– Какое секретное задание? – опешил Микола, садясь растерянно на софу. – Когда заезжали? Ничего не помню.
– Не мудрено. После столького выпитого шампанского. А помнишь, как у извозчика лошадь шампанским поил? – оживился Ваня.
– Нет, – еще больше растерялся Билый. – Шо за непотребства?! Да как доброго коняку можно шампанским поить?!
– Ну, ты сказал, раз гусары поят лошадей, значит, и ты можешь лошадь извозчика поить. Разницы, говорил, нет. Ну и самого извозчика за бороду таскал.
– А его за что? – насупился Микола.
– Не понравилась она тебе. Сказал, что ненастоящая.
– И что?
– Настоящая была! Да ты не волнуйся. Голубчику не привыкать фронтовых офицеров катать. Я ему на чай два червонца оставил. Опять же лошадь шампанским поили.
– Ироды бессердечные! – грозно сказала старушка в чепчике, проходя мимо залы. – Кофе готово, идите, господа, на кухню. Нечего тут пеплом на персидские ковры сыпать.
– Маменька моя! – шепнул Ваня.
– Мадам! – Билый резко вскочил и склонил голову раскаянно. Старушка графиня мельком глянула на него, покачала головой и прошла дальше, стуча длинной клюкой по полу.
– Маман добрейшей души человек. После Балкан что-то злится на меня. А я же герой! Пошли в кухню, от греха подальше, пока клюкой не получили.
– За дело-то можно, – вздохнув, сказал Билый.
Сидели на кухне по-простому. На мощном дубом столе витиеватый голубой набор кофейный. Кукольные чашечки наполнены ароматным напитком. В блюдечках золотые ложечки. В вазочках печенье и круассан.
– А баранки? – вздохнув, спросил Билый.
– Нема, – передразнил Ваня друга, а сам в сервант полез, но не за баранками, а за большой глиняной кружкой. Поставил перед Миколой, налил кофе. Сам сел напротив, дымя трубкой.
– Хорошо тут у вас, чисто, – сказал Билый, сделав первый глоток. Граф махнул трубкой, улыбнулся.
– Три кухарки. Что ж не чисто.
– Зачем три? – опешил Микола.
– По штату положено.
– Понятно.
– Так что там у тебя за секретное задание, Николай Иванович? Что за письмо царя?
– То государственные дела! – отрезал подъесаул.
– Я, может, помочь тебе хочу. От чистого сердца.
– Ваня, – протянул Микола, который хорошо знал графа. Суздалев вздохнул, делаясь серьезным.
– Я ведь, Микола, не спал. Думал все над твоими словами. И пьяный кураж меня не брал. Хмеля ни в одном глазу. Не пойму, что со мной.
– И что удумал? – осторожно спросил Микола. Ваня не торопился с ответом. Курил свою трубку. Благоухал терпким запахом. Билый терпеливо ждал.
– Подставили меня, Микола, от начала до конца. Вот что я думаю, – спокойно сказал граф. – Сыграли со мной злую шутку, выбрав оружием верным, и не ошиблись в расчетах. Повелся я на эту историю, как щенок на веревочке.
– Думаешь, и кузина твоя замешана? Тоже к заговору причастна? – осторожно спросил подъесаул, проверяя и эту свою смысловую цепочку.
– Она-то при чем? – удивился граф. – Она ангел. У нее на самом деле нет выбора. Это честь для любой фрейлины – спать с императором. Но любит-то она меня. И голова у нее кругом. Она между двумя огнями: с одной стороны чувства, с другой стороны статус и все блага. Умом-то она понимает, что связь недолгая будет. Может, и хитрит поэтому. Но ведь может дохитриться! Я же императора убью! Кузина понимает что-то и, быть может, догадывается. Отговаривает меня, как может, успокаивает!
– А ты что?
– А я спокоен.
– Убьешь императора?
– Нет, – твердо сказал граф. – Зачем мне это? Я просто хочу быть счастливым со своей любимой женщиной. Мне только одно и остается: бросить армию, столицу, маменьку, имения, отказаться от имени своего и укатить с возлюбленной на Аляску. Я-то готов рискнуть всем. А сможет ли она?
– Интересный вопрос.
– Любовь должна победить.
– В станице непременно так и было бы. Но в столице? Понимаешь ли ты это, Ваня?
– Понимаю.
– Бабы испорченные, погрязшие в пороке, думающие о выгоде сиюминутной.
– Баронесса Измайловская не баба! Ты, Микола, доиграешься словами!
– Прости, друг. Говорю что думаю.
– Прощаю, – хмуро сказал Суздалев. – Ангел мой только меня любит. Всем нам надоела эта игра. Но как выйти – не представляю.
Билый отхлебнул крепкого кофе. Прищурил хитро глаза.
– Да можно выйти.
– Серьезно? – осторожно спросил граф.
– Еще и крест получишь.
– Главное, не на могилу! А все к этому идет. Не знаю я, Микола, ничего! Запутался. Подумать только, на самого батюшку руку поднимал! Слепец! Как мог?! Черти дергали за веревочки!
– Так давай чертей изведем, – осторожно сказал Билый.
– Как?! – граф прямо посмотрел на Билого. – Как раньше? Под корень?
– Так точно, – кивнул головой подъесаул. – Под самый корень. Только так и отмажешься. А потом с милой – на Аляску. И быстро всё, чтоб никто и глазом не моргнул. Глядишь, все и получится.
– Ты, Микола, не понимаешь, с кем нам предстоит столкнуться.
Билый улыбнулся. Понравилось ему это «нам».
– Да план у меня есть, Иван Матвеевич. Только действовать надо нам сообща. Считай, что я тебя вербую на секретную службу.
– Эй, служивый! – напрягся Суздалев. – Я ведь и по чину старше тебя, и граф все-таки!
– Ну, а я мудрее. И я тот, кто тебя перед государем обелит. Может, император за подвиг твой и баронессу от себя отпустит, и честь и имя твое сохранит.
– Хорошо бы, – вздохнул Ваня. – А что надо сделать?
– Ничего особенного. Так, мелочь. Надо помочь мне вступить в вашу ложу и вырезать ее потом на корню.
Ваня сидел с раскрытым ртом, слушая план друга, и неожиданно принялся улыбаться.
– Так это легко.
– В самом деле? – заволновался Билый.
– Конечно! Ты уже к вечеру станешь масоном! Я тебя к алтарю и отведу: имею полное право рекомендовать. Я же там не последний человек! Тем более ты тело охраняешь! Самого! Да тебя с руками и ногами примут. Я представляю, как там в мозгу у кого-то шестеренки закрутятся.
– Ну и добре, – улыбнулся Микола.
Граф не обманул. Весь день звонил. Отправлял лакея с распоряжения. Двери парадной постоянно хлопали. Маменька была очень недовольна. И даже не вышла попрощаться.
Вечером их привез закрытый фаэтон к сбору ложи. Ваня, как мог, разъяснял другу простые правила всю дорогу.
Вышли.
Суздалев провел Билого через длинный коридор, и оба оказались у входа в большую залу. Она представляла собой просторную квадратную комнату. Окна были напрочь заколочены, так что и полоска света не просачивалась через них. В зале царил густой полумрак. Все предметы, находящиеся в комнате, и одежды, в которые были облачены стоявшие по краям комнаты люди, казались серыми. В центре, ближе к стене, стояло большое деревянное кресло, чем-то напоминающее трон. На нем, одетый в длинную мантию, сидел человек. В руках он держал какой-то свиток, голову его украшала шапка, чем-то напоминающая корону. «Досточтимый Мастер, – подумал Микола, вспомнив короткую лекцию, которую ему прочитал Суздалев, вводя в курс дела. – То есть по-нашему, по-военному, – главнокомандующий. Как сказал Ваня – это символ духовного начала в человеке».
Граф, поклонившись сидевшему на троне, сделал несколько шагов в сторону и занял свое место.
Микола зажмурился, слегка надавил на глаза, привыкая к темноте. Он был уже в этом доме, но тогда все комнаты выглядели по-иному. Сейчас же эта зала, заполненная людьми, преобразилась. Огоньки больших зажженных свечей отплясывали бликами на стенах комнаты, высвечивая за креслом-троном рисунок, изображающий треугольник с оком внутри. Взгляд Билого переместился дальше по периметру залы. Почти напротив Досточтимого Мастера на кресле меньшего размера сидел одетый почти в такую же мантию другой человек. «Это, если не путаю, стало быть, Старший Надзиратель, – вспоминая разговор со своим другом, продолжил свои мысли Микола. – Он олицетворяет душу». Подъесаул повернул голову слегка направо: «А ты у нас, значит, Надзиратель Младший – то есть соединение душевного и духовного».
В голове Билого мелькали образы чинов масонской ложи, о которых ему подробно рассказал Суздалев. Память у казака была отменная от природы, и посему особого труда сориентироваться среди этого «войска» ему не составило.
«А вот и “внутренний” с “внешним” миры человека», – улыбнувшись про себя? подумал Микола, глядя на стоящих почти рядом Внутреннего и Внешнего стражей.
Убедившись, что все члены ложи собрались, сидевший на троне взял в руки деревянный молоток и несколько раз ударил им. Старший Надзиратель тут же повторил такую же серию ударов своим молотком.
Все стоявшие в зале замерли, воцарилась тишина. Слышно было, как воск потрескивал, оплавляясь с горящих свечей.
– Все ли привратники на местах? – раздался густой бас Мастера.
– Да, – учтиво отозвался Старший Надзиратель.
– Что же входит в их обязанности? – вновь спросил Мастер.
– Охранять покой ложи, – ответил Надзиратель.
– Все офицеры присутствуют? – прозвучал очередной вопрос.
– Да, Досточтимый Мастер, – сказал Надзиратель.
Лаконичность ответов удивила Билого: «Как по уставу».
– Все ли офицеры помнят о своих обязанностях? – прозвучал низкий голос Мастера.
– Да! Все! Досточтимый Мастер? – вновь отозвался Старший Надзиратель.
Удостоверившись, что все офицеры находятся на своих местах и знают свои обязанности, Мастер объявил об открытии ложи, призвав присутствующих следовать установленным правилам.
Затем, глядя на треугольник с глазом внутри и воздев руки вверх, Мастер произнес, медленно и четко выговаривая каждое слово:
– О Великий Архитектор Вселенной! Благослови нас на открытие сей ложи! Благослови на принятие в наше братство нового Ученика. Мы клянемся соблюдать все правила, чтобы собрание прошло в гармонии и согласии!
Выждав паузу, Мастер повернулся к присутствующим и, разведя руки в стороны, словно раздавая полученное свыше благословение, произнес: