли, радостные крики. Оружие, высоко поднятое над головой.
Потом, наступая на пятки обрывкам, какие Балур сумел выудить из памяти, принесся главный смысл.
Балур убил дракона. Сам. В одиночку. Дракон и Балур взлетели в небо и сошлись клык на клык, коготь на коготь. Два зверя яростно выдирали жизнь друг у друга. Аналез и дракон. И кто выжил? Кто устоял на ногах и ушел?
На задворках сознания суетилась тревожная мыслишка: золото пропало! Вулкан взорвался, сделав шлаком сокровища стоимостью в полмира. Но теперь это казалось сущей мелочью. Балура покрывала с головы до пят кровь врага. Никто не усомнится в победе!
О ней сложат песни. Славные песни.
Рядом лежала голова поверженного противника, черная, запеченная до хруста и пахнущая свининой. Балур съест ее потом, ощутит, как в него входит сила врага и превращается в ничто.
Поодаль, в озере свертывающейся крови, лежал труп желтого дракона с вырванной глоткой. Рядом валялась черная туша с выпотрошенным брюхом и рассыпанными вокруг органами. Бледные оголенные ребра торчали в небо. А вон там — тела бурого и зеленого, холмы мертвечины. На зеленом кто-то стоял и лупил труп дубиной, вымещая остаток злобы.
Конечно, драконьи трупы — далеко не единственные. На поле лежали тысячи человеческих тел. Некоторые — изувечены до неузнаваемости. Другие — и вовсе куча углей. Кого-то разорвали в клочья драконьи когти. А от некоторых остались вообще лишь мелкие прожеванные кусочки, разбросанные там, где они вывалились из вспоротого драконьего желудка.
А было еще два тела, лежащие в центре круга, описанного битвой.
Радость победы медленно угасла и стала горечью, пеплом во рту.
Балур сплюнул. Во рту и в самом деле был пепел.
Ящер попытался отвлечься, подумать шире, прислушаться к миру. Ба, там и вправду буйно веселились. За сотню ярдов во все стороны от жареной драконьей головы начинались выжившие. И их больше, чем ожидал Балур. Всего, наверное, с полсотни тысяч. По меньшей мере — сорок пять. Четно говоря, десять-пятнадцать тысяч трупов — поразительно низкая плата за победу, учитывая, с кем дрались. Похоже, внезапный всплеск издавна копившейся человеческой ярости оказался не по зубам Консорциуму. Конечно, драконы — истые машины разрушения. Но им не дали шанса прогреться.
Желание выживших отпраздновать — понятно. Льется эль, играют менестрели, народ подхватывает грубые припевы, все смеются и ликуют. Братаются те, кто еще вчера готов был порвать друг друга в клочья. Это все Балур мог понять.
Но присоединиться к пирующим — не мог.
Никто не хотел приближаться к драконьим трупам. Только одинокий безумец бил по мертвому зверю. Остальные держались поодаль, и потому Балур подошел в одиночестве к центру поля боя — месту, где сгорели фургоны и где свинец сподвиг армию Консорциума восстать на хозяев.
Балур в одиночестве пришел туда, где умерла Летти.
В точности ту самую точку отыскать было нелегко. Ящер остановился у пятачка, полного кровавой грязи, ошметков плоти, черного пепла. Рядом валялся свинец.
«Может, не совсем здесь, но в сути такое же место», — подумал ящер.
Он встал, не слушая криков веселья, и впервые в жизни тяжело и холодно задумался — о Летти, о своем племени, о том, что он теперь одинок в целом мире.
— Летти, я суть убил дракона, — сказал Балур пеплу. — Я ведь был говорившим и сделал. Я драконоборец. Такой работы ты мне никогда не предлагала.