– Оставьте нас, – велела она.
– Но, командир… – начал было один.
– Думаю, я как-нибудь справлюсь с одной-единственной хилой варваркой.
Она подождала, пока мужчины выйдут, затем медленно обошла вокруг стола, не сводя глаз с Эстер.
Эстер уже приходилось встречать яростный взгляд этих темных глаз: девушка-командир была не кто иная, как Сатия, неистовая подопечная Анны Фанг из Батмунх-Гомпы. Эстер не особенно удивилась. С тех пор как она попала в Архангельск, ее жизнью правила загадочная логика сновидения, и казалось вполне уместным встретить в конце пути знакомое недружелюбное лицо. Два с половиной года прошло со времени их прошлой встречи, но Сатия как будто постарела намного больше; лицо у нее было измученным и суровым, а в темных глазах поселилось какое-то непонятное выражение, как будто ярость и вина, гордыня и страх перемешались в ее душе, сплавившись в некое новое чувство, которому нет названия.
– Добро пожаловать на Объект, – сказала она холодно.
Эстер уставилась на нее:
– Что это за место? Где оно находится? Я не знала, что у ваших еще остались базы на севере, после того как съели Шпицберген.
Сатия только улыбнулась:
– Ты многого о нас не знаешь, мисс Шоу. Пускай Высший Совет вывел войска Лиги из полярного региона, но кое-кто из нас не смирился с поражением. Зеленая Гроза держит несколько баз на севере. Поскольку ты не уйдешь отсюда живой, я могу тебе сказать, что данный объект находится на Разбойничьем Насесте, – это остров, расположенный на расстоянии около трехсот пятидесяти километров от южной оконечности Гренландии.
– Здесь очень мило, – заметила Эстер. – Видимо, вас привлекает сюда здоровый климат?
Сатия отвесила ей пощечину, от которой у Эстер зазвенело в ушах и перехватило дыхание.
– Под этим небом выросла Анна Фанг, – отрезала командир. – Ее родители вели торговлю в здешних краях, прежде чем попали в рабство на борт Архангельска.
– Ясно. Стало быть, сентиментальные мотивы, – буркнула Эстер и вся напряглась, ожидая очередного удара, но удара не последовало.
Сатия отвернулась к окну.
– Три недели назад ты уничтожила наше звено над Драконьим перевалом, – проговорила она.
– Только потому, что они атаковали мой корабль, – ответила Эстер.
– Это не твой корабль! – рявкнула девушка-офицер. – Это корабль Анны… был… Ты украла его в ту ночь, когда погибла Анна. Ты и твой любовник-варвар Том Нэтсуорти. А кстати, где он? Неужели он тебя бросил?
Эстер пожала плечами.
– И что же ты делала одна в Архангельске?
– Продавала кое-какие города охотникам, только и всего, – ответила Эстер.
– Вот этому я готова поверить! Предательство у тебя в крови.
Эстер нахмурилась. Ее что, притащили в такую даль, чтобы Сатия могла вволю пооскорблять ее родителей?
– Если вы намекаете, что я пошла в маму, так она, конечно, совершила очень большую глупость, когда выкопала эту МЕДУЗУ, но, по-моему, она никого не предавала.
– Верно, – согласилась Сагия. – Но вот отец…
– Мой папа был фермером! – Эстер вдруг страшно рассердилась, что эта девица стоит перед ней и поливает грязью память ее покойного отца, который за всю свою жизнь никому не сделал зла.
– Лгунья, – процедила Сатия. – Твой отец – Таддеус Валентайн!
За окном вдруг пошел снег, похожий на сахарную пудру. Было видно, как айсберги бродят по серому бесприютному зимнему морю. Эстер сказала тоненьким голоском:
– Это неправда.
Сатия вынула из папки исписанный листок бумаги.
– Вот отчет, который Анна написала для Высшего Совета Лиги в тот день, когда привезла тебя в Батмунх-Гомпу. Как там она пишет?… А, да: «Двое молодых людей. Один – очаровательный молодой подмастерье-историк из Лондона, совершенно безобидный, другая – бедная изуродованная девушка, которая, я в этом уверена, является пропавшей дочерью Пандоры Рей и Таддеуса Валентайна».
Эстер сказала:
– Мой папа – Дэвид Шоу с Дубового острова…
– У твоей матери было много любовников до того, как она вышла замуж за Шоу, – жестко, осуждающе проговорила Сатия. – Валентайн был одним из них. Ты – его ребенок. Анна ни в коем случае не написала бы такого, не будь она абсолютно уверена.
– Мой папа – Дэвид Шоу, – всхлипнула Эстер, но она уже понимала, что это не так.
В глубине души она знала – знала давно, целых два года, с той минуты, когда впервые встретилась взглядом с Валентайном над телом его умирающей дочери. В тот момент между ними, словно электрическая искра, проскочило взаимопонимание, полуузнавание, которое она тут же задавила в себе, потому что не хотела, ни за что не хотела, чтобы он был ее отцом. Но где-то там, в самой глубине, она поняла. Неудивительно, что у нее не поднялась на него рука!
– Анна ошиблась в тебе, не так ли? – заговорила Сатия, вновь отойдя к окну.
Снегопад прекратился. На сером море играли солнечные зайчики.
– И ты никуда не пропадала, и Том вовсе не был таким безобидным. Вы оба с самого начала были в сговоре с Валентайном. Вы воспользовались добротой Анны, чтобы проникнуть в Батмунх-Гомпу, и помогли ему сжечь наш воздушный флот.
– Нет! – воскликнула Эстер.
– Да. Вы заманили Анну туда, где он мог расправиться с ней, а потом украли ее корабль.
Эстер замотала головой:
– Вы ошибаетесь!
– Прекрати врать! – закричала Сатия, круто оборачиваясь.
В глазах у нее стояли слезы.
Эстер попыталась вспомнить ту ночь в Батмунх-Гомпе. Все слилось в неясную мешанину пожаров и беготни, но ей смутно припоминалось, что Сатия тогда проявила себя не лучшим образом. Несмотря на все пламенные речи, Сатия отпустила свою обожаемую Анну сражаться с Валентайном в одиночку, и Валентайн убил ее. Эстер хорошо знала, что такие вещи себе не прощают. Их стирают из памяти или навсегда поддаются отчаянию.
Или находят, на кого свалить вину. Например, на дочь Валентайна.
Сатия сказала:
– Ты заплатишь за то, что сделала. Но сперва ты, может быть, сумеешь помочь мне исправить содеянное тобой.
Она взяла из ящика письменного стола револьвер и указала на маленькую дверцу в дальней стене. Эстер двинулась в ту сторону. На самом деле ей было безразлично, куда она идет и застрелит ли ее Сатия в конце пути. «Дочь Валентайна, – бесконечно повторяла она про себя. – Дочь Валентайна перешагивает порог. Дочь Валентайна спускается по металлическим ступенькам. Дочь Валентайна…»
Неудивительно, что у нее такой бешеный характер. Неудивительно, что она оказалась способна продать Архангельску целый город хороших людей и при этом совесть ее лишь едва пискнула. Она – дочь Валентайна и, как видно, пошла в папочку.
Ступеньки привели к туннелю, а туннель – в какое-то помещение вроде вестибюля. Двое часовых холодно глядели на Эстер сквозь смотровые окошки шлемов из тонированного стеклопластика. Около тяжелой стальной двери стоял в ожидании еще один человек – низенький, суетливый, похожий на кролика с красными глазками. Он нервно грыз ногти. Аргоновые настенные лампы бросали яркие отсветы на его лысый череп. Между бровей у него была татуировка в виде красного колеса.
– Инженер! – воскликнула Эстер. – Лондонский инженер! Я думала, они все погибли…
– Кое-кто выжил, – сказала Сатия. – После взрыва Лондона мне было поручено командовать эскадроном, который подбирал спасшихся в катастрофе. Большинство отправили вглубь территории Лиги, в лагеря рабов, но, когда я допросила доктора Попджоя и узнала, какой работой он занимался, я поняла, что он может нам пригодиться.
– В чем пригодиться? Я думала, Лига ненавидит олд-тек.
– Среди членов Лиги всегда были люди, убежденные, что для победы над движущимися городами мы должны обратить против них их собственные адские устройства, – отозвалась Сатия. – После того, что ты и твой отец устроили в Батмунх-Гомпе, эти голоса зазвучали громче. Было создано тайное общество офицеров – Зеленая Гроза. Когда я рассказала им про Попджоя, они сразу увидели его потенциал и позволили мне организовать этот объект.
Инженер обнажил крупные желтые зубы в нервной улыбке:
– Так это и есть Эстер Шоу? Она может оказаться полезной. Да, да. Так сказать, «присутствовала при убийстве». Ее появление в составе мнемонического антуража может стать решающим толчком, которого мы столько времени ждали.
– Приступайте, – отрывисто приказала Сатия, и Эстер вдруг увидела, что и она тоже страшно волнуется.
Попджой повернул один за другим несколько рычагов на двери. Массивные электромагнитные замки отомкнулись с глухим лязгающим звуком, напоминающим отсоединяющиеся магнитные швартовочные зажимы. Охранники напружинились, снятые с предохранителя громоздкие пулеметы выпустили из дула струйки пара. Неожиданно Эстер поняла: все эти меры безопасности служат не для того, чтобы не пропустить посторонних в эту дверь, а для того, чтобы удержать кого-то внутри.
Дверь распахнулась.
Позднее Эстер узнала, что Зал Памяти был устроен в отработавшем свое топливном резервуаре, одном из десятков стальных шаров, которые гроздьями лепились в расщелинах скал Разбойничьего Насеста, но в первый момент она просто увидела перед собой невероятно огромное помещение с ржавыми стенами, куполом сходившимися высоко вверху, а внизу образующими нечто вроде глубокой чаши. Стены были сплошь оклеены фотографиями: увеличенными снимками человеческих лиц, видами Лондона, Архангельска и Марселя. Среди фотографий висела выполненная на шелке картина с видом Батмунх-Гомпы в раме из черного дерева. На свободных участках стены непрерывно прокручивались коротенькие ролики, записанные на старой, поцарапанной пленке: маленькая золотисто-смуглая девочка с косичками смеется, стоя на лугу; молодая девушка затягивается трубкой с длинным чубуком и выдувает дым прямо в объектив камеры.
Эстер вдруг сделалось страшно до тошноты, хоть она сама не понимала, чего боится.
По краю сферического купола шел узкий балкончик, и такой же узкий мостик тянулся от него к центральной платформе, где стояла фигура в сером облачении, похожем на монашескую рясу. Сатия и Попджой ступили на мост, Эстер попятилась, но один из охранников настойчиво подтолкнул ее в спину. Сатия шагнула на платформу, коснулась руки того, кто там стоял. Девушка-офицер беззвучно плакала, лицо ее блестело от слез.