ого-много рассказов.
– Да, Дядюшка!
– И еще, Коул…
– Да, Дядюшка?
– Смотри не попадись.
А теперь, месяц спустя, за много сотен километров от Гримсби Коул, не дыша, скорчился в тени, дожидаясь, пока топот ног убегающей Эстер затихнет вдали. Что это на него нашло, что заставляет его постоянно рисковать с тех пор, как они прибыли сюда? Хороший грабитель не допускает, чтобы его увидели, но Коул был почти уверен, что молодая пилотесса заметила его, а уж Скабиоз… Коула передернуло при одной мысли о том, что было бы, узнай об этом Дядюшка.
Убедившись, что остался один, он выскользнул из укрытия и быстрыми, почти беззвучными шагами направился по тайному проходу к «Винтовому червю», который висел, надежно спрятанный в маслянистой тени под брюхом Анкориджа, недалеко от ведущего колеса. Это был дряхлый ржавый катер на магнитных присосках, кое-как склепанный из старого железа, но Коул очень им гордился, как и его трюмом, который быстро наполнялся всякой всячиной, что Коул с командой успели наворовать в заброшенных мастерских и виллах верхнего города. Коул бросил очередной мешок с добычей в общую кучу и пробрался между тюками и свертками в передний отсек. Там под тихое гудение разнообразных механизмов и равномерное мерцание голубых экранов его дожидались двое мальчишек – остальные члены команды «Винтового червя». Само собой, они всё видели. Пока Коул крался за Эстер по машинному отделению, мальчишки отслеживали ее путь с помощью скрытых телекамер. Они до сих пор еще посмеивались, вспоминая ее разговор с мастером-механиком.
– Ой-ой! Привидение! – завопил, ухмыляясь, Вертел.
– Коул, Коул! – заверещал Гаргл. – Старый Скабиоз думает, что ты призрак его покойного сыночка, явился сказать ему «привет».
– Знаю. Слышал, – буркнул Коул.
Он протиснулся мимо Вертела и устроился на скрипучем кожаном сиденье. После холодного чистого городского воздуха его вдруг начали раздражать теснота и духота «Винтового червя». Он оглянулся на своих товарищей по команде. Те по-прежнему смотрели на него, глупо ухмыляясь, и явно ожидали, что он станет вместе с ними насмехаться над стариком Скабиозом. Вертел был ровесником Коула, только крупнее и сильнее. Иногда Коула удивляло, почему Дядюшка поставил командовать экспедицией его, Коула, а не Вертела, а иногда, как видно, и самому Вертелу приходила в голову та же мысль, судя по тому, какими злыми становились порой его шуточки.
Десятилетний Гаргл, переполненный сознанием, что впервые в жизни участвует в настоящем грабительском походе, кажется, вовсе не замечал напряженности. Он оказался точно таким неуклюжим и никчемным, как и боялся Коул. Воровать он не умел и цепенел от ужаса всякий раз, когда поблизости появлялся сухопутник. Чаще всего он возвращался из вылазок в город с трясущимися руками и намоченными штанами. Вертел, который никогда не щадил чужих слабостей, совсем затиранил бы мальчишку, если бы Коул его не удерживал. Коул еще помнил свое первое задание, когда он оказался в компании двух недружелюбно настроенных старших мальчишек в пиявке под городом Зеештадт-Гданьск. Каждому грабителю приходится с чего-то начинать.
Вертел все продолжал скалиться:
– Теряешь бдительность, Коул! Попадаешься людям на глаза. Твое счастье, что старикашка ненормальный. Призрак, тоже мне! Вот подожди, вернемся домой, я всем расскажу! Коул-вурдалак! Бу-у-у!
– Не смешно, Верт, – сказал Коул.
Слова мистера Скабиоза оставили у него какое-то странное, тревожное чувство. Коул бросил взгляд на свое отражение в иллюминаторе. Никакого особенного сходства с портретами Акселя, которые он видел, когда обшаривал кабинет мастера-механика. Сын Скабиоза был намного старше, высокий, красивый, голубоглазый. Коул был сложен как типичный воришка – тощий, словно отмычка, и глаза у него были черные. Но у обоих были одинаково лохматые светлые, почти белые волосы. Старик с разбитым сердцем, увидев краем глаза в темноте или в тумане светлые патлы, вполне мог сделать неверные выводы, правда ведь?
Коул неожиданно сообразил, что Вертел обращается к нему – и, видимо, уже давно.
– …Ты же знаешь, что говорит Дядюшка. Первое правило грабителя: «Не попадаться!»
– Я не попадусь, Верт. Я осторожный.
– А тогда как получилось, что тебя увидели?
– Каждому может не повезти. В прошлом году Большому Спэджеру со «Взломщика Билла» пришлось зарезать сухопутника, который заприметил его на нижней палубе Архангельска.
– Это другое дело. Ты слишком много наблюдаешь за сухопутниками. Пока ты смотришь на экран, это не страшно, но ты-то за ними таскаешься в натуре!
– Ага, – поддакнул Гаргл, спеша подольститься к Вертелу. – Я тоже видел.
– А ты заткнись! – бросил Вертел, рассеянно толкнув младшего ногой.
– За ними интересно наблюдать, – сказал Коул.
– Они – сухопутники! – нетерпеливо оборвал его Вертел. – Знаешь ведь, что про них говорит Дядюшка. Они – как скот. У них мозги крутятся еле-еле, не то что у нас. Так что нам сам бог велел забирать у них барахло.
– Я знаю! – сказал Коул. В него тоже вбивали все эти истины, когда он был еще новичком и тренировался в Грабиляриуме. – Мы – Пропащие Мальчишки. Мы – лучшие грабители в мире! Все то, что не прибито гвоздями, принадлежит нам по праву.
Но в глубине души он знал, что Вертел не зря на него взъелся. Иногда у Коула появлялось ощущение, что он не годится в Пропащие Мальчишки. Ему больше нравилось наблюдать за людьми, а не грабить их.
Коул вскочил и снял с полки над пультом управления телекамерами свой последний отчет: тринадцать страниц лучшей официальной почтовой бумаги Фрейи Расмуссен, исписанные его крупным, корявым почерком. Коул двинулся на корму, по дороге помахав листками перед носом Вертела:
– Пойду отправлю это на базу. Ты же знаешь, Дядюшка рассердится, если не будет получать свежие новости раз в неделю.
– Он еще не так рассердится, если из-за тебя нас всех тут поймают, – пробурчал Вертел.
Почтовый отсек «Винтового червя» находился под каютой, где спали мальчики, и за время экспедиции основательно пропитался запахом застарелого пота и нестираных носков. Здесь были установлены стеллажи для десяти почтовых рыб, но три ячейки были уже пусты. У Коула на мгновение сжалось сердце, когда он начал готовить номер четвертый к запуску. Через шесть недель уйдет последняя рыба и настанет время «Винтовому червю» отстыковаться от Анкориджа и вернуться домой. Ему будет не хватать Фрейи и ее подданных. Но ведь это же глупо! Они всего-навсего тупые сухопутники. Просто картинки на дурацком экране.
Почтовая рыба была похожа на гладкую серебристую торпеду. Если поставить ее стоймя, она оказалась бы выше Коула. Как всегда, его охватил трепет, пока он проверял топливные баки рыбы и заправлял свой отчет в водонепроницаемое отделение в ее носовой части. По всем северным морям капитаны пиявок, такие же как он, посылали почтовых рыб домой, Дядюшке, чтобы Дядюшка всегда знал, что происходит во всех частях света, и мог планировать все более дерзкие ограбления. Коул почувствовал себя еще более виноватым, что так привязался к сухопутникам. Это же невероятное везение – стать Пропащим Мальчишкой. Невероятное везение – работать на Дядюшку. Дядюшка знает лучше.
Несколько минут спустя почтовая рыба выскользнула из-под брюха «Винтового червя» и упала на лед, никем не замеченная в путанице теней под Анкориджем. Город ушел дальше, на север, а рыба начала ввинчиваться в снег, потом в лед, терпеливо высверливая себе дорогу все вниз, вниз, пока не окунулась в черную воду под ледяной шапкой. Ее компьютерный мозг, построенный на основе древних технологий, урчал и пощелкивал. Рыба не была разумной, но она знала дорогу домой. Раскрылись коротенькие плавники, выдвинулся небольшой пропеллер, замурлыкал мотор, и почтовая рыба устремилась на юг.
Глава 13Рулевая рубка
Эстер не стала рассказывать Тому о своей странной встрече. Она не хотела, чтобы он считал ее дурочкой, болтающей о привидениях. Фигура, смотревшая на нее из темного закоулка, ей просто-напросто примерещилась, а мистер Скабиоз – сумасшедший, только и всего. В этом городе все сумасшедшие, если верят Фрейе и Пеннироялу с их обещаниями новых зеленых охотничьих земель за границей льда, и Том сошел с ума заодно с ними. Нет смысла спорить, уговаривать его опомниться. Лучше увезти его отсюда, пока не случилось беды.
Проходили дни и недели, а Анкоридж все бежал по льду, затянувшему северные моря, огибая гористое побережье Гренландии. Эстер теперь больше времени проводила в гавани, наблюдая, как мистер Аакиук ремонтирует «Дженни Ганивер». Она почти ничем не могла ему помочь, поскольку не разбиралась в механике, но могла по крайней мере подавать инструменты, приносить нужные вещи из мастерской и наливать ему обжигающе-горячее темно-лиловое какао из старенького термоса. Ей казалось, что, уже просто находясь здесь, она приближает тот день, когда «Дженни» будет готова унести ее прочь из этого города, населенного призраками.
Иногда Том тоже приходил в ангар, но это случалось очень редко.
– Незачем нам обоим стоять над душой у мистера Аакиука, – сказал он Эстер. – Мы будем ему только мешать.
Но оба они знали настоящую причину: Тому слишком понравилось в Анкоридже. До сих пор он даже не сознавал, насколько истосковался по жизни в движущемся городе. Тут все дело в моторах, говорил он себе, в этой уютной вибрации, от которой здания кажутся живыми, в этом ощущении движения, когда каждое утро, проснувшись, видишь за окном новый пейзаж, пусть даже это все та же тьма и ледяная пустыня.
А может, хоть он и не хотел признаться в этом даже самому себе, дело было во Фрейе. Он часто встречал ее в Вундеркамере и в дворцовой библиотеке, и, хотя встречи всегда бывали довольно официальными и при этом всегда присутствовали Смью или мисс Пай, Том чувствовал, что все лучше узнает маркграфиню. Она его заинтриговала. Она была так не похожа на Эстер и так похожа на девушек, о которых он, бывало, грезил в Лондоне, когда был еще одиноким неприкаянным учеником-историком, – красивая, образованная. Правда, она немножечко сноб и малость задвинута на ритуалах и этикете, но это можно понять, если вспомнить, как ее воспитывали и что ей пришлось перенести в жизни. Она нравилась ему все больше и больше.