«Здесь у вас не шутят с охраной!» — подивился Аймиш.
«Необходимая мера предосторожности», — сухо отозвался Гаффенс.
Они прошли через следующий портал, обозначенный надписью:
«ЛАБОРАТОРИЯ БИОМЕТРИЧЕСКОГО СЛЕЖЕНИЯ
Телевекторы»
Гаффенс подозвал Норманда Неффа, начальника отдела, и Винсента Роднэйва, его заместителя; присутствующие представились друг другу.
«Мне знакомо ваше лицо, — сказал Роднэйву канцлер. — Но я не могу запомнить все имена, их слишком много».
«Насколько я помню, мы встретились на выставке Бибюрссона».
«Да-да, конечно! Вы — приятель драгоценной Анастасии».
«Можно сказать и так», — церемонно отозвался Роднэйв.
Норманду Неффу не терпелось вернуться к работе; он вмешался: «Винсент, будьте добры, покажите канцлеру некоторые из наших новейших проектов».
«С удовольствием! — слегка поклонился Роднэйв и принялся поглаживать подбородок так, словно погрузился в глубокие размышления. — Возможно… Да, почему бы нет? Давайте взглянем на систему телевекторов».
У двери, ведущей в модуль телевекторов, их снова остановили охранники, после чего они прошли через вестибюль, где их персональные характеристики регистрировались просвечивающими экранами, излучателями и прочими приборами.
«К чему такие предосторожности? — наивно удивился Аймиш. — Неужели кому-то придет в голову явиться сюда без пропуска?»
Гаффенс натянуто улыбнулся: «В данном случае, канцлер, мы защищаем конфиденциальность личных данных наших граждан. Даже генеральный директор Коллегии Палачей Джарвис не может запрашивать информацию, содержащуюся в этом модуле, если гражданин, к которому относятся биометрические данные, не продолжает существовать дольше положенного срока».
Канцлер Аймиш кивнул: «Достойный всяческой похвалы подход! А в чем, если не секрет, заключаются принципы функционирования этой системы?»
«Думаю, что Роднэйв сможет продемонстрировать вам эти принципы».
«Да-да, — кивнул Роднэйв, — разумеется».
Они прошли по выложенному белой плиткой коридору к фасаду огромной машины. Мельком взглянув на посетителей, техники снова сосредоточили внимание на приборных панелях. Подошел бригадир модуля; Гаффенс пробормотал ему на ухо несколько слов. Роднэйв подвел Аймиша и Эйвершема к телевектору; другие продолжали стоять поодаль.
«Каждый человек на Земле отличается уникальными характеристиками мозгового излучения — не менее уникальными, чем отпечатки пальцев. Когда гражданин Кларджеса регистрируется в расплоде, свойственное ему сочетание этих характеристик регистрируется и хранится в базе данных».
«Понятно», — кивнул Аймиш.
«Для того, чтобы определить местонахождение того или иного человека, управляющая станция и две подчиненные станции телевектора настраиваются в соответствии с частотами мозгового излучения этого человека и передают волны, вызывающие интерференцию. Возникает столкновение волн — едва заметное возмущение, сопровождающееся отражением волн. Значения интенсивности и направленности отраженного излучения, то есть векторы, регистрируются всеми станциями, после чего методом триангуляции рассчитываются координаты, которые вносятся в матрицу карты Предела, и на карте появляется точка, обозначающая местонахождение субъекта слежения. Таким образом… — Роднэйв просмотрел указатель и нажал несколько клавиш. — Вот, например, ваш персональный код, канцлер. Красным прямоугольником на синей координатной сетке обозначен Актуарий. А черная точка внутри этого прямоугольника показывает, что вы находитесь здесь».
«Весьма изобретательно!»
Роднэйв продолжал говорить, нервно поглядывая на Гаффенса и на бригадира модуля. Снова упомянув имя амаранты Анастасии, он как бы невзначай ввел ее код, после чего, согласно уговору с Кудеяром, задал функцию распечатки микрофильмов всей категории амарантов. В лоток выпал плотный серый столбик прямоугольных кусочков пленки.
Руки Роднэйва дрожали, как листья на ветру. «Как вы можете видеть, — запинаясь, объяснял он, — это биотелеметрические данные амарантов, но они, разумеется, размыты в связи с наложением координат нескольких суррогатов…» Столбик микрофильмов выскользнул из его пальцев и рассыпался на полу.
Гаффенс раздраженно воскликнул: «Роднэйв, у вас вечно все валится из рук!»
Канцлер Аймиш поспешно вступился за молодого человека: «Ничего страшного, давайте их соберем». Опустившись на колено, он принялся подбирать блестящие маленькие кусочки пленки.
«В этом нет необходимости, канцлер! — вмешался Винсент Роднэйв. — Мы их просто подметем и выбросим».
«О! В таком случае…» — Аймиш поднялся на ноги.
«Если вы узнали все, что хотели узнать о телевекторах, канцлер, мы можем перейти в другой отдел», — сказал Гаффенс.
Группа руководителей направилась обратно в контрольно-пропускной вестибюль. Рольф Эйвершем отстал от других. Подобрав один из микрофильмов, он прищурился, рассмотрел его на свет и нахмурился. Повернувшись к уже выходившему из помещения Гаффенсу, Эйвершем позвал его: «Одну минуту, господин заместитель директора!»
Кудеяр сидел в кафе «Далмация», поигрывая кружкой из-под чая. Он не находил себе места, но не мог придумать, куда еще он мог бы пойти — в данный момент у него не было никаких срочных дел.
Из Актуария послышись приглушенные звуки знакомого гвалта сирен и звонков. Повернувшись на стуле, Кудеяр взглянул на дворик.
Фасад огромного здания ничего ему не объяснил. Сигнализация выключилась. Большинство проходивших по дворику людей, остановившихся, чтобы с любопытством взглянуть в сторону вычислительного центра, разошлись по своим делам; некоторые, однако, остались и продолжали наблюдать за Клетью Позора.
Прошло полчаса. Послышалось поскрипывание шкивов: клеть скрылась в проеме фасада, а затем снова выдвинулась, повиснув над входом.
Кудеяр приподнялся со стула — он не мог поверить своим глазам. В Клети Позора сидел Винсент Роднэйв; его горящий взгляд словно проникал в тень под навесом кафе «Далмация», обжигая Кудеяра волной неутолимой ненависти.
XIV
С наступлением ночи на улицах Кларджеса стало тихо — можно было слышать только отдаленный гул подземки. Прохожих оставалось мало. Учащиеся вечерних классов профессиональных училищ возвращались домой, чтобы снова раскрыть учебники и прилежно совершенствовать усвоенные навыки. Так называемой «ночной жизни» в городе практически не было, открыты были лишь несколько кабаре и театров, посещаемых гларками. Все нуждавшиеся в срочной разрядке напряжения уже собрались на другом берегу реки, в Карневале.
На дворике перед Актуарием тоже было пусто, на площади Эстергази — темно, как в пустыне. Полночные посетители редко заходили в кафе «Далмация»; как правило, за столиками можно было заметить лишь несколько темных фигур — припозднившегося работника Актуария, палача, выполнившего очередное задание, неудачника, страдающего бессонницей из-за неспособности продолжать подъем, а иногда и парочку любовников. Сегодня ночью все места в кафе были заняты — людьми, старавшимися, однако, держаться как можно незаметнее.
Легкий туман наползал с моря, образуя ореолы вокруг уличных фонарей. Клеть Позора чуть покачивалась над входом в Актуарий, как уродливое ржавое напоминание о древности, а сидевший в ней узник, неподвижно смотревший в пространство, казался плоским декоративным силуэтом — флюгером или вывеской.
В полночь откуда-то со стороны реки донесся далекий скорбный гудок. Клеть Позора со скрипом опустилась на мостовую и раскрылась — из нее вышел освобожденный Винсент Роднэйв.
Повернувшись к черным теням площади Эстергази, он прислушивался — казалось, эти тени шуршали. Винсент осторожно шагнул направо. Тут же из мрака вылетел камень, ударивший его в бок. Винсент отступил назад, широко расставил ноги и развел руки в стороны, дерзко повернувшись лицом к своим мучителям. Из парка на площади донесся низкий хриплый рев голосов — беспрецедентный случай, так как извращенцы обычно делали свое дело в мертвом молчании.
Роднэйв понял, что возбудил своим поведением какую-то неистовую страсть, и со всех ног пустился в направлении кафе. Но ему навстречу посыпался шквал камней, падавших с темного неба подобно метеорам. Извращенцы были настроены мрачно и яростно.
В небе возник смутный силуэт аэромобиля без габаритных огней. Машина приземлилась, распахнулась дверь. Роднэйв нырнул в кабину головой вперед, аэромобиль тут же взлетел. Камни стучали по корпусу машины; из теней выбежали темные фигуры — они остановились на дворике и задрали лица к небу. Проводив глазами летательный аппарат, они стали смотреть по сторонам, осторожно разглядывая друг друга — извращенцы еще никогда раньше не показывались на людях. Недовольно бормоча и ругаясь, они вернулись в темноту площади и растаяли в ней; дворик Актуария снова опустел.
Роднэйв сгорбился, опираясь локтями на бедра, его глаза напоминали осколки мутного стекла. Глухо выдавив несколько слов, он погрузился в молчание.
Кудеяр запарковал аэромобиль и отвел Роднэйва к себе. Перед дверью квартиры Роднэйв задержался, не решаясь войти, но, взглянув по сторонам, прошел в гостиную и уселся на стул. «Вот таким образом, — хрипло выдавил он. — Я обесчещен. Я — изгой. Я обречен». Он взглянул на Кудеяра: «Вы ничего не говорите. Что заставляет вас молчать — стыд?»
Кудеяр молчал.
«Вы спасли мне жизнь, — продолжал Роднэйв. — Но мне от этого не лучше. Где я теперь смогу продвинуться? Мне суждено закончить жизнь аспирантом. Для меня это катастрофа».
«Для меня тоже», — отозвался Кудеяр.
Роднэйв крякнул: «Вам-то что? Вы не понесли никакого ущерба. Ваши микрофильмы в целости и сохранности».
«Как так?!»
«Ну, по меньшей мере временно».
«Что случилось? Где пленки?»
На физиономии Роднэйва появилось лукавое выражение: «Теперь моя очередь вас шантажировать».