— Все, Макс, уходим на базу, мы выполнили приказ и исполнили свой долг перед родиной, — майор начал разворот.
— А как ты, командир, после этого своим пацанам в глаза смотреть будешь, — послышался в наушниках угнетающий своей прямотой голос Максима, — ты ведь только что, паскуда, погубил десятки невинных душ.
— Молчать и следовать за мной, — майор переключился на полетный режим, и его винтокрылая машина стремительно понеслась над почерневшим от людского горя и негодования океаном, оставляя далеко позади себя черную точку судна, которая вскоре растворилась в вечернем полумраке.
Через десять минут вертолеты попали в сильнейший разряд града. Машину трясло так, словно она мчалась не по небу, а по кочкам, рычаг управления в руках опытного майора прыгал и извивался, пытаясь вырваться, но пилот все же умудрился поднять машину еще метров на сто в черное небо и, осмотревшись, позвал ведомого.
— Макс, ты где, отзовись, — майор непрерывно глядел на локатор, где еле заметно мерцала зеленью точка второго вертолета.
— Я справа от тебя, командир дистанция порядка пятидесяти метров, — Макс усмехнулся в микрофон, — штивает, словно на волнах, я впервые в такую карусель попадаю.
«Это хорошо, лейтенант, тебе больше никогда не придется попадать в такие передряги» — подумал, майор и включил автоматическую систему стрельбы и наведения по тепловым целям.
Страшная мысль по устранению напарника у майора промелькнула еще тогда, когда этот сосунок стал укорять его в бессердечии и салдофонстве. И в тот момент, когда пилот выпустил эти проклятые, смертоносные ракеты по транспорту, он понял, что одному из них возврата на базу не будет, и сейчас майор Стегний отчетливо понял, как ненужные в военном деле чувства угрызения совести уступают холодному расчету. Наверняка, по прибытию на базу, Макс не будет молчать и поэтому его место здесь в океане, навечно.
Словно на учебном тренажере, майор выжал гашетку, и трассирующая очередь из его крупнокалиберного пулемета ушла в темноту, догоняя свою жертву, чтобы через секунду впиться мертвой хваткой в мягкий дюраллюминевый фюзеляж и развалить надвое винтокрылую птичку, внутри которой, как игла в яйце, находилась смерть майора и будущее его детей, и это слабое звено необходимо было ликвидировать.
Такой скверной и скорой развязки на судне не ожидал никто. Лишь только ракеты со звериным скрежетом разорвали металлическую обшивку левого борта «Ангары», капитан бросился к телеграфу и застопорил машину. Затем он включил принудительную трансляцию и закричал в микрофон:
— Всему экипажу — «шлюпочная тревога», всем стоять по местам…он не успел договорить, как судно начало крениться и палуба стала быстро уходить из-под ног.
— Старпом, бегом к шлюпкам правого борта, — гаркнул Литвинов, — боцман, срочно свистать всех наверх.
— Ах, вы, волчары позорные, — захрипел Серый, хватаясь обеими руками за леера, чтобы не скатиться по скользкой, наклонной палубе за борт. Он ловко, как орангутанг по лианам, проскочил, цепляясь за судовые приборы, к выходу и исчез за водонепроницаемой дверью.
— Куда ты, дуралей, погибнешь, — крикнул ему вслед Лютый, но, увидав перед собой бледное, обезумевшее лицо капитана, вдруг понял, что сейчас все будут спасать только самих себя, на судне началась паника. В надстройке слышались крики и стоны моряков. — Кэп, я попробую вывести женщин и ребенка из вашей каюты, а вы майнайте за борт все, что плавает плоты, спасательные жилеты круги… я пошел…
Виктор, цепляясь за леера, словно цирковой артист, пробрался к капитанской каюте, откуда уже доносились женские вопли и плачь ребенка. Он с трудом открыл дверь и увидел страшную картину. Вся мебель в каюте диван, кресла, холодильник большой книжный шкаф и стол сорвало с фундамента, и они сместились к переборке. Из-под этой кучи хлама и доносились крики о помощи.
Виктор напряг все свои силы и с трудом сдвинул шкаф, из которого как из рога изобилия хлынули тяжелые книги. Он начал разгребать их, вот он увидел чью-то руку, Лютый осторожно потянул за тонкое запястье, на поверхности появилась голова женщины с растрепанными волосами. Да эта была, капитанская жена. Ее безумные, выпученные глаза смотрели куда-то в пустоту, а изо рта пузырилась пена, и несся нескончаемый, словно поток фекалий, все нарастающий дикий вой. Зэк попытался перекричать Анну и объяснить, что произошло, но, осознав безрезультатность своих усилий, наотмашь, тяжелой ладонью, врезал женщине пощечину.
Анна враз смолкла и тихо заплакала.
— Где девочка, где Валентина, — женщина вяло указала пальцем на вход в спальню, что расположился теперь над головами несчастных. Виктор, цепляясь за барашки лобовых иллюминаторов, подтянулся к проему и заглянул вовнутрь. Валентина сидела, держась одной рукой за кровать, другой прижимала к себе перепуганную малышку.
— Все целы, — Виктор попытался улыбнуться, — тогда попробуй достать спасательные жилеты из рундука, одевайте на себя и двигайте за мной. Он взял из рук Валентины дрожащую девочку и спустился вниз.
— Прыгай, не бойся, махнул он своей подруге.
Валентина смело прыгнула к нему в объятия и так они стояли, крепко прижавшись друг — другу несколько секунд, обдавая жаром возбужденных тел все пространство, да так, что капитанская жена скромно отвернулась и прижала лицо всхлипывающей дочери к часто вздымающейся груди. Адреналин, подпитываемый приближающейся смертельной опасностью, возбуждал все нервные окончания мужского и женского организма. Сейчас достаточно было одного прикосновения к открытому участку тела, чтобы достигнуть вершины страсти, охватившей парочку.
— Вот так бы всю жизнь и провела с тобой, — прошептала Валентина, прикоснувшись теплыми губами к жесткой щетине Лютого.
— Вот баба дура, не время сейчас любовь крутить, — мужчина, пересиливая внутреннюю дрожь, отстранился и поднял с полу ярко оранжевый спасательный жилет. — Примеряйте, дамы, новое шмотье и затягивайте лямки потуже, возможно придется прыгать в воду с борта, чтобы добраться до плота. Девочку, по возможности, оденьте во все самое теплое и про себя не забудьте, ваш муж должен спустить плот, в нем наше спасенье.
— А что случилось? — спокойно спросила Валентина, словно произошло что-то обыденное, но не спланированное на этот час.
— Тонем, бабоньки, наши родные советские соколы по приказу продажных чиновников расстреляли транспорт, у нас времени в обрез, минут через десять корабль уйдет на дно, а по близости ни одного судна, так что поторапливайтесь, милые, как бы эта каюта не стала для нас братской могилой.
Чтобы добраться до иллюминатора Виктор при помощи женщин поставил тяжелый письменный сто на «попа» и ловко вскарабкался по нему. Он выглянул наружу и огляделся. Сумерки сгущались, как чернильные разводы, окутывая необъятные пространства потемневшего океана, резкий порывистый ветер уже начал сбивать белоснежные хлопья пены с гребней волн, похожих на огромные холмы, возникающие из мрака наступившей ночи. Лютый только сейчас заметил, что освещение на судне еще работает, значит, вода не добралась до аккумуляторных батарей. В ярком свете прожекторов на сигнальных мачтах он увидел рядом с бортом спасательный плот со светящимся маячком на крыше, который подпрыгивал на волне чуть ли не до уровня капитанского мостика.
Какой-то человек с тяжелым рюкзаком на спине спускался по раскачивающемуся штормтрапу, пытаясь подловить момент, когда спасательный плот поднимется на волне и окажется на его уровне, и он сумеет заскочить вовнутрь. Но каждый раз, когда этот удобный случай наступал, ему мешал другой моряк. Он махал руками и что-то неистово орал, пытаясь перекричать вой ветра. Лютый узнал обоих. Человек с тяжелым рюкзаком за спиной был его сообщник — Писатель, другой в кожаной куртке — капитан Литвинов.
— Серый, крикнул Лютый, помоги нам добраться до плота, здесь женщины и ребенок. — Виктор с ужасом увидел на фоне черного, обросшего моллюсками и изумрудной морской травой, борта бледное, перекошенное от страха и злобы лицо Писателя и тут же пожалел, что окликнул его.
Зэк извернулся, как циркач-эквилибрист обвился вокруг трапа руками и ногами, скинул с плеча тяжелый автомат и с одной руки дал очередь в сторону открытого иллюминатора. Пули с лихим посвистом, рикошетом прошлись по металлу, оставив свинцовые пометки на изъеденной язвами коррозии белой надстройки — последнюю роспись колымского Писателя. В этот момент сверху на его голову спрыгнул громоздкий Литвинов и, свившись в клубок, оба рухнули на крышу плота, который под тяжестью тел перевернулся и, оборвав линь, скрылся в темноте. Виктор видел, как на поверхности показалась сначала голова Серого, он отчаянно боролся за жизнь со стихией, но силы были не равные. Что-то сзади, словно двухпудовая гиря, тянуло его на дно. Подобно поплавку, он еще пару раз вынырнул, судорожно взмахнул руками, что-то по-звериному закричал и исчез навсегда в темной пучине. Капитана вообще не было видно, возможно, он успел залезть в плот и сейчас находился в относительной безопасности, но это уже никого, кроме жены не интересовало.
Лютый, по лакированному под орех, капитанской койки соскользнул обратно в каюту и обессиленный упал между двумя женщинами, закрыв глаза руками.
— Что случилось, кто там стрелял? — Анна изо всех сил теребила зэка за рукав полушубка. Виктор поднял на нее опустошенный взгляд и прижал девушку к себе.
— Где мой муж, где плот, как мы доберемся до берега? — женщина все трясла и трясла его, пока не разрыдалась.
— Все хорошо, все будет нормально, — Виктор обнял свободной рукой Валентину, — берите пример с ребенка, она ничего не боится, правда, Любаша. — Девочка вытерла слезы, улыбнулась и кивнула хорошенькой головкой с длинными распущенными волосами цвета спелой пшеницы. — Сейчас штормит, — продолжил Лютый, — на плот перебраться невозможно, нам надо немножко потерпеть, выждать время, кто-то ведь должен откликнуться на наш сигнал о помощи. В этом месте ежесуточно проходят десятки судов, нас услышат и спасут.