Вернувшись внутрь, она огляделась по сторонам: два стола, скамьи, темноватые закопченные стены, потрескивающие костры. Жалобная музыка Лкандели Сцета и кальбиссинийцев. Кухонные запахи с примесями дыма и человеческого пота. Она закрыла глаза. Снаружи — темные горы долины Палкваркц-Цтво и небо, черное и бушующее, как океан. Здесь ей предстояло жить до скончания дней, если…
Что, если Роя убьют сегодня ночью? Тогда на самом деле наступит отчаяние — даже если она никогда не позволяла себе надеяться. Но Рой Барч работал, Рой Барч добивался своего, заставил ее рассматривать побег как нечто возможное. Если Рой Барч погибнет, жизнь станет безрадостным пещерным прозябанием в ожидании смерти. Ее глаза увлажнились — ей внезапно пришло в голову, что только оптимизм Барча делал жизнь в долине Палкваркц-Цтво выносимой… Любопытные люди, эти земляне! Молодая раса, только что очнувшаяся от варварства, зараженная кровавым прошлым — и поэтому буйная, плодовитая, непосредственная.
Она вспомнила о «раскрепощенной изобретательности», некогда упомянутой Барчем. Странно, что уже тогда он настолько остро ощущал существенную характеристику западной земной культуры. Она попыталась представить себе то, что происходило теперь на Земле. Захватили ли ее клау — так, как они уже сделали с несколькими чужими мирами? И как разворачивались события на Лектве? Тоска по родной планете горела в ней так жарко, что она просто не могла позволить себе надеяться — было бы невыносимой пыткой даже выражать поддержку фантастическим планам Барча. Она жалела Барча. Он делал все, что мог, служил примером и движущей силой — и никто его за это не благодарил. В глазах племени беглецов Барч символизировал тяжелый труд, тогда как сидеть у костра и что-нибудь жевать было гораздо легче и приятнее.
Прошел еще час. Ленапи — все, как один — встали из-за стола, промаршировали в бывшее логово Клета и аккуратно улеглись спать.
Прошел еще один час. Костер полыхнул и погас — остались только жаркие угли. Комейтк-Лелианр апатично направилась к своей спальной нише.
Снаружи послышался скрип шагов — у входа, пошатываясь, стоял Барч. Пилот Тык протиснулся мимо него и присел на корточки у тлеющих углей. Барч обвел глазами пещеру: «Куда все подевались?»
«Ушли спать», — отозвалась Комейтк-Лелианр.
«Спать! — голос Барча срывался от напряжения. — Они спят, пока…» Он замолчал.
«Рой, что случилось с твоей рукой?» — спросила Комейтк-Лелианр. Барч стоял в необычной позе, схватив правой рукой предплечье левой.
Барч прошел вперед, с трудом опустился на скамью и выдавил: «Тык, разбуди племя! Снаружи — третья баржа. Ее нужно срочно спрятать в Большой Дыре».
«Рой, твоя рука…» — начала было Комейтк-Лелианр.
«Моя рука и Кербол, — сказал Барч, — остались в грязи на берегу». Она заметила на лице землянина слезы — слезы истощения и скорби. Осторожно развернув окровавленную тряпку, которой Барч обмотал обрубок руки, она почувствовала головокружение. Из-за ее спины выглядывали лица — тупые маски с широко раскрытыми глазами и раздувшимися ноздрями, возбужденные нездоровым любопытством.
Барч сказал слабым голосом: «Не стойте вокруг, идите работать. Чеврр! Где Чеврр?»
«Здесь», — горбоносый спланг выступил из теней.
«Ты знаешь, что делать… Взломайте стену Большой Дыры, задвиньте баржу внутрь и замаскируйте прореху. Возьми это на себя — я больше не могу».
Нижняя пещера опустела — в ней остались только Барч и Комейтк-Лелианр. Барч лежал на скамье и почти бессвязно бормотал: «На этой барже — все, что нужно… Инструменты, сварочная лента, сварочный аппарат, палубная обшивка… Плотину сторожили борнгалезы. Мы хотели украсть прожекторы, передвижные прожекторы… Охрана сбежалась, как голодные псы!»
«Тише, Рой. Лежи спокойно».
«Левая ладонь болит. Как это может быть? У меня нет левой руки… Она там, в грязи, вместе с Керболом… Как ему не повезло!»
Комейтк-Лелианр пыталась вспомнить все, что знала о лектванской медицине, но отрывочные сведения и теоретические формулировки не имели непосредственного отношения к кровоточащему обрубку руки.
Пфлуга, вторая женщина Плоскорожи, неспособная работать в Большой Дыре из-за ожирения, спустилась, чтобы заново развести огонь. Она сосредоточенно взглянула на обрубленную руку и спросила у лектванки: «Что ты хочешь сделать?»
«Не знаю».
Пфлуга фыркнула: «Есть только один способ». Она засунула в угли толстый сук.
Барч потерял сознание. Когда ее ноздри уловили запах жареной плоти, Комейтк-Лелианр тоже упала в обморок.
Пфлуга хрюкнула, шмыгнула носом, развела огонь под котлом поярче и нагрела воду — толстуха прекрасно знала, что скоро каждый, кто занимался разгрузкой третьей баржи, проголодается, да еще и горячего чаю потребует.
Барч открыл глаза, попытался приподняться привычным жестом и упал на постель. У него больше не было левой руки, он облокотился на воздух. Неуклюже приспособившись, он сел, опираясь на правую руку, и взглянул на остаток предплечья, обмотанный повязкой из чистой серой ткани. Обрубок болел, но боль стала выносимой.
Комейтк-Лелианр опустилась рядом на колени, протянула ему миску с теплой кашей: «Как ты себя чувствуешь?»
«Не хуже, чем можно было ожидать. Что случилось?»
«Ты проспал два дня».
«И что происходило все это время?»
«Установили три содержателя. Приваривают обшивку палубы. Завтра… не знаю, что будет завтра».
«Два дня, — Барч погладил подбородок. — Два дня… Помоги мне встать».
«Тебе лучше отдохнуть».
«Мне нужно подумать».
«Разве ты не можешь думать в постели?»
«Борнгалезы видели нас на плотине. Они знают, что баржу угнали, знают, чтó было на борту. Когда координатор все это просчитает…»
По коже Комейтк-Лелианр словно пробежал холодок сквозняка. Она тревожно оглянулась в сторону входа пещеры.
Барч лихорадочно спросил: «Ты нашла в локаторе, где прячется искусственный мозг?»
«Его нет в указателе…» — неуверенно сказала лектванка.
«Не понимаю, чего они ждут… — бормотал Барч. — Это неестественно».
Комейтк-Лелианр успокоительно сказала: «Еще несколько дней — и мы будем готовы к полету».
«Нам нужно топливо. Тык называет его „аккр“».
«Но ты больше не можешь заниматься похищениями».
«Придется. Кто еще этим займется?» — Барч пошатнулся.
Комейтк-Лелианр взяла его под локоть и поддержала: «Ты потерял много крови».
Барч поморщился и зажмурил глаза, пытаясь избавиться от ужасных воспоминаний: «Мерзавец Тык! Прятался, перебегал из одного места в другое. Если бы он остался там, где я приказал ему сидеть… — Барч вытер вспотевший лоб. — Что ж, что упало, то пропало. Кербола больше нет. Он меня не предал. Кербол расстреливал борнгалезов до последнего вздоха».
X
Барч медленно поднялся по проходу в Большую Дыру и прислонился спиной к стене — онемевшие ноги отказывались служить ему. С мрачным удовлетворением он прислушивался к звукам, свидетельствовавшим о продолжении работ. Первая и вторая баржи стояли бок о бок, освещенные четырьмя подвешенными прожекторами, добыть которые стоило столько крови. Третью баржу кое-как закрепили в наклонном положении у противоположной стены, за нагромождениями ящиков и контейнеров, разгруженных со всех трех барж.
Барч оценивающе взглянул в пространство над баржами, где мерцали и подмигивали сталактиты. Свод пещеры — мрачный и сложный, как свод готического собора — по всей вероятности, был достаточно высок для того, чтобы можно было перевернуть вторую баржу и установить ее на первой. Деликатный маневр, конечно, но в этом отношении на навыки Тыка можно было положиться… Тык, сидевший на корточках рядом со сварщиком Педратцем, резавшим трубы на стойки одинаковой высоты, словно прочел мысли Барча и поднял голову. Лавируя между камнями торопливыми кошачьими движениями, он подбежал к Барчу и спросил: «Так что же? Когда мне отдадут талисман?»
«Как только мы окажемся в космосе».
Тык в отчаянии дернул себя за успевший отрасти ус: «Слишком поздно, поздно!» Повысив голос, он блеял: «Меня вот-вот раздавит невыносимая тяжесть страха — мой мозг стиснут страхом, как тисками, мои ноги дрожат, будто я бреду по колено в крови!»
«Если ты не перестанешь ныть, ко всему прочему ты покроешься синяками! — срывающимся от усталости голосом ответил Барч. — Твой талисман у меня за пазухой — пока я в безопасности, ничего с ним не случится. Сделай соответствующие выводы! А теперь пойди скажи Размазне, что я хочу с ним поговорить».
Тык убежал, пригибаясь на ходу так, словно от кого-то прятался. Вскоре над краем первой баржи осторожно приподнялась круглая голова инженера-ленапи. Он задержался секунд на десять, задумчиво остановив на землянине взгляд опаловых глаз, после чего взобрался на мостки, спустился по приставной лестнице и приблизился мелкой трусцой: «Что вам нужно?»
«Я хотел бы обсудить наши возможности самообороны».
«Ленапи ничего не понимают в оружии. Такие вещи входят в компетенцию подруодов, они — прирожденные бойцы», — Размазня повернулся, чтобы уйти.
«Одну минуту! — презрительно усмехнувшись, остановил его Барч. — Ты мог бы заметить, что в данный момент у нас нет под рукой подруодов».
«Верно».
«Тебе хорошо известно, как думают клау — по-твоему, как они на нас нападут?»
«Надо полагать, пришлют вооруженный отряд подруодов, чтобы нас убили, всех до одного».
«Что, если у них это не получится?»
Глаза Размазни сосредоточенно выпучились: «Они могут прислать торпедный воздушный катер, чтобы тот взорвал и завалил пещеры. Или направить конус смертельного радиоактивного излучения на вход в пещеру — в таком случае мы окажемся в безвыходной ловушке».
«Давай спустимся и выйдем наружу на минутку», — предложил Барч. По пути он продолжал говорить: «Если клау намерены прислать подруодов, в их распоряжении несколько вариантов. Подруоды могут высадиться где-нибудь за ущельем — так, как они делают, когда клау охотятся — и подняться сюда. Их баржа может опуститься на плоский уступ перед входом в пещеру. Или они могли бы приземлиться где-нибудь в долине, что маловероятно, так как поблизости нет другой площадки».