– Что за Волкогемптон? – спросила Фрейя, жалея, что невнимательно слушала своих дорогостоящих преподавателей.
– Вот, ваше сиятельство…
Маркграфиня не замечала Тома, пока он не заговорил. Теперь она увидела его, и на душе у нее потеплело. Он подал ей книжку с загнутой страничкой:
– Я нашел это поселение в Кейдовском альманахе движущихся городов.
Фрейя с улыбкой взяла у него из рук книгу, но улыбка погасла, как только она раскрыла справочник на отмеченной странице и увидела диаграмму мисс Кейд и подпись под нею:
ВОЛКОГЕМПТОН: Англичанскоговорящий пригород, мигрировал на север в 768 году Эры Движения и стал одним из самых опасных мелких хищников Высокого льда. Громадные челюсти, а также традиция набирать для работы в машинном отделении огромное количество рабов и содержать их в позорно тяжелых условиях делают встречу с этим городом крайне нежелательной.
Палуба под ногами Фрейи затряслась и завибрировала. Маркграфиня захлопнула книжку. Она вообразила, что гигантские челюсти Волкогемптона уже вцепились в ее город, – но это всего-навсего застопорили главный двигатель. Анкоридж замедлил ход, и в наступившей жутковатой тишине стало слышно, как снежная крупа шуршит по стеклу.
– Что случилось? – спросил Том. – Что-то с двигателем?
– Мы останавливаемся, – сказала Виндолен Пай. – Из-за бурана.
– Но ведь там хищник!
– Я знаю, Том. Ужасно некстати. Но во время сильного бурана мы всегда останавливаемся и бросаем якорь. Иначе слишком опасно. Скорость ветра на Высоком льду достигает семисот пятидесяти километров в час. Случалось, что ветер опрокидывал небольшие города. Бедный старый Скрелингсгаген[6] зимой шестьдесят девятого перевернуло на спину, как жука.
– Можно выпустить кошки, – предположила Фрейя.
– Кошки? – всполошился Пеннироял. – Какие кошки? У меня аллергия…
– Ее сиятельство имеет в виду шипованные гусеничные траки, профессор, – объяснила мисс Пай. – Они немного усилят сцепление, но в такую снежную бурю этого может оказаться недостаточно.
Ветер утвердительно завыл в ответ на ее слова, и стеклянные стены начали со скрипом прогибаться внутрь.
– А как же этот ваш Волчий Гемптон? – спросил Пеннироял, по-прежнему полулежа в кресле. – Им, вероятно, тоже придется остановиться?
Все посмотрели на Виндолен Пай. Та покачала головой:
– К сожалению, нет, профессор. Они ниже и тяжелее, чем мы. Они могут не прекращать движения даже при таком ветре.
– Фу ты! – заохал Пеннироял. – Значит, нас наверняка съедят! Должно быть, они определили наше направление еще до того, как разгулялся буран! Так и пойдут себе по азимуту, а потом – ам!
Тому показалось, что пьяненький профессор единственный в Рулевой Рубке говорит дело.
– Нельзя же вот так сидеть и ждать, пока нас слопают! – поддержал он Главного навигатора.
Мисс Пай взглянула на бешено крутящиеся стрелки индикаторов скорости ветра.
– Анкоридж никогда еще не двигался при таком ветре…
– Так, может, пора попробовать! – закричал Том и повернулся к Фрейе. – Поговори со Скабиозом! Скажи ему – пусть погасит все огни, изменит курс и гонит через буран на всех парах. Лучше перевернуться, чем быть съеденным, разве нет?
– Не смей так разговаривать с ее сиятельством! – завопил Смыо, но Фрейе было приятно, что Тому небезразлична судьба ее города. И все-таки нельзя забывать о традициях. Она сказала:
– Не знаю, могу ли я это сделать, Том. Еще ни одна маркграфиня не отдавала такого приказа.
– Так ведь ни одна маркграфиня еще не пробовала добраться до Америки, – возразил Том.
Пеннироял, тяжело опираясь на подлокотники, начал выбираться из кресла. Не успел Смью или еще кто-нибудь остановить его, как он отпихнул Тома, бросился к Фрейе, схватил ее за пухлые плечики и так встряхнул, что все ее драгоценности громко забренчали.
– Делай, что Том говорит! – заорал профессор. – Делай, что он сказал, дуреха сопливая, не то мы все окажемся рабами в брюхе этого Волчьего Гемптона!
– Ах, профессор Пеннироял! – взвизгнула мисс Пай.
– Убери свои грязные лапы от ее сиятельства! – рявкнул Смью, выхватывая шпагу и целясь в коленки ученого.
Фрейя вырвалась из рук профессора, испуганная, возмущенная, разъяренная, вытирая с лица брызги слюны Пеннирояла. Никто и никогда не осмеливался говорить с нею так, и на какое-то мгновение ей подумалось: вот что бывает, когда нарушаешь древние обычаи и назначаешь Главным навигатором простолюдина! Но тут она вспомнила, что Волкогемптон, скорее всего, мчится сейчас к ее городу сквозь пургу, разинув громадные челюсти, пылая всеми топками своего брюха. Она повернулась к навигаторам:
– Сделаем так, как сказал Том! Нечего таращить глаза! Вызывайте мистера Скабиоза! Меняем курс! Полный вперед!
Коул набивал сумку запчастями в одной из заброшенных мастерских машинного отделения, когда город переменил курс. От неожиданности взломщик чуть было не полетел на пол. Он покрепче прижал к себе сумку, чтобы награбленные детали не звякали, на цыпочках выбежал из мастерской и нырнул в лабиринт давно уже ставших знакомыми улочек и переулков, ведущих в центр машинного отделения, к шахтам, где размещались Скабиозовы сферы. Скорчившись между двумя пустыми топливными бункерами, он услышал, как перекрикивались рабочие, спеша по своим местам, и мало-помалу сообразил, что происходит. Коул поглубже забился в тень и стал думать, что ему теперь делать.
Он знал, что следует делать, у Дядюшки на этот счет были абсолютно ясные и четкие правила. Если городу, подвергающемуся обработке, угрожает опасность быть съеденным, прикрепленная к нему пиявка обязана немедленно отсоединиться и спасаться бегством. Все это – частный случай единого общего правила: НЕ ПОПАДАТЬСЯ. Если хоть одну пиявку возьмут в плен, северные города узнают, каким образом их столько лет обирали и грабили. Они начнут выставлять стражу, примут меры безопасности. Пропащие Мальчишки уже не смогут разбойничать без помех, как раньше.
И все-таки Коул не торопился вернуться к «Винтовому червю». Ему не хотелось покидать Анкоридж. Не так, не сейчас. Он пытался убедить самого себя, что не хочет расставаться со своим первым участком работы, что в городе еще полно добычи, которую он не собирается отдавать какому-то дурацкому хищному пригороду. Он не вернется домой побежденным, с полупустым трюмом!
Но на самом деле причина была в другом, и в глубине души Коул прекрасно это понимал, хотя на поверхности продолжал кипеть от злости на наглое вмешательство Волкогемптона.
У Коула появилась тайна. Такая глубокая и страшная тайна, что он ни за что на свете даже не заикнулся бы о ней Вертелу или Гарглу. Он и наедине с собой только недавно осмелился признать ужасную правду: ему нравятся люди, которых он грабит! Он знал, что это неправильно, но ничего не мог с собой поделать. Ему была симпатична Виндолен Пай, он сочувствовал ее тайным страхам – хватит ли у нее мастерства, чтобы довести город до Америки? Он жалел мистера Скабиоза, его восхищало упрямое мужество Смью, Аакиуков и других горожан, которые работали в машинном отделении, разводили скот и водоросли на фермах. Том нравился ему своей добротой и тем, что летал в небе (Коулу иногда казалось, что, не попади он к Дядюшке, тоже мог бы стать таким, как Том).
А Фрейя… У него не было слов, чтобы описать те противоречивые, незнакомые чувства, которые она в нем пробудила.
Том не раз наблюдал за охотой со смотровой площадки второй палубы Лондона, кричал «ура!», когда его город догонял мелкие промышленные и тяжелые, неповоротливые торговые города, но ему никогда еще не приходилось испытывать, что такое охота с точки зрения добычи. Это ощущение ему совсем не понравилось. Если бы хоть у него было какое-нибудь дело, как у Виндолен Пай и ее сотрудников, которые деловито раскладывали на столе географические карты, прижимая их кофейными кружками, чтобы уголки не загибались кверху… С начала погони за их городом они успели выпить неимоверное количество кофе, исподтишка бросая умоляющие взгляды на фигурки ледяных богов, установленные на алтаре Рулевой Рубки.
– Почему они так нервничают? – спросил Том у Фрейи, которая стояла рядом с ним и тоже ничего не делала. – Ветер совсем не такой уж сильный. Разве он может на самом деле нас опрокинуть?
Фрейя кивнула, крепко сжав губы. Она знала свой город лучше, чем Том, и чувствовала, как вздрагивает палуба, когда ураган подцепляет днище своими крепкими пальцами, пытаясь оторвать его ото льда. Кроме того, бояться нужно было не только ветра.
– Большая часть Высокого льда достаточно прочная, – сказала Фрейя. – Толщина ледовой шапки – около трехсот метров, а в некоторых местах океан промерз до самого дна. Но есть места, где лед тоньше. И еще бывают полыньи – это как озера незамерзшей воды среди льда – и ледяные круги, они меньше, но, если часть полоза туда провалится, город вполне может потерять равновесие. Полыньи обходить не очень трудно, они более или менее постоянные и отмечены на картах мисс Пай. А вот круги появляются во льду совершенно беспорядочно.
Том вспомнил фотографии в Вундеркамере.
– Как образуются эти круги?
– Неизвестно, – ответила Фрейя. – Может быть, на них влияют какие-нибудь течения во льду или вибрация от движущихся городов. Они часто встречаются в тех местах, где проехал город. Они очень странные, эти круги. Совершенно ровные, с гладкими краями. Снегоходы говорят, что призраки пробивают лунки во льду, когда ловят рыбу.
Девушка засмеялась. Было приятно болтать о загадках Высокого льда, вместо того чтобы думать о слишком даже реальном хищнике, рыщущем где-то там, в буране.
– Про Высокий лед рассказывают много разных историй. Например, крабы-привидения: гигантские существа, похожие не то на паука, не то на краба, размером с айсберг. Якобы их кто-то видел бегущими по льду при свете северного сияния. В детстве они мне снились в страшных снах…
Фрейя придвинулась поближе к Тому, так что даже задела рукой рукав его куртки. Она вдруг почувствовала себя отчаянно храброй. В первую минуту было очень страшно идти наперекор старинным обычаям, но теперь, когда они мчались сквозь снежную бурю, бросая вызов Волкогемптону, а заодно и всем традициям Анкориджа, на смену страху пришло какое-то другое чувство. Упоение – вот самое подходящее слово! Хорошо, что Том здесь, рядом с ней. Если они переживут все это, решила Фрейя, она нарушит еще одну традицию и пригласит его на обед. Его одного.