лый махнул рукой и медленно пошел вперед. С дороги свернул на тропинку неприметную, заскользил тенью мимо домов и палисадников.
Что рассчитывал увидеть? Неизвестно. Если извозчик не врет, а он может, кстати, и приврать с три короба, потому что в вымышленном мире живет, в фантазиях своих буйных, то тринадцатый дом по Якорной нежилой. Тогда что? Проникнуть в него при полной темноте или дождаться кого, надеясь на удачу.
«Сомнительно очень, что дождусь. Может, хозяева сегодня и не встречаются. Но засаду устроить надо. А там уж действовать по обстановке».
Билый перемахнул через просевший плетень и оказался в заброшенном садике. Маленький ухоженный домик готов был встретить приезд гостей, но только семейка господ не спешила заселиться. В яблонях играли, заливаясь, скворцы. Из кустов сирени, прячась в наиболее темном месте, Микола стал медленно ощупывать взглядом открытый пустырь перед зловещим домом под номером тринадцать. Кто бы в доме ни скрывался, какие бы там обряды ни проходили, кто-то основательно подготовился к тому, чтобы к дому никто не смог незаметно подкрасться: пространство просматривалось как на ладони с любой точки. «Значит, передвигаться придется только ночью!» Билый прошелся взглядом по забитым окнам, под самой крышей вентиляционные окна были закрашены черной краской. «Что могут скрывать от чужих взглядов? К чему такие приготовления?!» Не ускользнула и такая существенная мелочь, что большие двери, служившие центральным входом в дом, перекрывались толстой цепью с висячим массивным замком посередине. «Отлично. Значит, хозяев точно нет. Надо дождаться темноты и проникнуть в дом, если никто не приедет».
Билый медленно опустился на теплую землю. Уж что-что, а ждать часами и не шевелиться он с детства приучен. Так что со стороны его могли принять за что угодно. Не было в таком умении ничего необычного. На то и пластун.
Сумрак все больше покрывал землю. Микола не сводил взгляда с дома, не упуская каждую мелочь, но чем дальше тикали часы, тем больше возрастала в нем уверенность, что нет никого в особнячке и никто не придет.
Билый подождал первых ясных звезд на небе, адаптировался к лунному свету и, быстро поднявшись, перебежками устремился к дому. План был придуман заранее: через подвальное окно, которое сразу и не приметил, проникнуть в верхнее помещение и тщательно обыскать комнаты. Встретится кто – хорошо. Нет – может, зацепку какую сам найдет. Видно, засады устраивать надо будет каждый вечер.
Подвальное окошко удалось снять с рамы без повреждений – просто отжал гвоздики, и стекло само вывалилось в подставленные ладони. Тоже черной краской измазанное, поэтому и не увидел сразу. Пока мотал на руку пояс с холодным оружием, прислушивался к звукам внутри. Тихо. Только мыши скребутся. Если и есть люди, то один и ловко прячется. Только зачем ему это? Сидеть в запертом доме и ждать подъесаула. Змейкой скользнул в проем рамы, ни за что не цепляясь. Упал мягко, перекувырнулся, прижался к стене, ожидая, вдруг кто придет на шум. Дал глазам привыкнуть к темноте, а сам ремень затянул. Теперь лестницу увидел. В подвале было пусто. Пол чисто выметен. «Интересно, для чего подвал используют?» Быстро прокрался к лестнице и кошкой взметнулся к двери. Заперто. Замок пустяковый: щеколда с той стороны. Поджал ее лезвием ножа, и дверь без скрипа медленно открылась.
Не торопился войти. Через щели досок слабо пробивался лунный свет. Комната была одна. Много скамеек стояло перед алтарем. В углу орган. Но здесь явно если поклонялись, то другому Богу. Поразили знамена. Билый прокрался по помещению к ним, всматриваясь в каждую деталь. За алтарем на латыни был написан текст. Пока не разобрать. Микола осторожно развернул знамя. На голубом фоне знаки, вышитые серебром и черным. Развернул другое знамя: хорошо вышитый глаз в пирамиде. На третьем, темно-синем, линейки, скрещенные с циркулем, а в середине буква G. Микола перекрестился и уставился на надпись; хоть и вязью написано, но разобрал: «Новый мировой порядок».
«Какой порядок? Чей?» – думал Микола, подходя к алтарю. Поразило то, что на столе, накрытом черным покрывалом, стояло три больших свечки. В середине скатерти явно белой краской тщательно нарисован гроб. По углам серпы перевернутые и цифры непонятные. «Неужто и вправду сатанисты?» – подумал подъесаул, тяжело глотая вязкую слюну. Медленно, боясь, что-либо потревожить и задеть, вернулся к двери в подвал. Постоял в проходе, в последний раз осматривая помещение, но в голову кроме бесовщины ничего не лезло. Медленно перекрестившись и читая молитвы, Билый прикрыл дверь, вставил на место щеколду, воспользовавшись ножом, и быстро устремился к окну, на ходу опять снимая пояс с оружием.
«Что же получается? Сатанисты заговор затеяли против императора и к ним, значит, Ванятка примкнул?! Значит, душу продал?! За что только?!»
Вопросов стало еще больше. Ответы пока не приходили.
Травкин прервался. Молча набил табаком трубку, протянул кисет Билому. Тот жестом показал, мол, свои есть, но курить не стал. Следователь зажег спичку, поднес к трубке и, часто вдыхая, разжег ее. В кабинете повисло серо-голубое ароматное облачко. С удовольствием затянувшись и выпустив кольцо дымка, Травкин посмотрел на Билого и, слегка склонив голову, приподнял брови. Мол, такие вот чудеса творятся, господин подъесаул. Снова откашлялся и вновь продолжил свой рассказ.
– Главным масонским центром у нас, в Российской империи, стал, как вы понимаете, любезный Николай Иванович, Санкт-Петербург. Здесь в свое время действовало около семидесяти, да, вы не ослышались, я бы даже сказал, не менее семидесяти масонских лож английской, французской и немецкой систем. Наиболее влиятельными из них были ложа Умирающего сфинкса и ложа Соединенных друзей. С масонством также связывают и возникновение Санкт-Петербургского на смертные случаи страхового общества, основанного небезызвестным в свое время Я. Х. Гротом. Подлинный же взлет российского масонства пришелся на время правления как раз Александра I. Однако он оказался недолгим. Указ от первого августа тысяча восемьсот двадцать второго года, спустя три десятилетия после осуждения тогдашнего предводителя российского масонства господина Н. И. Новикова, приравнял масонские собрания к тайным обществам и навсегда запретил их в Российской империи. Масонское движение в России уже в начале своего существования оказало мощное духовно-нравственное и культурное воздействие на общество. Вне всяких сомнений, новомодное увлечение должно было содействовать приобщению патриархальной, православной страны к исповедуемым «вольными каменщиками» либеральным ценностям западноевропейской цивилизации. Однако традиционная для России корреляция внешнего духовного влияния, ставшая прерогативой самодержавия, в скором времени поставила масонское движение вне закона. Посему, если и остались какие-то остатки масонских лож, все они на нелегальном положении. До сей поры мне не приходилось встречать чего-то даже близкого по своей сути, что могло бы напоминать о подобных организациях.
Травкин снова посмотрел на Билого. Тот пребывал в глубоком раздумье. То ли сам рассказ о существовании масонских лож на территории Российской империи вверг подъесаула в легкую прострацию, то ли он размышлял над тем, как возможно в будущем использовать эту информацию, но на вопрос следователя о том, понял ли он, о чем шла сейчас речь, Микола не ответил. Точнее, он его не услышал. В его голове вновь пронеслись картины увиденного в доме, вспомнился почему-то Суздалев, неудавшееся покушение на императора, странный извозчик и не менее подозрительный флигель-адъютант, смотревший незадолго до взрыва в Беловежской пуще на часы. «Неужели это все звенья одной цепи?! Что ж ты, Суздалев, однополчанин мой дорогой, с которым не один пуд соли съели, в слуги к самому сатане записался?! Ладно тот флигель-адъютант – прислужник государев. Но ты-то! Ты ж боевой офицер! И все туда же! Нет! Не мог продаться Ваня! Никак не мог!» Мысли Миколы путались, сворачиваясь в клубок. Ясно становилось одно. Тайная масонская ложа в Санкт-Петербурге существует, и он, Микола Билый, напал на ее след. Даже больше, он нашел их логово.
– Николай Иванович, дорогой, – где-то над самым ухом раздался голос следователя. – Вы здесь? Или же пребываете в ментальном полете мысли?
Билый встрепенулся:
– А? Что? Ах да. Простите, господин Травкин, задумался.
Следователь стоял совсем рядом, разглядывая Билого, слегка склонив голову.
– Я уж, грешным делом, подумал, что вы вошли в транс от услышанного.
Травкин на минуту замолчал, часто вдыхая воздух, словно принюхиваясь к чему-то.
– Позвольте, господин подъесаул, а чем это от вас так пахнет?! Неужто дамой? – И тут же, спохватившись, следователь поправился: – Простите за бестактность. Вы же женаты, как я мог подумать. Но от вас пахнет духами, причем весьма дорогими!
Микола полностью пришел в себя. Принюхался. Действительно, от него пахло духами. Он наклонился слегка вперед, так же, как и Травкин, часто вдыхая воздух. И тут его осенило. Он вспомнил, что накануне ему доставили конверт от госпожи Измайловской. В нем было приглашение на чашку чая. И конверт, и его содержимое были словно пропитаны цветочным ароматом. Микола вспомнил, что второпях, прочитав приглашение, спрятал его вместе с конвертом в подклад черкески. Билый посмотрел на Травкина и вдруг стукнул себя ладонью по лбу. Следователь с легким недоумением задал немой вопрос. Микола мотнул головой и, запустив руку за пазуху, вытащил наружу тот самый конверт. Приятный запах духов защекотал нос. Микола извлек из конверта приглашение и, пробежав его глазами, произнес:
– Так и есть! Сегодня… – Билый посмотрел на часы, – через два часа с четвертью я должен быть у госпожи Измайловской. Совсем запамятовал!
– Ну, что ж, дорогой Николай Иванович. Надеюсь, мы с вами поняли друг друга и с сей поры наши с вами усилия будут объединены.
– Непременно, господин титулярный советник. Гуртом и батька бить сподручнее.