Она заметила Барча и тут же остановилась; по сути дела, она на первом шагу обвела террасу глазами так, будто его искала. Ее губы поджались, брови и ресницы беспокойно двигались — одна стилизация быстро сменялась другой.
Поколебавшись долю секунды, Комейтк-Лелианр тоже подошла к балюстраде: «Не ожидала тебя здесь увидеть».
«Я тоже не ожидал здесь оказаться».
«Ты выглядишь неплохо. Давно вернулся?»
«Примерно две недели тому назад. А ты?»
Она осторожно произнесла: «Мы летели не так долго, как ожидалось — примерно восемь месяцев. По пути ленапи сумели соорудить гиперпространственный двигатель».
«Среди нас не было ленапи. Вся команда состояла из землян».
«Даже так? Как же вы нашли дорогу домой?»
«Очень просто. Может быть, тебе наши методы покажутся примитивными. Покинув Магарак, мы внимательно изучили звездное небо. Мы знали, что могли найти знакомые созвездия только в одном направлении — в направлении, диаметрально противоположном маршруту от земного Солнца до солнца Магарака. Мы нашли Орион — далекое, маленькое, бледное, но знакомое созвездие. Мы повернули в ту сторону и продолжали лететь, пока не прибыли на Землю».
«Изобретательно! Я знала, что ты как-нибудь сумеешь вернуться».
Барч мрачно усмехнулся: «У меня никогда не было такой уверенности».
Комейтк-Лелианр смотрела на теплый летний пейзаж, слегка подернутый послеполуденной дымкой: «Кажется, я должна перед тобой объясниться…»
«Забудь об этом! — прервал ее Барч. — Я и так все понимаю. Ты не предлагала улететь без меня. Но инженер-ленапи сказал: „Теперь этот безумец нам не помешает. Пора попрощаться не только с клау, но и с его самоубийственными затеями“. И все решили, что это неплохая мысль».
«Не все, — возразила Комейтк-Лелианр. — Я так не думала».
«Нет. Но ты решила держать язык за зубами. „В конце концов, это не мое дело“, — говорила ты себе. Но тебя мучила совесть. Ты колебалась. А все вокруг понукали: „Скорее, скорее! Ты с нами или нет?“ И ты улетела вместе со всеми».
Она продолжала смотреть в дымчатую даль: «Примерно так оно и было. Я знала, что ты спас мне жизнь, но на Магараке жизнь ничего для меня не значила, и поэтому я ничего не была тебе должна. Теперь я понимаю, что обязана тебе свободой, теперь моя жизнь и моя свобода драгоценны». Она повернулась и встретилась с ним глазами. Барч с любопытством наблюдал за движениями ее бровей.
«Теперь я готова отблагодарить тебя, чего бы это ни стоило».
Барч улыбнулся: «Как называется эта стилизация?»
Комейтк-Лелианр гневно поджала губы: «Я говорю то, что думаю!»
Барч покачал головой: «Ты ничего мне не должна. Я пытался охранять тебя и готовил побег с Магарака, руководствуясь исключительно эгоистическими побуждениями».
«Тем не менее — благодаря тебе я многое приобрела, а ты многое из-за меня потерял. Я обязана возместить тебе потери».
«Возместить? — Барч вопросительно взглянул ей в глаза. — О каком возмещении идет речь?»
«Я могла бы дать тебе денег».
Барч кивнул: «Разумеется. Мне это почему-то не пришло в голову».
Комейтк-Лелианр взглянула туда, где молодой исполняющий обязанности комиссионера совещался с высоким, величественным лектваном в винно-красном плаще: «Если бы ты согласился прилететь на Лектву — чтобы учиться или просто из любопытства — ты мог бы гостить у меня и у моих родственников столько, сколько захочешь».
«Нет уж, спасибо! С меня хватит космических авантюр. Я рад возможности оставаться дома».
Ее золотистая кожа приобрела красновато-медный оттенок: «Обязательства обременяют. Я должна избавиться от этого бремени!»
«И какой еще способ избавления от бремени ты могла бы предложить?»
Она взглянула прямо ему в глаза: «Если хочешь, я стану твоей подругой, твоей женой». Видно было, что она заставила себя произнести эти слова, они словно прорвались сквозь препону.
Барч крякнул: «Пять лет тому назад горький опыт научил меня не предаваться таким надеждам».
«Это было на Магараке, у меня не было другого выбора».
«Какая разница? Если бы я хотел жениться, я хотел бы жениться на женщине, а не на существе, которого я не понимаю и никогда не пойму. Мы не можем быть счастливы, мы думаем по-разному. Ты презираешь земную расу. Здесь, на Земле, мы пытаемся справиться с предубеждениями, но лектваны все еще считают свое превосходство чем-то очевидным и не подлежащим обсуждению. Как, по-твоему, я чувствовал бы себя, сопровождая женщину, которой было бы стыдно представить меня своим друзьям?»
Комейтк-Лелианр внимательно следила за ним: «Ты во многом изменился, Рой».
«Это не удивительно».
«Но в некоторых отношениях ты такой же, как всегда».
«В каких?»
«Когда мы впервые встретились, ты не любил лектванов».
«Нет, — перед внутренним взором Барча пронеслись картины прошлого. — Я подозревал, что, претендуя на превосходство, лектваны были в чем-то правы, и это уязвляло мое самолюбие. Теперь я знаю, что это не так. Я все еще не преклоняюсь перед лектванами, но теперь я не имею ничего против лектванов. Все мы — люди… О да, я изменился!»
«Может быть, я тоже изменилась».
«Ты все еще лектванка, а я как был землянином, так и остался».
«Но для тебя, судя по всему, это обстоятельство важнее».
Барч начал было возражать, но прервался на полуслове. Действительно, за все эти годы он, пожалуй, изменился меньше, чем ему хотелось бы.
«Человеческий ум — чертовски сложная штука!» — ни с того ни с сего выпалил он.
Комейтк-Лелианр пожала плечами — похоже было, что она потеряла интерес к разговору.
Барч напряженно спросил: «Как долго ты останешься на Земле?»
«Примерно пару дней. Я приехала, чтобы забрать вещи отца».
«И что дальше?»
«Что дальше? Я вернусь на Лектву, — равнодушно сказала она. — Но Лектва уже не такая, какой я ее помню. На Магараке я заразилась щемящей тревогой. Мне все время хотелось с тобой поговорить». Она задумчиво взглянула ему в лицо.
Барч отвернулся: «Я возьму свои вещи и поеду домой».
Она молчала. Он отступил на шаг: «Прощай!»
«Прощай, Рой».
Барч торопливо прошел в помещения, которые он когда-то делил с Клодом Дарраном. Там было пусто. «Все равно мне все это не нужно!» — подумал Барч.
Он вернулся на террасу. Комейтк-Лелианр по-прежнему стояла, облокотившись на балюстраду. Она обернулась к нему, излучая влечение — его словно подталкивала к ней непреодолимая сила. Барч сделал к ней один шаг, остановился. Она смотрела на него со странным выражением, не приглашающим и не отвергающим. Барч глубоко вздохнул: «Прощай, Эллен».
«Прощай, Рой».
Барч подбежал к вертолету, вскочил в кабину. Пилот перелистывал какой-то журнал.
«Поехали!» — сказал Барч.
Пилот лениво потянулся: «Вы уже закончили?»
«Закончил? — пробормотал Барч. — В жизни ничто не кончается, пока не кончается жизнь».
«Мне ваша философия не под силу», — признался пилот.
«Поехали!» — суховато повторил Барч.
Пилот взглянул на террасу: «Ваша золотистая знакомая хочет еще что-то сказать».
Барч медленно спустился из кабины. Комейтк-Лелианр тяжело дышала, ее губы плотно сжались и побледнели.
«В чем дело?»
«Я не хочу, чтобы ты уезжал».
«Но…»
«Рой, я готова рискнуть. Готова, если ты не против».
Он не стал притворяться, что не понимает: «Риск велик. Ты станешь чужой среди чужих».
«Может быть — а может быть и нет… Ты боишься?»
Барч смотрел на нее несколько долгих секунд. Внутри у него что-то сломалось, что-то потеплело: «Нет. Не боюсь».
Кларджес
I
Кларджес, последний мегаполис Земли, простирался на пятьдесят километров вдоль северного берега реки Чант — там, где она только начинала превращаться в широкую дельту.
В древнем Кларджесе нередко встречались сооружения, монументы, усадьбы, видавшие виды таверны, причалы и склады двух- или даже трехтысячелетнего возраста. Граждане Предела высоко ценили эти напоминания о прошлом, бессознательно приносившие им успокоение, внушавшие мистическое ощущение отождествления с непрерывностью бытия. Тем не менее, единственная в своем роде система свободного предпринимательства, в условиях которой они жили, побуждала их к изобретательности. Таким образом, Кларджес представлял собой любопытное хаотическое сочетание седой старины и дерзкой новизны, а его обитатели — как в этом, так и в других отношениях — испытывали постоянные напряжения, вызванные непоследовательностью и даже несовместимостью их эмоций.
Ни один город никогда не мог сравниться с Кларджесом величием и мрачной красотой. Башни Мерцанта возвышались, как гигантские кристаллы турмалина, утопая вершинами в плывущих облаках. Их окружали огромные торговые центры, театры и многоквартирные комплексы, а ничем не примечательные индустриальные окраины скрывались за горизонтом. Самые престижные жилые районы — Баллиасс, Эрдистон, Вандун, Храмовый Сонм — расположились на склонах холмов к северу и к югу от центра, откуда открывались прекрасные виды на реку. В Кларджесе все было в движении, все пульсировало жизненной энергией, стремлением к новым достижениям. Миллионы окон блестели в солнечных лучах, бульвары полнились потоками машин, стаи летательных аппаратов сновали по воздушным проспектам. Мужчины и женщины ходили по улицам бодро и целенаправленно, не теряя времени.
За рекой находилось Разводье — плоская, серовато-бурая пустошь, необжитая и бесполезная, где ничто не росло, кроме скрюченных низкорослых ив и красновато-желтого тростника. Разводью вообще незачем было бы существовать, если бы не тот факт, что двести пятьдесят гектаров этой пустоши занимал Карневал.
На гнетущем фоне Разводья Карневал пламенел подобно цветку на отвале шлака. На его двухстах пятидесяти гектарах сосредоточилось разнообразие разноцветных огней и полотнищ, пышных зрелищ и процессий, изумительных изобретений и приспособлений — развлекавших, потрясавших воображение, приносивших покой и облегчение.