– Что ж, извольте! – решительно сказал граф, давая разрешение. Травкин снова поморщился.
– Итак, повторюсь, от того, что и насколько открыто вы мне все расскажете, будет зависеть и ваша судьба. Интерес к вашей персоне высок, – с этими словами Травкин показал указательным пальцем на потолок.
– О, уважаемый господин Травкин, я прекрасно понимаю, откуда дует ветер и чем это все может кончиться! – с легкой улыбкой на губах произнес Суздалев. – Давайте без банальных намеков. Не по чести как-то.
– Вы правы. Время – золото, – многозначительно сказал следователь и добавил: – Итак, начнем.
– Да, – негромко протянул граф. – Золото империи. Помню, помню. Судя по всему, теперь золото пойдет ко дну. – Губы его тронула легкая усмешка, когда он вспомнил слова своего односума, когда тот утверждал, что именно они и есть истинное золото империи, ее достояние.
– Что, простите? – не понял следователь, отрываясь от бумаг и шурша. Глаза его смотрели поверх листов документов на графа.
– Я о том, что любое золото может легко превратиться в прах. Как говорит мой неподражаемый друг: не все то золото, что блестит. – Суздалев задумчиво посмотрел на Травкина. Тот, ничего не поняв, не показал вида, что смутился, и, не вдаваясь в подробности сказанного, начал задавать вопросы.
– Скажите, Иван Матвеевич, как вы, боевой офицер, георгиевский кавалер, имеющий боевые награды, будучи не единожды раненным на поле боя, связали свою жизнь с ложей масонов?
Лицо следователя выражало неподдельное любопытство. Ему действительно был непонятен порыв сидящего перед ним человека, овеянного славой, привыкшего с рождения к роскоши и оказавшегося в списках тех, кто напрямую связан с покушением на императора.
– Скучно жить, знаете ли, стало. Нет привычного на войне куража. Хотелось чего-то освежающего, – голос графа звучал монотонно, с долей безразличности.
– Так влюбились бы!
– Не помогло! – сказал, как отрезал, граф.
– Помилуйте, Суздалев, – следователь неосознанно назвал графа по фамилии и тут же поправился: – Иван Матвеевич, есть множество способов, чтобы освежить, как вы выражаетесь, свою жизнь. Но не связывать себя с организацией, запрещенной в Российской империи! Поймите, я сейчас пытаюсь понять в первую очередь как человек! – Травкин положил руку на область сердца, показывая тем самым свое полное расположение к задержанному.
– Не стоит, господин титулярный советник! Что сделано, того не вернешь. За ошибки, как и по картежным счетам, граф Суздалев привык платить! – голос его зазвучал с нотками легкой надменности. – Что вы знаете о чести, господин следователь?
Травкин посмотрел на слегка наклонившееся к нему сиятельное лицо и нахмурился, напоминая:
– Вопросы здесь задаю я!
– Помню. – Граф приподнял подбородок и посмотрел на следователя несколько свысока. Травкин остался равнодушным к порыву задержанного.
– Хотите откровенно?! – продолжил титулярный советник. – Что касаемо меня, то лично я вам симпатизирую и не вижу никаких крючочков, чтобы зацепиться за ваши действия и направить их против вас. Не нахожу и доказательств вашей вины, а высасывать из пальца не в моих правилах. Все под Богом ходим. Но… – Тут Травкин несколько раз постучал по столу указательным пальцем и, повысив голос, продолжил: – Тут лежит писулька из канцелярии самого государя с требованием найти то, чего нет. А именно, доказательства вашей вины! Понимаете, какая каша заварилась?! А теперь представьте, какой запах будет у этой каши! Полетят не только погоны! – Травкин почти перешел на крик. Ему было жаль Суздалева, и он рад был бы помочь, но граф сам не шел на контакт, продолжая играть в героя, а над ним как следователем висел дамоклов меч в виде приказа из канцелярии императора.
– Господин титулярный советник! – невозмутимо ответил Суздалев. – Я более чем уверен, что все это – простое недоразумение. И вскоре все разрешится. Я – боевой офицер, спасший жизнь государю, вы же знаете об этом не хуже меня! В чем мне сознаваться? В спасении монаршей особы?! В том, что я состою в ложе? Так кто в ней не состоит? Разве только что ленивый. Это модно сейчас!
– Я в ней не состою.
– Удивительно, – съехидничал Иван Матвеевич. – Написать рекомендации? Да вы не тушуйтесь, господин титулярный советник. Рекомендательные письма – это на века. Без них никуда.
– Дорогой Иван Матвеевич. – Травкин попытался как можно мягче выразить свои мысли. – Вы не слышите или не хотите меня слышать. Речь идет о покушении на государя, в котором первую скрипку играли сами масоны! Ваши доводы о спасении императора совершенно не учитываются им самим. К тому же кому как не вам знать, что ваша кузина – фаворитка Александра Третьего, а ваша любовь к ней для монарха нашего как красная тряпка для быка. Когда его величество в ревностных чувствах, то его гнев не знает границ! Неужели мне нужно вам все это разжевывать?! Ваше будущее на данный момент – это в лучшем случае каторга лет на двадцать пять. Вам это понятно?!
Суздалев изменился в лице.
Прежнюю гордость сдуло как ветром, но он не потерял чувство достоинства.
– Я принимаю удар судьбы таким, каков он есть! Я не привык прятаться за спины. А уж тем более когда речь идет о любимой мною женщине! Между прочим, вы сами мне советовали в кого-нибудь влюбиться! Это была роковая любовь! Я не мог удержаться!
– Это все ваша скука. Нашли в кого влюбляться! Что?! Мало достойных барышень?!
– Но такая – одна!
– Ага, потому что она любимая фаворитка императора. Может, вас именно это заинтересовало, господин Суздалев? Такая ведь интрижка по вам? При чем здесь красота вашей кузины, когда можно походить по лезвию ножа. Но соскочить-то с него не получилось!!! Вляпались по полной!!!
– Я устал, – голос графа зазвучал будто из подземелья, лицо его стало бледным. Вся мимика говорила о том, что разговор не имеет смысла. – Я устал. – вновь повторил он. – Потрудитесь распорядиться, чтобы меня сопроводили в камеру!
Травкин с сочувствием посмотрел на задержанного.
– Что ж! Ваше право, – следователь покачал головой и внезапно спокойным голосом спросил: – Есть ли какие пожелания? Все ли вас устраивает?
– Все как нельзя лучше, учитывая мое положение! – произнес Суздалев, встав на ноги, одернул мундир и кивнул головой.
– Пичугин! – раздался голос следователя. На этот раз дверь отворилась сразу, и на пороге показался полицейский. – Сопроводи!
– Слушаюсь, господин следователь!
Травкин смотрел в спину удаляющегося Суздалева: прямая осанка, величественный взгляд сверху вниз. Следователь не удержался и покачал головой:
– Подумайте на досуге, граф, о чем я вам сказал. Прошу, подумайте! – сказал вслед титулярный советник. Граф не ответил, не обернулся, лишь слегка пожал плечами.
– Пичугин! – бросил Травкин, вытирая выступившую испарину со лба: проклятая плебейская привычка. Вот почему так? Словно сам виноват в чем-то, а всего-то поговорил с сиятельном лицом. Полицейский обернулся, тараща глаза и ловя каждый жест своего начальника. – Давай следующего на допрос!
– Кого изволите?
– «Кого»? – передразнил следователь. – Казака. Билого, черт тебя дери! Ох и загремишь у меня в городовые! – А на ком еще сорвать злость, как не на подчиненным?
Пичугин испуганно захлопал глазами и вынес свое тело рывком в коридор, случайно толкнув стоящего Суздалева. Полицейский чуть было не упал, но граф подставил ему руку, что помогло удержать равновесие.
– Благодарствую, ваше сиятельство, – негромко произнес полицейский, испугавшись.
– Пустяки! – грустно ответил Суздалев. – Веди уж.
Видно, «перевод в городовые Пичугина» возымел результат, не успел следователь снова углубиться в бумаги, как в двери робко стукнули. Следователь разогнал рукой сизый дым. «Надымил», – подумал он, досадливо морщась. Захотелось на свежий воздух. Под цветущие акации.
В проем просунулась голова полицейского. Молодец старательно тянул губы в преданной улыбке:
– Можно?
– Давай, голубчик! Не томи! – поморщился титулярный советник, махая рукой. «Да чтоб тебя!»
– Слушаюсь! – гаркнул амбал, открывая широко дверь и пропуская вперед себя казака.
Билый коротко зыркнул, оценивая новую площадку местности, и незаметно расслабился.
– Ааа! Николай Иванович! – Травкин поднялся из-за стола и направился навстречу вводимому в кабинет полицейским Билому. Заулыбался. Раскрыл руки, как для объятий, но передумал. Стушевался в самом конце. – Вот и свиделись.
– Да уж, свиделись! – наигранно ответил Микола, крестясь на угол кабинета с маленькой иконкой и горящей лампадкой. – Прям хоромы у вас здесь! По-царски встречаете.
– Ну, дорогой Николай Иванович, – продолжил мягко следователь, слабо улыбаясь. – Не моя вина в том, что не при других обстоятельствах встречаемся. Не моя.
Травкин сердито махнул рукой полицейскому, и тот мигом исчез за дверью. Махнул так рукой, отдавая честь, что чуть не выбил себе глаз.
– Пичугин! – простонал вполголоса следователь.
– Рад стараться, вашбродь! – отчеканил детина и вылетел в коридор, едва не снеся дверь.
Билый покосился полицейскому вслед.
– Вы их сами розгами порете, что ли? Или сметаной перекармливаете?
– Боже упаси, Николай Иванович! Страсти-то какие говорите! С чего взяли?
– Боятся вас, – сказал казак, зевая и отворачиваясь от двери. – Чую.
– Боятся – значит, уважают! Да вы присаживайтесь, Николай Иванович, – указав на стул, сказал следователь. – Разговор у нас с вами будет долгий, и в ногах, как говорится, правды нет!
– Присесть-то можно, так насиделся я уже в камере-то, – ответил казак. – Знать бы, как долго еще и за что? Разъяснения дадите?
– Ну, я не гадалка, Николай Иванович, – голос следователя звучал с легкой иронией. – Но кое-что определенно сказать могу.
Билый хмыкнул и выжидающе посмотрел на него. Казак плохо скрывал тревогу. Не по нутру ему было эта канитель. Еще и сознательно не говорят «господин подъесаул». Боятся ранить. А куда больше? И так душу вывернули наизнанку.